В новом 1404 году французские принцы собрались в Париже при дворе без короля. Карл VI отлучился незадолго до Рождества. Это был традиционное время для обмена подарками и планирования военных операций на следующий год. Совет в полном составе собрался 7 января 1404 года, чтобы рассмотреть вопрос о войне с Англией. Герцог Орлеанский не присутствовал. Вечно переменчивый, упрямый, но легко унывающий, Людовик к этому времени отказался от планов вторжения в Италию и расплатился с армией, которую собрал в долине Роны. Но он задержался в Авиньоне из-за трудных переговоров с Бенедиктом XIII и вернулся в Париж только в следующем месяце. Однако важнейшие решения уже были согласованы летом предыдущего года и отражали программу Людовика. Следующая крупная конференция с англичанами должна была открыться в Лелингеме 1 марта 1404 года, и, согласно французским расчетам, их обязательство соблюдать перемирие истекало через три недели, 20 марта. Совет решил, что оно не будет продлено. Сразу после истечения срока действия перемирия планировалось начать войну с Англией на нескольких фронтах. Основными военными операциями должны были стать давно запланированные кампании против оставшихся английских владений в Кале и Гаскони. Но теперь предусматривалась и третья армия, которая должна была быть направлена в Уэльс для поддержки Оуэна Глендауэра. По словам осведомителей Генриха IV, Совет также решил направить посольства с просьбой о помощи в Шотландию, Милан и Бретань в дополнение к посольству Шарля де Савуази, которое уже действовало в Арагоне и Кастилии. Для оплаты всей этой деятельности новая талья, согласованная между принцами в июле, теперь была подтверждена и установлена в размере 800.000 ливров, что стало самым крупным налогом с момента его введения в 1380-х годах. Постановили, что налог будет взиматься в конце апреля. Эти решения были утверждены королем, когда он восстановил свои силы в конце января. Талья была должным образом оглашена 30 января. Три присутствовавших королевских герцога поклялись, что средства от налога будут потрачены исключительно на войну, за исключением 200.000 ливров, которые предназначались королю Наварры в обмен на передачу короне крепости-порта Шербур. Герцог Орлеанский, объявили они, в свое время принесет такую же клятву[156].

Сообщения о заседаниях французского Совета уже достигли Англии, когда неделю спустя в Вестминстере открылся Парламент. Вступительная речь канцлера была наполнена предчувствиями. Он рассказал о недавних событиях в Уэльсе и Шотландии, о восстании Перси, о захвате власти герцогом Орлеанским во Франции, о рейдерском флоте, собранном графом Сен-Полем, и об угрозе Кале и Гаскони. Обсуждения в обеих Палатах были омрачены ежедневно поступающими сообщениями о "врагах и мятежниках". В Палате Общин считали, что в любой момент может вспыхнуть новое восстание, из-за чего Парламент будет распущен, поскольку король и лорды будут заняты борьбой с мятежниками, и все в третий раз с 1399 года повторили клятву верности. Но всякое впечатление единства было подорвано жестокой атакой Палаты Общин на управление королем своими финансами. Парламентарии были убеждены, как и многие их предшественники, что при правильном использовании таможенных сборов и доходов с королевских владений вместе с сокровищами, оставленными Ричардом II, средств будет достаточно для финансирования всех расходов на войну в Уэльсе, защиту шотландской границы, защиту побережья от французских флотов и подавление внутренних мятежей. Король, жаловались они, санкционировал расточительные расходы на гранты фаворитам и "различным дамам" и на погашение займов у итальянских банкиров, в то время как его замки не ремонтировались, а войска не получали жалованья. В обвинениях Генриха IV в том, что его расходы были экстравагантными, а гранты — чрезмерными, была доля правды. Но опасения парламентариев были преувеличены. Их вера в то, что расходы на оборону могут быть покрыты без общего налогообложения, была совершенно нереалистичной, как и в 1370-х и 1380-х годах, когда они высказывали те же самые претензии. В итоге все, за что они были готовы проголосовать в качестве налога, — это налог на доходы от земельных владений в размере всего 12.000 фунтов стерлингов, что составляло менее трети от стандартной парламентской субсидии. Более того, доходы должны были поступать не в казну, а в специальную комиссию военных казначеев, подотчетных Палате Общин. Комиссия, состоящая из клерка и трех лондонских бизнесменов, должна была расходовать деньги исключительно на оборону. Такая скупость была вызвана недоверием к компетентности короля и честности его слуг. Но это оставило Англию в опасности перед самой значительной угрозой со стороны Франции в течение двух десятилетий[157].

Палата Общин не питали иллюзий относительно реальности угрозы. Большая часть февраля была потрачена на составление большого обращения от имени короля, Палаты Лордов и Общин, адресованного "прелатам, пэрам, лордам духовным и мирским и всему сообществу Франции". Это был длинный протест против поведения французов за последний год: вызовы герцога Орлеанского и графа Сен-Поля, нападения на Англию и Бордо зимой и приостановка дипломатических контактов с осени прошлого года. Если перемирие нарушится и прольется еще больше христианской крови, заявили парламентарии, это будет делом рук Франции, а не Англии. В документе указывалось, что английские послы находятся в Кале в ожидании открытия конференции, назначенной на 1 марта, но не было никаких признаков французского посольства, а письма английской делегации все еще оставались без ответа. Собираются ли французы участвовать или нет? Резолюция Парламента была задумана как прямое обращение к французскому политическому сообществу, попытка обойти личную неприязнь к Генриху IV среди королевских принцев, которая подорвала четыре года разочаровывающей и безрезультатной дипломатии. Задача по доставке обращения была возложена на рыцаря из Глостершира сэра Джона Чейна, который входил в королевский Совет и четыре раза был спикером Палаты Общин. Ему было поручено доставить документ в Париж и лично передать его французскому королевскому Совету. Генрих IV, возможно, нереалистично, ожидал больших результатов от миссии Чейна и приказал капитанам крепостей вокруг Кале воздерживаться от любых военных действий в течение двух месяцев, которые, как ожидалось, займет поездка Чейна, за исключением тех, которые будут направлены против графа Сен-Поля лично. Но герольд, посланный с просьбой о выдаче охранной грамоты, был возвращен французским капитаном Булони, а граф Сен-Поль пригрозил арестовать Чейна, если он его поймает. Чейн, по-видимому, смог передать обращение английского Парламента Жану де Анже в Кале в июне, но сам он не ушел дальше городских ворот[158].

К тому времени, когда Анже получил английское обращение, события уже развивались. В Сен-Мало с начала года готовилась очень крупная каперская экспедиция. В гавани было сосредоточено около 150 бретонских кораблей, еще больше готовилось в портах Нормандии. Кроме экипажей и нескольких отрядов арбалетчиков, на корабли было набрано около 2.000 человек. Капитанами кораблей были Жан де Пенуэ и Гийом дю Шатель, два бретонских дворянина, возглавлявшие набег на Плимут в августе прошлого года. Они получили явное одобрение королевских герцогов. Когда французская делегация не появилась в Кале 1 марта, Генрих IV и его министры предположили самое худшее. Это был первый случай, когда французы полностью прервали дипломатические контакты или допустили нарушение перемирия 1396 года. Высадка французского десанта в Англии была объявлена неизбежной. Адмиралам было приказано сосредоточить все имеющиеся корабли в Даунсе у побережья Кента. Со всей Англии в Лондон были вызваны войска для погрузки на корабли, а береговая охрана была выставлена для защиты побережья.