Единственным человеком, к которому Дофин не обращался, была его мать Изабелла Баварская. Отношения между матерью и сыном были холодными с момента заключения королевой союза с Иоанном Бесстрашным в ноябре 1417 года. Однако она была его единственной надеждой остановить стремительное бегство бургиньонов в объятия англичан. Изабелла была сторонницей союза с английским королем, когда речь шла лишь о военном сотрудничестве и разделе территории. Но она испытывала сильнейшие сомнения по поводу требований английского короля о наследовании французской короны и отказалась участвовать в его переговорах с герцогом Бургундским. Как опекун невменяемого Карла VI она имела все шансы затормозить продвижение к заключению договора. Ее позицию поддержали важные лица в Париже, люди, которые, как и королева, поощряли переговоры с англичанами, не понимая, к чему они приведут. Манифест герцога Бургундского, от 2 декабря, о принятии английских условий прибыл в столицу примерно через две недели после того, как был скреплен печатью. Он был зачитан в зале Парламента в присутствии советников короля находившихся в городе и толпы видных парижан. Все они одобрили его путем аккламации. Но на улицах Парижа было много недовольных. Звучали жалобы на то, что король и королева не могли одобрить подобное, и требования по-новому взглянуть на возможность создания большого союза всех партий против англичан. Эта идея вряд ли была реалистичной после жестокого убийства одного из лидеров двух партий. Но королева, усмотрев альтернативный выход из создавшейся ситуации, восприняла ее с энтузиазмом. Изабелла написала своему сыну в Бурж, призывая его приложить новые усилия для преодоления разногласий во Франции и сообщила, что готова покинуть Труа и присоединиться ко двору Дофина. Очевидно, Изабелла предполагала взять с собой свою дочь Екатерину, тем самым прекратив все дальнейшие разговоры о ее браке с английским королем. В Бурже царила эйфория, когда незадолго до Рождества пришло это письмо. Переговоры с Изабеллой были поручены канцлеру Дофина Роберту ле Масону и его финансовому советнику Раймону Рагье, которые оба были бывшими офицерами королевского дома. Они убедили себя в том, что урегулирование десятилетней гражданской войны возможно, и отправили в Труа восторженный ответ. Тем временем Дофин написал парижанам письмо, призывая их объединиться против сторонников договора. Епископ Парижа, Жерар де Монтегю, бежавший из города во время резни, поддержал просьбу Дофина, призывая "добрых французов" Парижа объединиться с регентом[826].

Вся эта суета оказалась преждевременной, поскольку оппозиция королевы смене династии была быстро подавлена. Изабелла была бессильна в Труа. Там было полно войск герцога Бургундского. Короля, королеву и принцессу Екатерину повсюду сопровождали офицеры герцога, и за ними велось пристальное наблюдение на случай, если они попытаются улизнуть. Вдовствующая герцогиня Бургундская позаботилась о том, чтобы заручиться поддержкой советников короля в Труа. Она посылала подарки бургиньонам, заседавшим в Совете, чтобы поощрить их быть "усердными в интересах герцога". Один из ее собственных старших советников прибыл из Дижона, чтобы усилить их ряды и присматривать за королевской семьей. В начале января 1420 года к ним присоединился личный представитель Генриха V Луи Робесар. Робесар происходил из Эно, из семьи натурализовавшейся в Англии во времена правления Эдуарда III. Он был близким другом Генриха V и активно участвовал в завоевании Нормандии. Он также был опытным и убедительным дипломатом, прекрасно говорившим по-французски, с хорошими связями во Франции и достаточным состоянием. О намерениях Изабеллы Баварской в последующие недели не сохранилось никаких записей. Но она находилась под сильным давлением, и выбор у нее был невелик. Королевский двор находился в жалком состоянии, содержался скудно, а его доходы иссякали. Доходы от ее собственных владений сильно сократились в результате гражданской войны и завоевания Нормандии англичанами, а пособие из королевской казны сократилось более чем наполовину. Ее сотрудничество было легко купить. Офицеры герцога обещали погасить задолженность по ее пособию, номинально за счет доходов герцогства. Вполне вероятно, что Робесар обещал ей значительное увеличение пособия, как только Генрих V станет регентом. К 17 января 1420 года Изабелла отказалась от своих возражений против английских условий. В Труа был издан ордонанс, который предписывалось еженедельно зачитывать в рыночные дни по всей Франции. В нем Дофин обличался как убийца, предатель, лжесвидетель и "враг общего блага, Бога и справедливости". Его преступления объявлялись отрезавшими все пути к миру. Ордонанс не объявлял его бастардом, как иногда предполагают, но в нем королева отрекалась от сына политически. Принц объявлялся не имеющим права наследовать престол или занимать какую-либо государственную должность во Франции. Соглашение Филиппа Бургундского с Генрихом V было объявлено заключенным с одобрения Карла VI, и официально ратифицированным от его имени, что было неправдой. Это громогласное подтверждение бургиньонского контроля над судьбой монархии положило конец возражениям против смены династии в Париже[827].

Весна в 1420 году наступила рано. Фиалки зацвели в январе, а розы — к Пасхе. Наступившее потепление положило конец дровяному кризису в городе. Но хлеб по-прежнему был недоступен. Пряности, инжир, изюм и миндаль полностью исчезли с рынков. Не было и свежего мяса. Перемирие с англичанами открыло путь по реке в Нормандию и в какой-то степени облегчило ситуацию с поставками продовольствия. Но на всех остальных направлениях снабжение города было прервано из-за кольца дофинистских гарнизонов вокруг него. В Компьене старый сторонник арманьяков Гийом де Гамаш теперь держал небольшую армию из нескольких сотен всадников. В ноябре он захватил важный бургиньонский город Руа на главной дороге из Парижа в Аррас. Другой большой отряд дофинистов действовал из Гиза под командованием двух молодых гасконских авантюристов, Жана Потона де Сентрая и Этьена де Виньоля (известного как Ла Ир), братьев по оружию, которые прибыли на север вслед за Бернаром Арманьяком и только начали свою военную карьеру. В октябре 1419 года они начали распространять свою сеть гарнизонов на восток, в Шампань. Они захватили обнесенный стеной город Крепи-ан-Лаонне с помощью ночной эскалады и создали там гарнизон в несколько сотен человек, который распространил ужас и разрушения на большую часть Лаонне и Вермандуа. К декабрю они проникли за Реймс, создав еще одну базу в Витри-ан-Пертуа. Действия этих гарнизонов были единственным средством Дофина противостоять приближающейся катастрофе англо-бургундского союза, но в Париже они лишь укрепляли поддержку этого союза на улицах[828].

В военном смысле это были булавочные уколы. Но они имели значительное политическое влияние, особенно в Париже. Жан Люксембург, бургиньонский командующий в этом секторе, с трудом сдерживал их при поддержке новых английских союзников герцога. 18 января 1420 года Руа сдался ему после месячной осады, которую вела армия из нескольких тысяч человек, включавшая всех самых известных капитанов герцога и артиллерийский парк. Гарнизон дофинистов отступил на юг к Компьеню под защитой конвоя Жана Люксембурга, но был уничтожен при попустительстве своих сопровождающих английскими войсками численностью 2.000 человек, подошедшими из Нормандии. Из Руа англичане двинулись на восток и объединились с 400 латниками парижского гарнизона, чтобы приступить к сизифову труду по очищению от дофинистских гарнизонов территории между столицей и Шампанью. Старый замок Людовика Орлеанского в Трамбле и близлежащая крепость Даммартен, ближайшие к Парижу опорные пункты дофинистов, были осаждены. Их гарнизоны отступили под покровом ночи, поджегши при отходе обширное поместье аббатства Сен-Дени, в котором хранилась большая часть урожая зерна в округе. Осаду Крепи-ан-Лаонне Филипп Бургундский вел лично при поддержке небольшого английского контингента под командованием графа Уорика. Окончательно город сдался около 11 марта после того, как большая часть его стены была разрушена подведенными минами. Условия капитуляции были суровым напоминанием о раздорах во Франции. Наемники Дофина, итальянские, испанские и гасконские, а также те, кто прибыл из подконтрольных ему провинций, рассматривались как военнопленные, и им разрешили торговаться за свою жизнь. Они покинули эти места во главе с самим Ла Иром, ехавшего в накинутом на доспехи алом плаще и сопровождаемым всадниками в ливреях. Но, по мнению Филиппа, их соратники из северных провинций являлись предателями. Их передали маршалу-прево и повесили на деревьях вдоль дороги[829].