Генрих V был явно ошеломлен. Он посовещался с епископом Даремским и двумя другими советниками. Они посоветовали принять предложение, но при условии, что сумма залога за герцога Бурбонского будет увеличена до 240.000 экю. По их мнению, существовал определенный риск того, что герцог и Гокур могут скрыться, но на этот риск стоило пойти, чтобы возобновить переговоры с французским правительством. В итоге инициатива герцога Бурбонского не увенчалась успехом, так как он не смог вовремя собрать залог. Гокур был условно-досрочно освобожден до 31 марта, чтобы вернуться во Францию. Но у него не было такого личного влияния, как у герцога Бурбонского, и он не имел ничего общего с политиками в Париже. Тем не менее, этот инцидент показателен. Он показал, насколько пали духом пленники Азенкура в Англии, когда каждое новое сообщение с другого берега Ла-Манша подтверждало, что Франция скатывается к гражданской войне, и перед ними открывалась перспектива пожизненного заключения во враждебной стране. Это также, возможно, самая четкая запись военных целей Генриха V, когда он готовился начать свое второе вторжение в Нормандию. В Париже цена Генриха V была уже хорошо известна. Арманьякские министры решили не платить ее, даже если бы это означало столкновение сразу с двумя врагами. В течение более года между Англией и Францией не было никаких дипломатических обменов по существу[632].

Во время переговоров Генриха V с герцогом Бурбонским уже началась подготовка ко второму вторжению во Францию. Нескольким десяткам капитанов было предложено сообщить офицерам короля о том, сколько латников и лучников они смогут привести во Францию. В феврале 1417 года они предстали перед Советом в Лондоне, чтобы заключить контракты на военную службу. Общая численность новой армии должна была составить около 3.000 латников и 9.000 лучников, что лишь немного меньше, чем в армии 1415 года. В контракте предусматривалась служба в течение года, и каждый отряд должен был взять с собой достаточно продовольствия, чтобы прокормить себя в течение шести месяцев. Планировался мощный осадный обоз, "снаряжение, собранное и хорошо подготовленное, как и подобает такому милостивому королю", — писал лондонский хронист. Было набрано не менее 1.000 плотников, каменщиков, рудокопов и других ремесленников. Вместе с королевскими клерками, капелланами и ремесленниками вся армия, должно быть, составляла что-то около 16.400 человек, указанных современными хронистами. По плану экспедиция должна была отплыть в первой половине мая[633]. В итоге она задержалась почти на три месяца. Главными проблемами, как всегда, были корабли и деньги.

Чтобы перевезти армию через Ла-Манш со всеми ее лошадьми, запасами и снаряжением, потребовалось бы более 800 судов. Реквизиция торгового флота началась рано, в конце января 1417 года, но вряд ли она обеспечила более 300 судов. Некоторые крупные транспортные суда были реквизированы у иностранцев в английских портах. Среди них было по меньшей мере девять венецианских и шесть генуэзских коггов, а также три корабля немецких ганзейских городов, реквизированных на английскую службу офицерами адмиралов к ярости их хозяев. Пять портов добавили еще пятьдесят семь кораблей. Дефицит судов все равно сохранился, и лишь частично был восполнен за счет фрахта за границей, в Голландии, Зеландии и Брабанте. По непонятным причинам корабли становилось все труднее найти. В составе флота вторжения 1417 года зарегистрировано по меньшей мере 129 зафрахтованных иностранных кораблей, что составляет менее пятой части от числа кораблей, нанятых для предыдущего вторжения. Список может быть неполным, но при любом раскладе ощущалась серьезная нехватка транспортных судов, и в конечном итоге оказалось необходимым доставить армию во Францию двумя последовательными переходами[634].

Главным изменением с 1415 года стало быстрое увеличение собственного флота короля. Генрих V унаследовал от своего отца всего восемь кораблей, в основном небольших, но уже через четыре года своего правления он обладал значительным флотом: два больших корабля, три генуэзских каррака, захваченных герцогом Бедфордом в сражении у Арфлёра, семь других парусных судов и одиннадцать гребных баланжье и балингеров. Еще несколько судов строились в Соленте и на Ротере (Восточный Суссекс) с осени прошлого года под руководством Уильяма Каттона из Уинчелси, управляющего королевскими кораблями. Эти корабли, вместе с захваченными итальянскими и кастильскими, в конечном итоге должны были довести численность королевского флота до более чем тридцати судов. Такое внезапное внимание к королевскому флоту в стране, которая традиционно полагалась на каперов, реквизированные и зафрахтованные торговые суда, было прямым ответом на французскую тактику блокады основных речных устьев Атлантического побережья. Генуэзские и кастильские союзники Франции развертывали большие вооруженные караваны грузоподъемностью в несколько сотен тонн, которые не имели аналогов в английском торговом флоте. Эти огромные корабли были менее маневренными, чем маленькие английские корабли, но они перевозили больше солдат, а их высота борта была главным преимуществом в эпоху, когда абордаж и таран были основными методами ведения морской войны, а луки и стрелы — главным оружием. Первый большой корабль Генриха V, Trinity Royal, который служил ему флагманом в 1415 году, имел грузоподъемность 540 тонн. Более поздние приобретения были крупнее. Holigost, реконструированный кастильский корабль, перевозил 760 тонн, а Jesus, строительство которого было завершено в ноябре предыдущего года, при грузоподъемности в 1.000 тонн был самым большим кораблем в Англии. Это были настоящие боевые корабли, а не транспортные суда. Некоторые из них были оснащены пушками. На Holigost их было семь. "На что надеялся король, когда вступал в борьбу с такими кораблями, и что он думал? — вопрошал чиновник, написавший Libelle of Englyshe Policye (Клевета на английскую политику) в следующем царствовании, когда все это перешло в область ностальгии и упреков, — это была не гордыня, а то, что он сделался господином в окрестных морях"[635].

Главной проблемой в 1417 году, как и в предыдущие годы, были финансы. Капитаны имели право на получение жалованья за первый квартал до отплытия корабля. По мере приближения даты отплытия денег на руках уже не было. Их пришлось занимать в течение нескольких недель, когда люди и корабли простаивали в портах, а жалование экипажу и плата за фрахт продолжала начисляться. В конце апреля 1417 года правительство приняло решение о принудительном займе. Большое количество видных людей было вызвано по именам, чтобы предстать перед королем и его Советом в Рединге и Солсбери для оценки займов которые они могут предоставить, а уполномоченные были посланы объезжать графства в поисках богатых людей, городов и монастырей, у которых можно было бы взять в долг. Такими методами было собрано около 300 займов на общую сумму 31.595 фунтов стерлингов. Почти половина этой суммы поступила от одного человека, дяди Генриха V, канцлера Бофорта, который в начале июня предоставил огромный заем в размере 14.000 фунтов стерлингов под будущие таможенные поступления Саутгемптона. Весь процесс заимствования стал примером того, как средневековые военные финансы работали по принципу "из рук в руки". Как только деньги поступали в казну, они тут же уходили на оплату войск, собирающихся в Саутгемптоне и Солсбери, а также корабельщиков и моряков, рассеянных в гаванях от Кента до Корнуолла. Тем временем дата отправки армии откладывалась неделя за неделей[636].

Генрих V был всегда скрытен в своих планах, и в некоторых отношениях они менялись в течение года[637]. Первоначальное намерение состояло в том, чтобы высадить армию у Арфлёра. Оттуда Генрих V намеревался возобновить стратегию, которая была нарушена в 1415 году из-за решительного сопротивления Арфлёра и потери большей части его армии от дизентерии. План предусматривал методичное завоевание Нормандии город за городом, замок за замком, при необходимости в течение длительного времени. Генриху V необходимо было завоевать и удержать достаточную территорию, чтобы быть самодостаточным как в военном, так и в финансовом отношении. В противном случае все расходы на войну во Франции легли бы на население Англии, как это было при Эдуарде III и Ричарде II. Генрих V достаточно хорошо знал историю, чтобы понять, что английский правящий класс не желал и, вероятно, не мог нести это бремя более чем относительно короткий период. Король должен был создать какую-то форму управления на завоеванных территориях. Грабежи не могли заменить налоги, а страх не мог заменить власть. Генрих V, уделяя внимание финансам и управлению, понимал эти вещи лучше, чем его знаменитые предшественники. В Нормандии он намеревался заполнить собой вакуум власти, оставленный гражданскими войнами во Франции, так, как этого не смог сделать Эдуард III.