Более широкие цели Генриха V после взятия Арфлёра менее ясны. Капеллан считал, что его первой целью будет "возвращение герцогства Нормандия, которое принадлежало по праву его короне со времен Вильгельма I". Это, конечно, согласуется со всем, что король говорил и делал, когда прибыл туда. Но Генрих V был реалистом, и его политика на этом этапе, вероятно, оставалась традиционной политикой Эдуарда III и Ричарда II. Как и они, Генрих V намеревался нанести удар на севере с целью выторговать уступки на юго-западе. Вскоре после того, как Большой Совет разошелся, Генрих V поручил епископу Куртене сделать нотариальную выписку из договора от мая 1412 года с арманьякскими принцами, по которому его отцу были предложены все территории, уступленные Эдуарду III по договору в Бретиньи в 1360 году. Перед отъездом во Францию он отправил этот документ как заявление о своих справедливых претензиях германскому королю Сигизмунду и церковному собору, заседавшему в Констанце. На данный момент восстановление условий договора в Бретиньи, вероятно, все же его удовлетворило бы[515].
Подготовка Генриха V к 1415 году отражала серьезные размышления о прошлом и будущем английской войны во Франции. Самой поразительной особенностью комплектования армии была исключительно высокая доля лучников, около четырех пятых от общей численности. Это ознаменовало собой резкое ускорение давней тенденции. Соотношение лучников и латников в английских армиях во Франции постепенно увеличивалось на протяжении XIV века: от одного к двум латникам в начале англо-французских войн в 1330-х годах до одного к одному к 1380-м годам. Армия, вторгшаяся во Францию под командованием герцога Кларенса в 1412 году, имела трех лучников на каждого латников, и такое же соотношение прослеживается в контрактах на службу 1415 года[516]. Но доля лучников была намеренно увеличена до примерно четырех к одному за счет набора отрядов лучников в Честере, Ланкашире и северном Уэльсе. Лучники были дешевле и более многочисленны, чем обученные латники, что, несомненно, способствовало этому изменению. Но главная причина, по-видимому, была тактической. Недавний опыт Уэльса и гражданских войн в Англии подчеркивал важность лучников в набегах, осадах и сражениях.
Развитие технологий лишило длинный лук некоторых его преимуществ. С появлением стального арбалета в конце XIV века он уже не имел того преимущества в дальности стрельбы, которым обладал во времена Креси. Пластинчатые доспехи, изготовленные из относительно легкой закаленной стали с изогнутыми поверхностями для отклонения наконечников стрел, обеспечивали гораздо лучшую защиту, чем кольчуга. Но стальные арбалеты еще не были распространены во Франции, а латные пластины высшего сорта были дорогими и все еще сравнительно редкими. Даже те, у кого они были, не желали жертвовать подвижностью и зрением, заключая себя в них полностью. Лицо, бедра и суставы оставались уязвимыми. На поле боя длинный лук по-прежнему был королем. Его главным преимуществом была скорострельность. Опытный лучник мог выстрелить до десяти раз за то время, которое требовалось для перезарядки арбалета — медленной и неудобной операции, обычно выполняемой с помощью стремени или лебедки. Наконечники стрел были снабжены узкими стальными режущими кромками, что позволило достичь высокой степени пробития на короткой дистанции даже пластинчатых доспехов. С тактической точки зрения, лучники, умело развернутые в большом количестве, оставались разрушительным оружием войны. Археология и хроники свидетельствуют о том, что плотные и частые залпы стрел, выпущенные большими группами лучников, были причиной ужасающих ранений на поле боя и вызывали панику среди плохо защищенных боевых коней. В течение следующих сорока лет длинному луку предстояло занять еще большее место в английской манере ведения войны, чем в предыдущем столетии. Сила Англии, как скажет сэр Джон Фортескью в следующем поколении, "больше всего держится на наших метких лучниках"[517].
Двумя основными инструментами английской войны во Франции в XIV веке были шевоше — мощный конный рейд на большие расстояния, сопровождавшийся целенаправленным разрушением страны; и захват крепостей, иногда королевскими гарнизонами, но обычно нерегулярными отрядами рутьеров, действующих от имени короля, которые контролировали ограниченную территорию вокруг стен, часто включая важные узловые пункты на крупных дорожных и речных артериях. Оба этих метода имели общую цель. Они были призваны заставить французское правительство подчиниться страху: страху перед огнем, грабежами и мародерством; страху перед политическим унижением, когда неспособность короны защитить своих подданных станет всем ясна; страху перед крупномасштабным региональным дезертирством людей, напуганных потерей своих земель. Оба метода неизменно в итоге оказывались безуспешными. Огромные приливные волны разрушений, связанные с шевоше, обрушивались на провинции Франции, а затем отступали, позволяя жизни постепенно вернуться к своим традиционным формам. Они редко приводили к долговременному изменению лояльности населения. Компании рутьеров причиняли сельскому населению более серьезные лишения. Но их действия были эпизодическими, непоследовательными и после 1369 года в основном ограничивались юго-западом. Слабость английской стратегии в XIV веке заключалась в неспособности английских командиров занять территорию помимо изолированных прибрежных барбаканов Кале, Шербура и Бреста. Генрих V явно изучал кампании Эдуарда III и слишком часто следовал его примеру, чтобы это могло быть совпадением. Но в этот раз он изменил стратегию. Король не планировал, что экспедиция 1415 года будет простым набегом, пусть и разрушительным, а хотел захватить и оккупировать территорию с целью окончательно ослабить французское государство и подорвать его способность сопротивляться его требованиям. Мало что так красноречиво символизировало изменение стратегии, как артиллерийский парк короля. Артиллерия в XV веке была в первую очередь осадным оружием, и именно к войне осад готовился английский король.
Пороховая артиллерия едва ли была новинкой. Она была завезена в Европу, вероятно, из Китая, примерно в начале XIV века, и короли Англии были одними из первых, кто стал ее использовать. Но ранние пушки были относительно легкими орудиями, установленными на стенах крепостей, а иногда и на кораблях, и стрелявшими металлической картечью или пульками. Они были предназначены для стрельбы по людям, а не по каменной кладке. В счетах Ричарда II записано, что за время своего правления он приобрел не менее восьмидесяти семи пушек, но самая большая из них весила всего около трети тонны, а стандартная модель — вдвое меньше. В последней четверти XIV века значительные достижения в технике литья металлов позволили создавать гораздо более крупные орудия (бомбарды) с большим калибром и дальностью стрельбы для использования против стационарных оборонительных сооружений замков и городов. К началу XV века Кристина Пизанская говорит о бомбардах, стреляющих снарядами весом до 500 фунтов, что более чем соответствовало традиционным деревянным требюше, приводимым в движение торсионами или противовесами, которые в той или иной форме использовались со времен Римской империи. Новое оружие изменило ход осадной войны, лишив крепкие стены и гарнизоны преимущества перед полевыми армиями, которым они пользовались на протяжении веков. Эти монстры из литой бронзы, а позднее из чугуна, весили до пяти тонн и могли метать огромные каменные ядра на расстояние более тысячи ярдов в стены и башни, оказывая разрушительное моральное и физическое воздействие, в чем на собственном опыте убедились арманьяки, защищавшие Ам, Дюн-ле-Руа и Бурж. Пройдет еще не одно столетие, прежде чем изменения в конструкции стационарных оборонительных сооружений, зародившиеся в Италии эпохи Возрождения, восстановят традиционные преимущества обороны в европейской войне[518].
