Через несколько дней после этого случая король ненадолго и частично вышел из забытья, но далеко не очевидно, что он был способен принимать решения или даже понимать происходящее. 18 мая 1413 года, когда он шел в процессии к Нотр-Дам, чтобы поблагодарить за свое восстановившееся здоровье, его встретили на улице купеческий прево и эшевены, которые вручили ему белый шаперон и потребовали, чтобы он его надел. Карл VI согласился, сделав жест доброй воли. Но его спутники, среди которых была большая часть придворной знати, ректор Университета и главные чиновники Парламента, не скрывали своего отвращения. Парижане заметили эти насмешки и решили уничтожить последние остатки сопротивления в отеле Сен-Поль. 20 мая муниципалитет приказал закрыть все ворота Парижа и выставить на улицах караулы. Через два дня, 22 мая, купеческий прево вошел в отель Сен-Поль в сопровождении четырех своих эшевенов, Элиона де Жаквиля, Эсташа де Павилли и большого отряда вооруженных людей. Защищать дворец было невозможно. Занимая обширную территорию на восточной окраине города между улицей Сент-Антуан и Сеной, залы, апартаменты, часовни, кабинеты и помещения были распределены между несколькими зданиями, разделенными тремя большими галереями, обширными садами, конюшнями и зверинцем. Кроме стены по периметру и одной башни, использовавшейся для хранения денег и драгоценностей, дворец был ничем не укреплен. Так случилось, что 22 мая дворец был необычайно полон посетителями. Большая компания дворян и церковников собралась на свадьбу брата королевы Людвига Баварского, которая должна была состояться на следующий день. Парижская делегация была принята в больших покоях короля Карлом VI, королевой и Дофином. Посмотреть на происходящее собрался весь двор, включая герцогов Беррийского, Бургундского, Лотарингского и Баварского, а также канцлера и коннетабля Франции. Эсташ де Павилли выступал в качестве представителя парижан. Он говорил перед собравшимися в течение четырех часов, с одиннадцати часов утра до трех часов дня. Большая часть этой утомительной речи была посвящена оправданию насилия, которому Дофин и его придворные подвергались с конца апреля. Сорняки заглушают красоту королевской лилии, заявил он, и хороший садовник должен вырвать их с корнем. С заключенными в Лувре придется поступить так, как они того заслуживают. Людей, которые все еще пытались помешать реформе государства, тоже нужно было вырвать с корнем.

К тому времени, когда кармелит закончил, вооруженная толпа численностью в несколько тысяч человек заполнила дворы дворца и прилегающие улицы. Герцог Бургундский спустился вниз, чтобы выразить свое неудовольствие действиями парижан. Он потребовал объяснить, почему они пришли вооруженными во дворец короля и чего они хотят. От имени парижан ответил эшевен Жан де Труа. Они пришли, сказал он, ради блага короля и королевства и не уйдут, пока не возьмут под стражу предателей, все еще находящихся на свободе. Он передал герцогу еще один список. Герцог вернулся с ним в покои короля. Король, похоже, сидел бесчувственный, а собравшиеся дворяне и офицеры онемели от страха. Единственным человеком, у которого хватило духу сопротивляться, была королева, поскольку в списке Жана де Труа оказались ее брат, ее духовник, ее личный секретарь, несколько ее придворных рыцарей и десять фрейлин. Она потребовала, чтобы герцог Бургундский и Дофин выступили против толпы. По крайней мере, людей следует убедить дать хотя бы недельную передышку, чтобы свадьба могла состояться, как было запланировано. Дофин разрыдался, и его тесть велел ему взять себя в руки. Они вышли вдвоем, чтобы поговорить с толпой и вернулись с пустыми руками. Люди внизу были непримиримы. Внутри дворца Элион де Жаквиль уже вошел со своими солдатами в личные апартаменты Дофина и захватил некоторых разыскиваемых людей, в том числе пятерых офицеров Дофина и нескольких фрейлин его супруги. Затем он ворвался в апартаменты королевы и арестовал Людвига Баварского и нескольких фрейлин королевы Изабеллы. Остальные, опасаясь расправы, спокойно спустились по лестнице и сдались солдатам, ожидавшим внизу. Их посадили на лошадей, по двое, и провезли по улицам. Дамы и некоторые из наиболее знатных пленников были доставлены в Лувр. Остальные были помещены в Консьержери, мрачную государственную тюрьму в сторожевой башне королевского дворца Сите[424].

Через два дня, 24 мая 1413 года, капитуляция двора была завершена. Жан де Труа вернулся в отель Сен-Поль с толпой вооруженных людей, с белыми шаперонами на головах. Окруженный своими единомышленниками, он вошел в зал, где король председательствовал на заседании Совета, и предъявил свои новые требования. Первое и главное из них заключалось в том, чтобы король утвердил всеобъемлющий проект декрета, который был подготовлен специальной комиссией по реформам, назначенной после роспуска Генеральных Штатов. Совет уже смирился с этим, и канцлер без возражений дал свое согласие. Далее эшевены потребовали, чтобы все арестованные были уволены со своих должностей при дворе и заменены другими, более приемлемыми для народа. Канцлер спросил, кто эти другие. Ему дали список тех, кого официальный хронист назвал "неясными и низкородными людьми", и канцлер обязался его изучить. В-третьих, они потребовали опубликовать королевский ордонанс, ратифицирующий насилие 22 мая. Это вызвало еще несколько дискуссий, но было принято по совету герцога Беррийского. Капитуляция Совета стала последним заметным публичным деянием престарелого Арно де Корби. Через несколько дней после этого он, вопреки желанию двора, был окончательно смещен с должности "смертельными угрозами" с улиц. Его заменил Эсташ де Лэтр, президент Счетной палаты. Эсташ был клиентом герцога Бургундского, активным сторонником его программы реформ и политически близок к кабошьенам[425].

26 и 27 мая 1413 года ордонанс о реформе был должным образом зарегистрирован на торжественном заседании Парламента, на котором присутствие короля преодолело возражения постоянных членов суда. Этот знаменитый документ, состоящий из 258 статей и требующий шести или семи часов для прочтения, стал известен как Кабошьенский ордонанс в честь лидера мясников, хотя сам Кабош не имел к нему никакого отношения. Ордонанс представлял собой необычайную смесь возвышенного и тривиального, компиляцию всех реформаторских указов, потерпевших неудачу за столетие предыдущих попыток, и настоящую энциклопедию пороков, которые народное мнение обнаружило во французском государстве начала XV века. Он ограничил число чиновников, упростил административные процедуры, объединил должности и упразднил большое количество синекур или почти синекур. Он регулировал вознаграждения слуг короля вплоть до зарплаты его прачки. Он сократил или отменил привилегии большого числа королевских слуг, некоторые из которых были названы поименно. Он ограничил административные и судебные сборы, предоставление грантов из налоговых поступлений или доходов королевского поместья и отменил некоторые значительные гранты прошлых лет. Он реорганизовал управление монетными дворами, королевскими владениями, служащими и судами. Прежде всего, ордонанс атаковал одну из коренных причин банкротства французского государства — присвоение денег. Невыплаченные гранты, выданные в настоящее время, должны были быть аннулированы, а новые запрещены. Кроме того, была предпринята серьезная попытка разобраться с прямым предоставлением принцам и королевской семье доходов от налога с продаж, собранных в их владениях. Они не были запрещены, но выплаты были приостановлены на три года, а некоторые получатели, в частности, королева и Дофин, должны были вернуть короне половину всего, что они получили с 1409 года. Даже эти меры, которые в сумме привели к полному преобразованию крупнейшей бюрократии Европы, рассматривались лишь как предварительные. Заключительная статья уполномочивала подготовившую ее комиссию продолжать работу и давала ей право добавлять дополнительные статьи к ордонансу по своему усмотрению[426].