Насколько за этими беспорядками стояли городские власти, судить трудно. "Такую большую толпу невозможно успокоить даже уговорами мэра, — протестовали олдермены после событий, — бунт, начавшись, несется как вихрь то в одну, то в другую сторону, провоцируемый бездумными криками разных зачинщиков, пока в конце концов они не нанесут какой-нибудь ужасный ущерб". Министры Эдуарда III не стали осуществлять план назначения королевского капитана, возможно, потому что были напуганы бунтовщиками, а возможно, как говорит Томас Уолсингем, потому что король в период ясности ума запретил это. Но городские власти были вынуждены уволить мэра и просить помилования у герцога, пронеся большую восковую свечу с гербом герцога, по улицам до собора Святого Павла, где она должна была гореть вечно. Однако простые жители города так и не смирились с покорностью своих лидеров. Хотя городской герольд призывал всех присоединиться к процессии с гербовой свечой Гонта, все, кроме представителей городских властей, остались в стороне. Толпа оставалась такой же опасной угрозой, как и прежде. Некоторое время Гонт и Перси были вынуждены проходить между своими особняками и Вестминстерским дворцом по задворкам в сопровождении эскорта со щитами и мечами[390].

В конечном итоге успех политики герцога по подавлению инакомыслия измерялся его способностью получать налоговые субсидии. По этому критерию результаты были весьма неоднозначными. Выступая от имени принца Ричарда, Гонт в самом начале работы Парламента призвал к выделению более крупных субсидий, на которые соглашалась Палата Общин за одну сессию. По его словам, правительству необходимо было собрать две десятых и пятнадцатую часть за один год. Но если Палата Общин не захочет предоставить субсидию в традиционной форме, он предложил им рассмотреть альтернативные способы сбора тех же денег: общий налог на продажи в размере 5%, подымный налог в размере одного гроута (четыре пенса) с каждого домохозяйства или налог в размере одного фунта с рыцарского дохода от земельных владений. По его словам, "лучше отдать добровольно, чем потерять все из-за врага". Палата Общин отказалась предоставить двойную субсидию. По словам парламентариев, англичане пережили несколько трудных лет. В частности, они отметили большие потери в кораблях от действий противника, почти наверняка имея в виду флот, потерянный в заливе Бурнеф. В итоге, после длительного обсуждения возможностей, парламентарии выбрали форму налогообложения, которую правительство не предлагало. Примерно 22 февраля они ввели подушный налог в размере четырех пенсов с каждого мужчины и женщины в стране, что, по их мнению, было эквивалентно одной десятой и пятнадцатой долей от имущества. Исключение должны были составлять только дети до четырнадцати лет и признанные нищие. Церковный собор, несмотря на неприязнь, вызванную недавними событиями, а может быть, и благодаря ей, через четыре дня принял собственное решение: налог в размере двенадцати пенсов с каждого священнослужителя-бенефициара, включая четыре пенса, предоставленные Палатой Общин[391].

Хронист Томас Уолсингем, этот архиконсервативный и язвительный антиправительственно настроенный человек, осудил эти решения как "неслыханный налог", каковым он и был. Тем не менее, он имел ряд привлекательных сторон для тех, кто его придумал. Он, как и налог 1371 года, позволял уйти от устаревших стандартных оценок стоимости имущества 1334 года, на которых основывались десятые и пятнадцатые доли в течение последних сорока лет. Он устанавливал более широкую налоговую базу, определяемую по самому простому принципу. Его преимущество заключалось в том, что это был регрессивный налог, не связанный с доходом или имуществом, который не оказывал никакого влияния на землевладельцев и ведущих горожан, представленных в Палате Общин. Он также был очень легким для церкви, даже при трехкратном превышении ставки, выплачиваемой мирянами. Несомненно, многие были согласны с Джоном Робинетом, молодым домашним слугой из Ноттингема, который протестовал, когда его арестовали за неуплату налога, что это "несправедливо и неразумно, что он должен платить столько, сколько должен платить более богатый гражданин". Тем не менее, четыре пенса не были огромной суммой — примерно дневной заработок плотника или две трети дневного заработка лучника. Палате Общин было хорошо известно о повышении заработной платы после великих эпидемий, что способствовало снижению доходности земли с середины века. Парламентарии, как и их предшественники в 1371 году, должны были полагать, что существует большое количество людей, которые при старой системе не попадали под налогообложение, но могли позволить себе платить. В благополучные годы этот расчет, вероятно, был бы оправдан. Но в 1377 году он оказался серьезным просчетом. Чтобы оправдать ожидания Палаты Общин, в стране должно было быть около 2.300.000 взрослых налогоплательщиков-мирян. На самом деле около 1.355.000 мирян были оценены в 22.586 фунтов стерлингов, что составляло менее двух третей от традиционной субсидии. Такое расхождение частично объясняется тем, что Палата Общин переоценила численность взрослого населения Англии, а частично, несомненно, снисходительностью местных асессоров и некоторыми уклонениями и мошенничеством. Налог на священнослужителей принес всего 800 фунтов стерлингов по сравнению с 15.000 фунтов стерлингов, которые традиционно получали с десятины церковников. Эти исключительно низкие суммы совпали с одним из худших периодов для таможенных поступлений за последнее время. В результате английское правительство столкнулось с возобновлением войны в 1377 году с общим объемом поступлений от налогообложения менее 60.000 фунтов стерлингов, что было примерно вдвое ниже среднего уровня для того периода[392].

В начале марта 1377 года, через несколько дней после роспуска Парламента, Совет получил первое представление о масштабах французских военных планов на лето, когда узнал о планируемом вторжении в Уэльс. Сэр Томас Фельтон, сенешаль Гаскони, сообщил, что сэр Джон Минстерворт был схвачен гасконским оруженосцем в Наварре по пути к кастильскому двору. Его привезли в Бордо и посадили на корабль, направлявшийся в Англию. Бумаги Минстерворта рассказали большую часть истории, а остальное из него вытянули под пытками в лондонском Тауэре. Он был осужден, повешен и четвертован, в пример другим задумавшим измену. Вскоре после этого стало известно о переговорах французского правительства с шотландцами, когда Карл V решил послать одного из своих личных секретарей, Пьера Бурназо, с секретной миссией для согласования планов с шотландцами. К несчастью для Бурназо, его вычурные манеры и дорогая обеденная посуда выдали его. В порту Дамм его задержали офицеры графа Фландрии, когда он собирался сесть на корабль в Эдинбург, и обвинили в ведении дел французского короля во Фландрии без согласия ее правителя[393].

Эти сообщения усиливали чувство уязвимости англичан. Королевский Совет почти непрерывно заседал в течение весны. Великие люди королевства собирались примерно раз в месяц, чтобы обсудить состояние переговоров с Францией и ведение войны, которая должна была последовать за их крахом. Гарнизоны Бервика и Лохмабена на шотландской границе были усилены. Хотя французские министры отказались от своих планов в отношении Уэльса, как только секретность приготовлений была утеряна, валлийский паладин сэр Дигори Сэй был послан туда с поручением взять на себя ответственность за его оборону. В княжество было направлено триста английских воинов. Все крупные валлийские замки были отремонтированы и восстановлены, их гарнизоны приведены в порядок и оснащены артиллерией. По крайней мере, в Уэльсе у англичан было преимущество — разведка подсказывала им, где ожидать нападения. Проблема во всем остальном заключалась в огромной протяженности побережья, которое нужно было защищать от атаки, точное направление которой невозможно было предсказать. Береговая охрана была выставлена вдоль южного и восточного побережья. Гарнизоны были размещены на острове Уайт и в портах Девона и Корнуолла, все они были целями предыдущих французских рейдерских кампаний. Лондон, который уже тридцать лет не был целью нападения, был приведен в состояние готовности: на стенах выставили дозоры, а горожане сформировали отряды самообороны. Весь флот северного адмиралтейства и большинство кораблей западного были сосредоточены в Темзе[394].