Герцоги Беррийский и Бургундский сохраняли эффективный контроль над королевской администрацией вплоть до смерти Филиппа в 1404 году. Королевский Совет никогда не был полностью под их контролем, но они следили за тем, чтобы в его состав всегда входила сильная фракция из их креатур. Вне Совета чиновники и клиенты Филиппа Бургундского обеспечивали прямой контроль над основными органами власти, особенно над финансовыми учреждениями и королевским секретариатом. Единственным реальным политическим соперником Филиппа был Людовик Орлеанский. Людовик оказался не на высоте в борьбе за власть, последовавшей за возвращением двора из Ле-Мана, но он все еще был силой, с которой нужно было считаться, и, вероятно, со временем стал еще сильнее. В последующие месяцы он заключил союз с группой советников, которые были близки к мармузетам в их лучшие времена и находились вне досягаемости бургундского гнева: герцогом Бурбонским, Ангерраном де Куси, адмиралом Жаном де Вьеном и купеческим прево Парижа Жаном Жювенелем де Юрсеном. Крепкая личная связь между Людовиком и его братом, сохранявшаяся во время всех превратностей жизни Карла VI, обеспечила ему определенное влияние в периоды просветления рассудка короля. Дарение герцогства Орлеанского, один из последних актов щедрости короля перед его болезнью, принесло Людовику больший и более престижный апанаж, который он дополнил разумными покупками в Босе и долине Луары в последующие годы. Людовик никогда не мог сравниться с огромным богатством герцога Бургундского, но теперь он получал значительный доход от своих владений, дополняемый щедрой пенсией из королевской казны. Он содержал большой двор в Богемском отеле, расположенном рядом с рынком Ле-Аль, выезжал в поле с внушительной военной свитой, имел политическое влияние, щедро но разборчиво раздавал милости и даже умерил экстравагантности публичной жизни[1105].

Ценой согласия Людовика на новый режим была поддержка его итальянских амбиций. Маловероятно, что Филипп Бургундский испытывал личный энтузиазм по отношению к этому проекту, но стоило потакать потенциально опасному политическому сопернику, хотя бы для того, чтобы избавиться от него. В ноябре 1392 года посол Джан Галеаццо Висконти находился в Париже, пытаясь заинтересовать французское правительство в возрождении планов завоевания Италии, которые были так внезапно отменены годом ранее. После этой неудачи французский вице-король в Неаполе Луи де Монжуа и король-ребенок Людовик II Анжуйский развивали свои первые успехи. С помощью регулярных поставок денег из папской казны и анжуйских владений во Франции и Провансе они сохранили свои позиции против компаний Владислава Дураццо и его матери. К осени 1392 года им подчинилась вся Калабрия. В Париже рождественский сезон был традиционным временем для великих планов. Людовик Орлеанский и его сторонники разработали новый план двойного вторжения в Италию в интересах себя и авиньонского Папы. Людовик планировал следующим летом перейти через Альпы на Ломбардскую равнину во главе армии из 6.000 человек и там объединиться с миланским деспотом. Объединенные силы должны были вторгнуться в Папское государство с севера, пройдя Болонской дороге. Одновременно герцог Бурбонский должен был отплыть из Марселя с небольшим отрядом и деньгами, чтобы нанять войска в Италии. Согласно сообщениям, дошедшим до Флоренции, герцог планировал двигаться вдоль побережья с примерно 4.500 человек и вторгнуться в Папское государство с юга, совершив поход на Витербо. Там он смог бы согласовать операции с уцелевшими компаниями бретонских и гасконских рутьеров вокруг Витербо и Урбино, единственными значительными силами в центральной Италии, которые все еще признавали авиньонского Папу[1106].

В новом году были предприняты интенсивные дипломатические шаги в поддержку итальянской авантюры Людовика. Французское посольство во главе с другом и доверенным лицом Филиппа Бургундского Ги де Ла Тремуем отправилось в Милан, чтобы предложить Джан Галеаццо новый военный союз. Жан де Вьенн отправился заручиться поддержкой Флоренции и Генуи и, возможно, Болоньи. Ангерран де Куси был отправлен в Авиньон с другим посольством, которому было поручено согласовать условия с Климентом VII. Еще одна миссия отправилась в Арагон, чтобы нанять военные галеры и транспортные суда. Первоначальная цель Людовика в 1393 году была такой же, как и в 1389 году: выкроить Королевство Адрия из Папского государства для самого себя. Но по мере созревания его планов они становились все более амбициозными. Он начал интриговать с фракцией дворян-гвельфов, чтобы те передали ему Генуэзскую республику, что дало бы ему крупный порт и дополнительную точку доступа на полуостров. В итоге все эти несбыточные мечты натолкнулись на неожиданное препятствие в лице самого Климента VII. Климент VII был в восторге от перспективы изгнания своего соперника из Италии французским оружием, но скептически относился к тому, сможет ли Людовик это сделать. Где он собирался найти войска? Как он будет их оплачивать без бессрочной финансовой поддержки французской короны? Достаточно ли у него союзников среди итальянских городов? Это были хорошие вопросы. Послы герцога Орлеанского, допрошенные Папой в зале совета папского дворца, не имели на них ответов. Климент VII не хотел соглашаться на расчленение Папского государства в пользу французского принца, тем более за столь неопределенную плату. Правда, в 1379 году он тайно предоставил Людовику Анжуйскому очень похожие условия, о чем ему напомнили послы Людовика Орлеанского. Двумя годами ранее он также молчаливо поддержал очень похожий проект. Но Папа стал рассматривать эти вещи как досадные ошибки, которые послужили бы лишь для того, чтобы сплотить общины центральной Италии на стороне Бонифация IX. Трудно упрекнуть его в том, что он рассудил так, поскольку проект вторжения в Италию позорно провалился. Герцог Бурбонский, который присутствовал на некоторых из этих обменов мнениями по пути в Марсель, вышел из дела. Он с отвращением вернулся в Париж, к ярости Папы и герцогини Анжуйской, которые выложили большие суммы на доставку и снабжение его армии. Большая часть следующих двух лет была потрачена на бесплодные попытки выйти из сложившегося тупика[1107].

Для Филиппа Бургундского все это было нежелательным отвлечением от дел по заключению прочного мира с Англией. Он начал заниматься этим вопросом, как только Карл VI пришел в себя в монастыре Сент-Жульен в Ле-Мане. Болезнь короля подняла ряд деликатных вопросов. Невозможно было скрыть серьезность произошедшего. Представители Ричарда II находились в Ле-Мане, когда Карл VI переживал кризис, и даже были допущены в опочивальню короля находившегося без сознания, пока их поспешно не выпроводил герцог Бургундский. Английские шпионы были заняты сбором сплетен при дворе. Английское правительство вряд ли согласилось бы на заключение постоянного договора, если бы существовали сомнения в том, кто имеет право говорить от имени короля Франции. Чтобы успокоить эти тревоги, Филипп прибегнул к помощи весьма нетрадиционного посредника. Роберт де Меннуа, известный как Роберт Отшельник, был нормандским провидцем, который большую часть своей взрослой жизни провел на востоке. Недавно он прибыл во Францию, утверждая, что Бог повелел ему примирить Англию и Францию и направить их объединенные силы против турок. Роберт был человеком большого красноречия и обаяния, чьи проповеди уже оказали определенное влияние во Франции. Филипп де Мезьер, который, вероятно, был ответственен за представление его советникам французского короля, назвал его "особым посланником Бога для обоих монархов". Герцог Бургундский проницательно рассудил, что Роберт понравится впечатлительному и возвышенному королю Англии и, возможно, обойдет громоздкие условности дипломатического обмена. И он не был разочарован. Роберт явно произвел впечатление на Ричарда II, как до него это сделал другой пропагандист крестовых походов Лев VI Армянский. Результатом его миссии и более официального посольства, прибывшего в Англию в конце сентября, стало соглашение о том, что новая конференция откроется в Лелингеме 9 февраля 1393 года, а обе стороны будут представлены на самом высоком уровне, но не королями[1108].