Вряд ли участники этого пакта всерьез задумывались о его более широких последствиях. Но сознательно или нет, они отстаивали политическую модель, в которой Франция функционировала как коалиция региональных княжеств. Клиссон выступал за совершенно иной принцип правления. Он собрал вокруг себя разношерстную группу клиентов и союзников, чья вера в безраздельную власть короны была их главной отличительной чертой. Многие из них были чиновниками и придворными предыдущего короля, людьми, оказавшимися на обочине жизни при правлении королевских принцев с 1380 года. Они с большим подозрением относились к Иоанну IV. Некоторые из них были тесно связаны с наступлением на бретонскую автономию, которое омрачило последние годы жизни Карла V. Бюро де Ла Ривьер, ближайший друг Карла V в конце его жизни, был обязан своим выживанием при дворе в основном поддержке Клиссона. Жан ле Мерсье, один из выдающихся экспертов по военным финансам в предыдущее царствование, только сейчас восстанавливал часть своего былого влияния. Амбициозный и авторитарный первый председатель Парижского Парламента Арно де Корби и дипломат Николя дю Боск, епископ Байе, были администраторами и технократами, которые, как и другие, возвысились благодаря благосклонности Карла V. Их союзниками были Жан де Вьенн и Ангерран де Куси, оба видные противники интересов герцога Бретани при дворе, которые достигли известности в последние годы правления Карла V. Французский историк XIX века Жюль Мишле назвал этих людей мармузетами короля (les мarmousets du roi, маленькие люди короля), позаимствовав случайную фразу Фруассара, которая означала шептунов короля, людей, которые тихо говорили ему на ухо. И это название прижилось.
Однако мармузеты были не просто ностальгией по временам, когда они шептали на ухо всемогущему монарху. На протяжении как минимум полувека во французской политике существовала значительная группа сторонников того, что можно условно назвать административной реформой, но на самом деле это была сложная смесь морального пуританизма, финансовой экономии и враждебности к повальной коррупции в государственной службе. Это была программа Генеральных Штатов 1347 года, которая была принята по личным причинам королем Наварры и вновь проявилась в более жестокой форме во время гражданских войн 1350-х годов и городских восстаний 1381 и 1382 годов. Она имела много общего с программой политической оппозиции в Англии. Во французском политическом сообществе она опиралась в основном на чиновников государственной службы, Парламента и Церкви, из которых происходило большинство мармузетов. Люди их склада ума вряд ли одобрили бы правление королевских герцогов. Герцог Анжуйский при жизни разграбил королевскую казну, чтобы финансировать свои личные расходы и амбиции в Италии. Герцог Бургундский проводил французскую политику в основном в собственных интересах, получая огромные субсидии в свою пользу из французской королевской казны. Герцог Беррийский не обладал трудолюбием и политическими амбициями своих братьев, но у него был такой же неуемный аппетит к деньгам. Грант в 300.000 франков, предоставленный ему в 1385 году, стал самым крупным подарком такого рода за первое десятилетие царствования. Королю уже исполнилось восемнадцать лет, и номинально он был совершеннолетним, но обычаи требовали, чтобы он дождался двадцатилетия, прежде чем его можно было оставить вести свои дела лично. По мере взросления Карл VI находил эти ограничения все более раздражающими. Его нетерпение усердно подпитывалось коннетаблем. Каждый год, по словам его племянника Жана д'Арпедана, Клиссон напоминал королю, что он на год ближе к тому дню, когда сможет избавиться от опеки своих дядей[875].
Истоки кризиса июня 1387 года лежали в сложных и манипулятивных сделках, связанных с наследованием герцогства Бретань. Вдова Карла Блуа, старая графиня Жанна де Пентьевр, умерла в сентябре 1384 года в Геранде в своем замке над Луарой. За ней, примерно через две недели, в могилу сошла супруга Иоанну IV, Джоан Холланд, которая, после восемнадцатилетнего брака, так и не родила ему детей. Эти смерти означали, что старший сын Карла Блуа Жан, более тридцати лет находившийся в плену у англичан, теперь был не только законным наследником Бретани, но и графом Пентьевр, имеющим право на владение всеми обширными владениями своей матери, включая некоторые главные крепости на севере полуострова. Иоанн IV был полон решимости не допустить, чтобы земли Пентьевра попали в руки его врагов. Поэтому в начале октября 1384 года он конфисковал владения графини под предлогом того, что наследник, будучи пленником, не в состоянии выполнять свои феодальные обязательства и послал своих офицеров захватить ее крепости. Вскоре после этого Иоанн IV атаковал Шамптосо, одну из главных крепостей на нижней Луаре, охранявшую границу с Анжу к востоку от Нанта. Шамптосо удерживала Мария, вдовствующая герцогиня Анжуйская, которая была сестрой Жана Блуа. Атака не удалась, но через несколько недель герцогине сообщили, что бретонец собирает войска и снаряжение для новой попытки[876].
Интересы Оливье де Клиссона были тесно связаны с судьбой дома Блуа. Он ответил на действия Иоанна IV серией смелых ударов и послал своих агентов в Англию, чтобы заключить сделку с новым графом Пентьевром. В январе 1385 года эти люди встретились с Жаном Блуа за стенами его тюрьмы в замке Глостер. Жан оформил генеральную доверенность, уполномочивающую Клиссона действовать в качестве его лейтенанта во Франции. Вооружившись этим документом, коннетабль занял земли Жана Блуа в Бретани, изгнал офицеров герцога и поставил на их место свои собственные гарнизоны. Более подробные условия договоренностей Клиссона с Жаном Блуа не записаны, но из дальнейших событий становится ясно, в чем они заключались. Клиссон предложил собрать деньги, необходимые для выкупа Жана. После освобождения Жан должен был жениться на дочери Клиссона и единственной наследнице Маргарите. Это означало, что потомки Клиссона со временем унаследуют Пентьевр и, если герцог не женится повторно и не родит наследника, Бретань. Вскоре после возвращения своих агентов из Англии Клиссон заключил параллельное соглашение с вдовствующей герцогиней Анжуйской. Герцогиня, постоянно испытывавшая финансовые трудности, назначила Клиссона своим лейтенантом в Анжу, вероятно, в обмен на очень крупный денежный аванс. Таким образом, коннетабль получил практический контроль над большим участком территории в низовьях Луары в дополнение к своим обширным родовым владениям на левом берегу реки, владениям в центральной Бретани и владениям дома Пентьевр на севере. В результате этих сделок Иоанн IV столкнулся с самой опасной угрозой безопасности своего герцогства с тех пор, как в 1379 году он вернул себе право владения им[877].
Одним из первых действий герцога после того, как он узнал о союзе своего врага с Жаном Блуа, стало налаживание собственных контактов с англичанами. Весной 1385 года он отправил своих послов в Англию, чтобы попытаться заключить соглашение, которое позволило бы задержать узника Глостера на неопределенный срок. Но Совет Ричарда II не оказал им должного внимания, так как некоторые из советников английского короля так и не простили Иоанна IV за предательство 1381 года. Некоторые просто не видели никакой выгоды для Англии в том, чтобы он оставался у власти. Брест все еще ценился, возможно, выше своей реальной стоимости, но остальная Бретань имела все меньшее стратегическое значение теперь, когда великие континентальные шевоше остались в прошлом. Сам король рассматривал этот вопрос с чисто финансовой точки зрения. Жан Блуа был ценным активом, который он стремился реализовать. В марте 1386 года Ричард II передал пленника своему фавориту Роберту де Веру, якобы для того, чтобы тот мог на выкуп за Жана Блуа покрыть расходы на предстоящую экспедицию в Ирландию. Де Вер начал переговоры с Клиссоном. К августу 1386 года дела продвинулись достаточно далеко, чтобы Папа Климент VI выдал разрешение на брак пленника с Маргаритой де Клиссон. Иоанн IV все больше отчаивался и посылал одного эмиссара за другим через Ла-Манш, чтобы наладить отношения с англичанами и помешать ходу переговоров своего соперника, но теперь, после примирения с французской короной, герцогу почти нечего было предложить англичанам. Его агенты в Вестминстере вообще не добились никакого прогресса[878].
