Последние отголоски стратегии Фландрского пути были слышны в декабре 1385 года. 7 декабря, когда в Вестминстере закрылся Парламент, а Дрейтон и Диспенсер отправились со своими людьми на побережье, более 200 видных граждан Гента прибыли в Турне для переговоров с герцогом Бургундским и советниками короля Франции. Они торжественно въехали в город, сидя  на дорогих лошадях с большой свитой сопровождающих, и отказались спешиться, когда оказались перед герцогом. Очевидно, как с раздражением отметили французские наблюдатели, они пришли не для того, чтобы заключить мир. Но все же, 18 декабря, после десяти дней переговоров в здании аббатства Сент-Мартин, представители Гента согласились подчиниться. Условия подчинения, когда они были оглашены, были весьма щедрыми. Гент сохранял свои хартии и привилегии, дарованные ему прежними графами Фландрии. Не должно было быть никаких проскрипций и казней. Филипп Бургундский объявил о всеобщем помиловании жителей, какой бы ни была их роль в событиях последних шести лет. Блокада с города была снята, конфискованное имущество возвращено, изгнанникам разрешалось вернуться домой, а заключенные должны были быть освобождены. В жесте, имевшем огромную символическую силу, герцог заявил, что он даже не будет заставлять людей Гента делать что-либо против их совести, что было завуалированным обещанием не препятствовать их верности римскому Папе. Но в более широком смысле поражение Гента было очевидным для всех. Война стала для города катастрофой и мир, при всех его формальных уступках их интересам, мало чем смягчил это бедствие. Город потерял власть, которую он когда-то имел над городами восточной Фландрии и водными путями бассейна реки Шельда. Гильдия производителей сукна уступили свои позиции зерноторговцам и виноторговцам, а знаменитая текстильная промышленность города пришла в окончательный упадок. Гент уже никогда не станет той политической и экономической силой, которая главенствовала во Фландрии на протяжении последних ста лет[796].

В политическом плане непосредственным результатом заключения мира стал полный разрыв политических и торговых отношений Гента с Англией. Экспедиция Дрейтона и Диспенсера была отменена как раз в тот момент, когда они собирались отплыть, а их люди были направлены на усиление гарнизона Бервика. В цитадели Гента сэр Джон Буршье и его английская компания смирились с новой реальностью. Они не собирались сражаться в последней битве с силами имеющими подавляющее превосходство. Поэтому англичане договорились с представителями герцога Бургундского о свободном проходе и, забрав штандарты английского короля, ушли в Кале[797]. После трех лет абсолютной власти Питер ван ден Босше нажил в Генте слишком много врагов, чтобы спокойно спать в своей постели, когда он эту власть потерял. Он бежал вместе с Буршье и поселился в Англии, где жил на пенсию от Ричарда II и продолжая поддерживать английское дело против своих соотечественников, служил в английском гарнизоне Гина летом 1386 года и в английском флоте в следующем году. Время от времени его письма, пытавшиеся поднять смуту в Генте, перехватывались агентами герцога Бургундского. Старый союзник Питера Франс Аккерман, долгие годы бывший главной опорой английского союза в Генте, остался в городе, но ему следовало бы последовать примеру своего коллеги. В июле 1386 года он был убит родственником одного из своих старых соперников[798].

В кастильском городе Вальядолид другой монарх столкнулся с проблемами высоких налогов, военных неудач и недовольства населения. Кортесы Кастилии собрались примерно в середине ноября 1385 года в церкви Санта-Мария-ла-Майор, которая в то время была кафедральным собором. Хуан I предстал перед своими подданными в черных траурных одеждах. Он произнес замечательную речь, в которой оплакивал беды кастильцев и свою собственную неспособность управлять ими так, как следовало бы. Он потерял многих из своих лучших солдат и принес бесчестье и разорение своему королевству, "боль и стыд от которых мы чувствуем в своем сердце". Он назначил покаянные процессии в кастильских городах и заявил, что со своей стороны будет носить траурные одежды до тех пор, пока Бог не даст ему знак прощения, даровав победу над врагами. Кортесы одобрили некоторые радикальные реформы и заставили короля передать многие свои прерогативы Совету из двенадцати человек, созданному из представителей трех сословий Кастилии, якобы для того, чтобы король мог сосредоточить свою неуемную энергию на ведении войны. Кортесы ввели жесткую систему воинской повинности, согласно которой каждый мужчина подлежал призыву на военную службу с двадцатилетнего до шестидесятилетнего возраста, и предусматривали регулярные инспекции для обеспечения надлежащей подготовки, вооружения и экипировки.

Самым спорным вопросом оказалось налогообложение. Хуан I уже знал, что его португальский соперник отправил послов в Англию, чтобы настаивать на совместном вторжении в Кастилию. Он признавал, что тяжелые налоги, которые он взимал до сих пор, были глубоко непопулярны и наносили экономический ущерб стране. Но он не видел никаких перспектив для облегчения положения, пока продолжается война. Более того, в условиях нынешнего кризиса их необходимо было увеличить. Кортесы согласились повысить ставку алькабалы (или налога с продаж) до 20%, что было вдвое больше существующего уровня, и разрешить принудительный заем в размере до десяти миллионов мараведи (около 44.000 фунтов стерлингов). Но, как и во Франции, налог с продаж был глубоко непопулярен у населения. Этот налог вызвал такие волнения в городах Кастилии, что Кортесы отказались от своего решения почти сразу после его принятия. Вместо более высоких косвенных налогов они предложили ввести налог на движимое имущество, что было менее обременительно для бедных, но оказалось невыполнимым с административной точки зрения. В течение двух месяцев король был вынужден вернуться к первоначальному варианту, но даже при несколько сниженной ставке в 16,6% новый налог с продаж оказалось невозможно собрать. Купцы закрывали свои лавки, а ярмарки опустели. Вдали от глаз сборщиков процветал черный рынок. Хуан I достиг пределов возможности своих подданных платить налоги, как до него Карл VI и Ричард II. В декабре 1385 года, вскоре после закрытия Кортесов, из Вальядолида во Францию отправилось кастильское посольство с просьбой срочно отправить на полуостров французскую экспедиционную армию. Хуан I не мог позволить себе заплатить этим людям, как того требовали существующие договоры с Францией и впервые он был вынужден обратиться к своим французским союзникам за финансовой и военной поддержкой[799].

Примерно в то время, когда послы Хуан I получали свои инструкции, Филипп Бургундский установил контакт с английским двором через необычного посредника. Лев VI Люзиньян был одним из лидеров возрожденного крестоносного движения конца XIV века. Он был титулярным королем Малой (Киликийской) Армении, дворянином французского происхождения, который в 1375 году потерял свое королевство в результате завоевания его мамлюкскими султанами Египта и провел несколько лет в каирской тюрьме, после чего был освобожден и обосновался в Париже. Целью его жизни было вернуть свое королевство во главе западной армии. За то короткое время, что он провел во Франции, ему удалось заручиться поддержкой этого проекта, особенно со стороны молодого короля и герцога Бургундского. Одним из многочисленных препятствий на этом пути была продолжающаяся война с Англией. Поэтому Лев VI взял на себя миссию по примирению двух стран. Несмотря на плохое знание французского и полное незнание латыни, Лев VI имел некоторые преимущества в качестве посредника. По словам современного английского источника, он был "мудрым и хитрым человеком", а также обаятельным, экзотичным и искренне нейтральным. Лев VI появился при дворе Ричарда II в Элтеме в разгар рождественских празднеств, чтобы объявить королю о своей миссии. Он произвел сильное впечатление на Ричарда II, чье собственное отвращение к войне росло год от года. Лев VI также усердно работал с главными сторонниками войны в Англии. Он провел праздник Богоявления с герцогом Глостером в его новом прекрасном поместье Плеши в Эссексе и был при дворе в Вестминстере, когда королевский Совет убеждали возобновить переговоры с представителями короля Франции после восемнадцати месяцев, в течение которых между двумя странами практически не было дипломатических контактов. Предложения Льва VI не сохранились, но они были достаточно привлекательны для Ричарда II, чтобы начать приготовления к поездке за Ла-Манш и встрече с королем Франции, как только об этом будет достигнуто соглашение[800].