В дневнике епископа Байе, который является основным источником информации о дипломатических собраниях этих лет, есть пробел, соответствующий последним трем неделям конференции. В результате все, что точно известно об остальных переговорах, это то, что они закончились неудачей. Однако отчет, который Майкл Поул позже представил английскому Парламенту, согласуется со всеми другими свидетельствами. По его словам, конференция так и не вышла за рамки предварительных обсуждений. Французские советники не хотели вести переговоры на основе проекта, предварительно согласованного в январе. Они также не согласились на прямую встречу между основными участниками. В результате заседания были заняты процедурными разборками и рутиной, и королевские принцы так и не встретились. Главным предметом разногласий был Кале. Проект январского договора уступал Англии город и зависимые от него форты, но оставлял открытым вопрос о том, будет ли он удерживаться королем Англии как фьеф Франции или как (так сказать) аннексированная территория. Однако в августе и сентябре французы, по-видимому, настаивали на его полной сдаче. Герцог Бургундский имел все основания рассматривать Кале в руках англичан как серьезную угрозу своим интересам, но это был вопрос, по которому английские политические круги были настроены не менее решительно, что они продемонстрировали во время Парламента в  Солсбери. Филипп Бургундский должен был знать, что нет никакой перспективы того, что англичане согласятся сдать Кале, и он никогда больше не настаивал на этом. Зачем ему понадобилось срывать конференцию 1384 года, выдвигая столь явно неприемлемое требование? Наиболее правдоподобная гипотеза (но не более того) заключается в том, что он был обеспокоен положением Гента. Авторитет Филиппа во Фландрии и Брабанте зависел от прекращения пятилетнего восстания этого города. Очевидно, герцог считал, что должен сделать это до того, как будут сведены счеты между Англией и Францией. В какой-то степени он неправильно оценил ситуацию. Филипп не увидел слабости своих врагов, как это обычно бывает в военное время, и не понял, насколько отчаянно англичане хотели мира. В итоге Джон Гонт и его коллеги были вынуждены довольствоваться продлением перемирия еще на семь месяцев до 1 мая 1385 года.

Как и в январе, оказалось трудно найти формулу, которая бы охарактеризовала положение Гента во время перемирия и в то же время учитывала отказ Филиппа относиться к мятежникам как к суверенной державе. В итоге город был исключен из перемирия. Вместо этого герцог Беррийский подписал отдельную декларацию, в которой обещал, что его брат не будет принимать никаких мер против Гента во время перемирия при условии, что гентцы проявят такую же сдержанность со своей стороны. Точный юридический статус этого документа так и остался невыясненным. Послы Шотландии и Кастилии скрепили перемирие печатями вместе с послами Франции. Позиция националистов в Португалии была обойдена молчанием. Французы заявили, что не исключают возможности дальнейших мирных переговоров во время перемирия. В действительности все стороны рассматривали достигнутые договоренности не более чем паузу для подготовки к возобновлению войны[735].

В кои-то веки публичные заявления министров Ричарда II отошли от привычных фраз, ставших обычными в английской пропаганде. Они были сильно разочарованы результатом, как и французы в 1382 году. Джон Гонт доложил Совету в конце сентября, что французы явно были настроены на продолжение войны. Но советники были в растерянности, не зная, что предпринять. Большой Совет уже был назначен на 11 октября. Парламент был созван на заседание в Вестминстере месяцем позже, в ноябре. Обе ассамблеи собрались в атмосфере кризиса. В своем вступительном слове к Парламенту канцлер Поул привел все аргументы, которые традиционно использовались для оправдания чрезвычайных налоговых субсидий. Он сообщил собравшимся, что король решил лично выйти в поле против своих врагов и должен сделать это в надлежащем виде, хотя он не уточнил, куда именно направится экспедиция короля. Поул напомнил своим слушателям, что их окружают "смертельные враги, находящиеся в союзе друг с другом": "французы с их огромными людскими ресурсами, кастильцы с их галерным флотом, фламандцы с их многочисленными большими кораблями и шотландцы, которые могут вторгнуться в королевство через сухопутную границу по своему желанию". Лорды продолжали свои дебаты до самого Рождества. Мы ничего не знаем о них, кроме того, что они были ожесточенными и безрезультатными. Что касается Палаты Общин, то они были шокированы тем, что им пришлось выделить крупнейшую субсидию со времен печально известного подушного налога 1380 года. Половина субсидии, оставшаяся со времен Парламента в Солсбери, была отменена. Вместо нее были назначены две десятых и пятнадцатых, первая из которых должна была быть собрана в марте 1385 года, а вторая — в июне. Вместе с субсидией от церковников, которая была согласована несколькими днями позже, эта сумма составила более 100.000 фунтов стерлингов. Вторая субсидия была обусловлена обычными условиями и одним необычным. Король, заявили парламентарии, должен лично выйти с армией в поле, как обещал его канцлер. В противном случае субсидия будет считаться недействительной[736].

Во время заседаний английского Парламента возникло неприятное напоминание об истинах, произнесенных Поулом в его вступительной речи. В это же время проходила сессия шотландского Парламента. Ему тоже предстояло решить, что делать, когда в мае истечет срок перемирия. Но шотландцы были настроены более решительно, чем англичане с их более сложными дилеммами. Роберт II, который никогда не был предназначен для роли военного лидера, был вынужден передать большую часть своей власти своему наследнику, графу Каррику. Эта передача, якобы ограниченная отправлением правосудия, на практике сделала Каррика правителем Шотландии. Ведение войны на границе перешло к пограничным лордам, в частности, к самому Каррику и Дугласам. В начале декабря 1384 года, несмотря на перемирие, шотландцы во второй раз после воцарения Ричарда II захватили замок Бервик. Появились сообщения, что лейтенант, который держал замок для графа Нортумберленда, получил взятку, чтобы впустить захватчиков. Подобные слухи обычно распространялись после любого унизительного поражения. Но Джон Гонт воспользовался случаем, чтобы лично отомстить графу Нортумберленду, который заседал в Палате Лордов в Вестминстере. Гонт привлек его к суду лордов за неисполнение долга и отправил на север отвоевывать Бервик под страхом конфискации имущества. Замок Бервик был значительно укреплен с тех пор, как в последний раз пал перед шотландскими налетчиками в 1379 году и вместо того чтобы рисковать устраивая штурм, Нортумберленд заплатил 2.000 марок из своего кармана, чтобы выкупить его у захватчиков[737].

К несчастью для министров Ричарда II, двойная субсидия, за которую проголосовала Палата Общин, породила ожидания, которые трудно было оправдать. Даже двойная субсидия уже не могла окупить континентальную кампанию, если значительные силы необходимо было держать и на шотландской границе. На самом деле поступления от новой субсидии были частично умалены резким снижением таможенных доходов, что, вероятно, было вызвано строгим соблюдением бойкота английских товаров в новых владениях герцога Бургундского. Вступительное обращение Поула к Парламенту было речью человека, напуганного угрозой окружения со стороны Фландрии, Кастилии и Шотландии. Его мнение было широко распространено и Совет не хотел лишать Англию войск в такой момент. Поэтому сбор обещанной армии для войны на континенте был тихо отменен[738].

В течение всего лета Лиссабон держался на сокращающихся продуктовых пайках, пока Хуан I укреплял свою армию на суше. Кастильский флот отбивал попытки освободить город с моря из Порту и постепенно ужесточал блокаду. Но осаждающие не смогли произвести никакого впечатления на людей  стоящих на стенах города; и, несмотря на трудности, в которые попали защитники, время было на их стороне. Финансовая нагрузка на кастильскую казну от содержания таких огромных сил в поле месяц за месяцем становилась невыносимой. С наступлением лета осаждающие стали испытывать еще большие лишения, чем их враги. Продовольствие становилось все труднее найти, так как были исчерпаны запасы в пределах досягаемости, что было обычной проблемой крупномасштабных осадных операций в XIV веке. Болезни, еще один постоянный бич средневековых осад, нанесли тяжелый урон ослабленным людям, работавшим в жаркую погоду. Чума (вероятно, дизентерия или тиф) быстро распространилась по тесным кастильским лагерям и кораблям флота с антисанитарными условиями. К началу сентября 1384 года кастильцы теряли от болезней более 200 человек в день. Некоторые из лучших капитанов Хуана I умерли, включая знаменитого кастильского адмирала Фернана Санчеса де Товар. Хуан I, считавший, что город находится на грани сдачи, отказывался снять осаду, пока, наконец, у его супруги Беатрисы не обнаружились признаки заболевания. 3 сентября король прислушался к мнению своего Совета и отказался от продолжения осады. Кастильцы сожгли свои лагеря и отступили. В Португалии были оставлены постоянные силы для сдерживания сторонников Жуана Ависского. Их разместили на зиму гарнизонами в городах к северу и западу от Лиссабона. Галеры отошли на свою базу в Севилье. Сам Хуан I уехал в Кастилию, пообещав вернуться с еще большими силами весной[739].