Крах правительства Людовика Мальского во Фландрии произошел как раз в тот момент, когда английский Парламент собирался в Вестминстере. Это открыло стратегические возможности, о которых даже не мечтали эмиссары Филиппа ван Артевелде, когда находились в Англии. Однако это также вызвало ожесточенные дебаты, которые в той или иной форме продолжались в течение следующих трех лет, между теми, кто хотел ухватиться за возможность вмешательства во Фландрии, и теми, кто, был связан с Джоном Гонтом, и был твердо намерен использовать любую английскую армию, доступную для войны за границей, для укрепления позиций графа Кембриджа в Португалии. Португальский канцлер Луренсу Анес Фогаса, дипломат и убежденный англофил, недавно прибыл в Англию, чтобы внести свой вклад в борьбу за южное направление английской политики. Однажды король Португалии назвал его человеком с "крестом Святого Георгия, начертанным на его сердце"[645].

Когда Ричард Скроуп, 8 мая 1382 года, произносил традиционную речь перед собравшимся Парламентом, он объявил о плане отправить молодого короля за границу с армией в 6.000 человек, но он не уточнил, куда направится армия, кроме как "во Францию". Это, должно быть, усилило подозрения парламентариев, которые научились не доверять военным предприятиям правительства и уже умыли руки от кастильских амбиций герцога Ланкастера. В итоге это не имело значения. Палата Общин категорически не желала рассматривать вопрос о предоставлении военного налога вообще, за исключением чисто оборонительных целей. Дебаты в основном касались плана займа 60.000 фунтов стерлингов под парламентскую гарантию — вариант схемы, которую Парламент уже отверг, когда Джон Гонт предложил ее в феврале. Это было трудное время для заимствования денег, тем более такой большой суммы. Парламентарии предложили лордам назначить комиссию из купцов, которая бы их проконсультировала. Было назначено четырнадцать купцов, половина из которых были лондонцами. Среди них были Джон Филпот, бывший мэр, участвовавший в ряде предыдущих королевских займов, и богатый бакалейщик Николас Брембре. Они были настроены более пессимистично, чем финансисты, которые рассматривали этот вопрос в марте, и заявили, что деньги не могут быть собраны даже при наличии парламентской гарантии. Они напомнили Палате Общин о судьбе банкиров, которые выручали правительство во время предыдущих финансовых кризисов: Поула, Уэзенхема, Уолвейна, Киритона. Все эти банкиры предыдущего поколения были вознаграждены преследованиями и банкротством. Самое большее, что могли бы сделать их преемники, — это гарантировать возврат таких займов, которые парламентарии захотят выдать из собственных карманов. Парламентарии намека не поняли, и от выдачи предполагаемого займа отказались.

Правительство пыталось найти деньги другими способами. Оно получило скромный кредит от лондонского отделения генуэзского банковского дома и предложило скидки экспортерам за предварительную уплату пошлин на шерсть, а также продало еще больше драгоценностей Ричарда II. Даже с учетом этих мер общие поступления английского правительства за шестимесячный период с апреля по сентябрь составили менее 22.000 фунтов стерлингов, что является одним из самых низких показателей за весь соответствующий период с 1330-х годов. К моменту роспуска Парламента 22 мая 1382 года стало ясно, что в течение нескольких месяцев наступательные операции будут невозможны. Совет назначил трех представителей, чтобы сообщить о неутешительных результатах лидерам восстания во Фландрии и они уехали в конце месяца. Что касается Луренсу Фогаса, то он остался в Англии, закупая в Лондоне лошадей и оружие и разрабатывая с Джоном Гонтом планы отправки второй армии в Кастилию в следующем году, если не в этом[646].

Потерпев неудачу в Англии, Филипп ван Артевелде предложил оливковую ветвь мира правительству Франции. Он написал "мягкое и дружеское" письмо Карлу VI, в котором предложил ему приказать графу Фландрии вернуться в свои владения и управлять ими "по справедливости". В противном случае Артевелде предложил французскому королю взять графство под свою руку и назначить королевского губернатора. Советники французского короля посмеялись над дерзостью фламандца, когда им зачитали это письмо, а доставивший его гонец был брошен в тюрьму. Однако предположение Артевелде о том, что французское правительство может ему помочь, отнюдь не было абсурдным. У Людовика Мальского был твердый союзник в лице его зятя, Филиппа Бургундского, который обещал ему свою поддержку вскоре после его отъезда во Францию. Но, несмотря на его главенствующее положение в королевском Совете, против него был серьезный перевес. Людовик Мальский никогда не был популярной фигурой при французском дворе и среди влиятельных дворян было немало тех, кто находил определенное удовлетворение в его несчастьях. Они были категорически против того, чтобы Франция была втянута в жестокую и, по-видимому, бесконечную войну против богатых и многолюдных городов, которые показали себя стойкими противниками. Некоторые из этих людей также придерживались мнения, которое было вполне обоснованным, что неуступчивость Людовика в отношении Гента во многом способствовала его проблемам, и что Франция могла бы сыграть более продуктивную роль, заключив соглашение с фламандцами[647].

Французские министры, конечно, знали об интригах английского правительства с Филиппом ван Артевелде в марте, так как граф Фландрии, несомненно, должен был сообщить им об этом, но на данном этапе они легко отнеслись к угрозе английского вмешательства. Также они, несомненно, знали о дебатах в английском Парламенте в мае. Предстоящая мирная конференция была в центре внимания и после нескольких отсрочек она должна была открыться 20 июня. По-прежнему ожидалось, что Джон Гонт примет участие в конференции, а герцог Бургундский был назначен главой французской делегации. Похоже, никто не испытывал особого оптимизма по поводу перспектив заключения постоянного мира. Но большие надежды возлагались на запасное предложение о двенадцатилетнем перемирии, которое было одной из идей, обсуждавшихся во время предварительных переговоров в марте[648]. Это имело очевидную привлекательность для французов позволив им на неопределенное время отложить решение острых вопросов, которые срывали предыдущие конференции и сделало бы ненужным для них сдачу территорий в качестве платы за мир. И это оставляло английскому королю не более чем незначительную полоску земли, которую он все еще удерживал на юго-западе. Были некоторые мысли о том, что произойдет в случае провала конференции, но текущие военные планы Франции не предусматривали кампании во Фландрии. Правительство еще в апреле 1381 года решило, что король поведет армию на юг, как только найдутся деньги на ее оплату. Главными приоритетами правительства были подавление оппозиции власти герцога Беррийского в городах Лангедока и оказание давления на англичан в Гаскони. Эта позиция оставалась неизменной после изгнания Людовика Мальского из фламандских областей Фландрии и в течение всего лета 1382 года.

Несмотря на большие ожидания, которые возлагались на мирную конференцию, она закончилась ничем. В последний момент англичане понизили статус переговоров, объявив, что Джон Гонт, в конце концов, не приедет. Вместо него в Кале появилась знакомая и компетентная, но менее значимая фигура Джона Гилберта, епископа Херефорда. Он, по словам злобного хрониста Томаса Уолсингема, был человеком, который "больше любил болтать, чем говорить правду". Герцог Бургундский, соответственно, остался при дворе и послал менее значительных личностей представлять Францию вместо себя. Инструкции Гилберта не сохранились, но очевидно, что у него было очень мало полномочий. Судя по всему, дискуссии разгорелись из-за вопроса о Кастилии. Хуан I дал понять последнему французскому послу, посетившему его двор, что он не согласится ни на какое перемирие, если оно не будет распространяться на Кастилию, что было совершенно неприемлемо для Джона Гонта. Это остановило бы операции графа Кембриджа в Португалии в тот самый момент, когда ожидалось начало давно откладываемого вторжения в Кастилию, и помешало бы подготовке второй армии, которую Гонт намеревался отправить весной следующего года.