*****

Девочки с комментариями какая-то ерунда творится. В прошлый раз ответила, а они исчезли...

Милада

Ванька удивительный, не оставил меня одну в таком состоянии. Обняв, уложил к себе на плечо и приказал: «Спи». Не сразу, но я уснула. Без нескольких затяжек, которые хотелось сделать тайком, без бокала вина. Его запах и энергетика – лучшие успокоительные.

Проснулась рано, одна, в своей постели. Опершись о спинку кровати, подтянула ноги к себе. Взгляд уперся в одну точку. Стоял вопрос, что делать дальше? Вчера у меня не осталось сил на принятие решений.

Не знаю, сколько я так просидела, но ровно под звон будильника отправилась в душ. Ваньки на кухне не было, частенько он с утра балует меня завтраком. Попыталась отодвинуть в сторону беспокойство и пошла заваривать себе кофе.

Крышка аптечки лежала на столе. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять по перевернутой аптечке, что он искал лекарства. Отодвигая от себя страх, поспешила в его спальню. Негромко постучала несколько раз в дверь, но ответа не последовало. Стараясь не шуметь, приоткрыла створку. Шторы наглухо закрыты, в комнате приятный полумрак.

Ванька, раскинувшись звездой на постели, крепко спит. Убедившись, что дыхание ровное, возвращаюсь на кухню. Вместо кофе нахожу бутылку с коньяком, отпиваю большой глоток прямо из горла. Страх никуда не девается, он притупляется, прячется внутри меня.

Ваньке ночью стало плохо, тут к гадалке не ходи. Сколько таблеток он принял, что так крепко спит? Обычно сон у него чуткий, пробуждается от каждого шороха.

Из-за меня ему стало хуже. Вчера он не просто перенервничал, он взорвался. Пока я спала, ни о чем не подозревая, Ванька мучился от боли. Вопрос, идти мне на работу или не идти, снялся сам собой. В таком состоянии я Ваню не оставлю. Отпроситься у руководства придется.

Стараясь мыслить разумно и холодно, я отправилась на поиски своего телефона. Пропущенных звонков нет, несколько сообщений от друзей в мессенджере, который я не стала открывать, не до них.

Закрыв дверь, присела на край кровати и набрала Глебу. Блин, как же это волнительно. Сердце пробует выскочить из груди. Перебирая пальцами край простыни, смотрела на экран телефона. Шли секунды, Тихомиров не брал трубку.

После того, что я ему наговорила, наверное, этого стоило ожидать…

— Слушаю, — раздался холодный властный голос моего начальника.

— Доброе утро, Глеб Владимирович, я бы хотела отпроситься на сегодня, — несмотря на нервное состояние, которое даже глоток коньяка на голодный желудок не притупил, говорю спокойно и уверенно.

— Милада Степановна, вам не кажется, что последнее время вы часто пропускаете работу?

Жесткий стеб засчитан.

Между нами не те отношения, чтобы «выкать» друг другу и обращаться по имени-отчеству. Перевести в рабочую плоскость их не получилось. Несколько секунд тишины, обдумываю, что еще сказать. Рассказать о болезни Вани не могу.

По нам с Ванькой больно ударило мое предательство. Другу тяжело было принять нашу связь с Глебом. Заведи я роман со студентом, с незнакомым парнем, Ванька бы интересовался, наблюдал издалека, но не стал бы вовлекаться в мои отношения и так остро реагировать. Не глотал бы горстями таблетки, чтобы справиться с болью.

— Извини, — перехожу на «ты». — Я плохо себя чувствую. Толку от меня все равно будет мало, — в моем голосе нет жалостливых нот, играть и притворяться – не мое. Поверит – хорошо, не поверит – мне все равно.

— Иван против, чтобы ты выходила на работу? — интересуется сухим тоном. Не поверил.

— Нет. Он даже не знает, что я тебе звоню.

Стараюсь не думать о том, что Ваньке ночью был плохо. Я не знаю, как он себя чувствует сейчас, и это сильно тревожит.

— Что у тебя болит? — в словах Глеба ощущаю беспокойство и заботу. Это тяжелее принять, чем холодность. Ощущение, будто мы вернулись на несколько часов назад, между нами нет горького привкуса от разочарования, гнева и обидных слов.

— Голова болит, тошнит немного, — отвечаю честно, даже полиграф бы принял мой ответ. Тошнить стало после коньяка на голодный желудок, но это ведь неважно.

— Врача вызови.

Хотела бы вызвать для Ваньки, но он не одобрит. Сейчас я боюсь делать хоть что-то, что может расстроить друга.

— Я отлежусь, если станет лучше, завтра выйду на работу, — пора завершать разговор.

— Вечером заеду, — твердо произносит Тихомиров, отбивая звонок.

Милада

Теперь сиди и переживай. Глебу и Ваньке сейчас не стоит лишний раз сталкиваться. Глебу то что, а за друга я переживаю. Очередная ссора может более пагубно отразиться на нем.

Стараясь не шуметь, ухожу на кухню. Выбирая между коньяком и кофе, в этом раз делаю выбор в пользу второго. В интернете ищу всю доступную информацию об опухоли головы, как влияет на самочувствие стресс, сильные переживания. Ничего утешительного, как я и предполагала. Забирая чашку горячего напитка, выхожу на балкон. Глоток, второй…

А меня трясет, не могу спокойно усидеть на стуле. Когда я думала, что мои проблемы с родителями – трагедия и боль, как же я ошибалась. В полной мере ощутить спектр болевых эмоций можно в тот момент, когда узнаешь о тяжелой болезни близкого человека. Любой качок в сторону ухудшения состояния вгоняет тебя в панику, усугубляет чувство вини. Ты ненавидишь себя, мир, в котором все так сложно. Продолжаешь надеяться на чудо, но боишься, что чуда с тобой не случится.

Поднимаясь со стула, тянусь к шкафчику. Туда на верхние полки, где обычно лежит открытая пачка сигарет. Чувствуешь какую-то необходимость в этом, хотя логическое мышление не спит и ты четко осознаешь, никакого успокоения несколько затяжек тебе не дадут.

- По рукам надаю, потом по заднице, - сонный голос Ваньки заставляет дернуться на месте, отступить от навесного шкафчика.

- Как ты? – захватывая с собой недопитый кофе, возвращаюсь на кухню.

- Бывало лучше, - отмечаю бледность, круги под глазами. Он подходит к кофемашине и нажимает кнопку.

Удерживаю себя, чтобы не напомнить, что ему нельзя кофе. Не подходящий момент проявлять заботу, Ванька раздражен. Он косится на бутылку коньяка, которая так и осталась стоять на столе. Нет надобности объясняться, Ваня и так все понимает.

- Приготовить тебе завтрак? – присаживаюсь за стол, чуть не опрокинув чашку. Обычно я не такая неуклюжая.

- Нет не надо, не хочу пока есть, - массирует одной рукой себе затылок. Значит, что-то беспокоит, а мне остается только наблюдать.

Забирает чашку и садится напротив меня. Готова просверлить дырку в его кружке, чтобы вылилось все содержимое.

- Что решила делать со стажировкой? – интересуется Ванька.

- Не знаю, - веду плечами. – Глеб просил меня задержаться на больший срок, пока Вероника не выйдет.

- Хочешь, я позвоню твоему отцу и поговорю с ним?

- О чем, Вань? Чувствую на лице грустную улыбку. - Думаешь, он тебя послушает? - Мы оба знаем, что любое давление на отца может обернуться против меня.

Я могу предсказать ход действий родителя. Ваньку папа выслушает и даже сделает вид, что прислушался. Потом найдет повод забрать меня в Новосиб, чтобы никто не смел вмешиваться в его методы воспитания. На самом деле никаких методов нет, кроме желания выгодно выдать меня замуж.

- Если я женюсь на тебе, ты станешь независимой, - поглядывая на меня поверх чашки. Настолько неожиданно прозвучало предложение, что я поперхнулась. Откашлявшись и утерев выступившие на глаза слезы, смотрю на друга.

- Дурацкая шутка, - я не представляю себя женой Ваньки, пусть и фиктивной. Мне кажется, такой шаг опошлит все прекрасное, что есть между нами.

- Я не шучу, Лада. Вполне серьезно предлагаю пожениться.

Мне не нравится этот разговор, внутри все восстает против такого поворота событий.

- А как же Соня? – мне до нее нет дела, просто хочется поскорее перевести тему.