— Слушаю, — раздается покрытый морозными иглами голос друга.

— Вань, не надо приезжать, — давлюсь всхлипами.

— Выходи во двор, я тебя заберу. Поедем домой, — жестко и бескомпромиссно, не оставляя шанса договориться.

— Вань, я сама к нему поехала… Сама, понимаешь?.. Хотела к нему… — утирая слезы, признаюсь в своем падении. Хочется и дальше быть его младшей сестрой, которую он любит, опекает, и которая его не разочаровала сексом с его братом. — Прости, что не рассказала… Собиралась… Честно… — говорю взахлеб, спешу до него донести все, что вихрем носится в голове, ломая мое спокойствие. — Не ругайся с Глебом.

— Не буду, Лада. Успокойся, — понижая тон голоса, в котором привычно звучат теплые нотки. — Я подъеду и заберу тебя.

Ванька кладет трубку, он все решил. Спорить не время. Да и не получится у нас с Глебом приятной ночи, наполненной страстью.

Включаю кран, умываюсь холодной водой. Выгляжу, как пьяная зареванная панда, размазанный вокруг глаз черный макияж тру мылом.

Предчувствие не подводит, когда выхожу из уборной, Глеб стоит напротив двери, подпирает стену. Ладони в карманах брюк, смотрит холодно из-под бровей. Замечает заплаканные глаза, желваки резко обозначаются на лице и тут же пропадают.

— Я поеду домой, — объясняться не вижу смысла.

Направляюсь в коридор, Глеб молчит. Позволяет надеть туфли, но дверь открыть не дает. Не успела протянуть руку к замку, как оказалась вмята в полотно.

— К нему уходишь, — не спрашивает, утверждает. Злится, а я вдыхаю последние секунды нашей близости, словно мы никогда больше не увидимся.

Он целует затылок, убирает в сторону волосы, проходится языком по шее, оставляя влажный след. Целует ключицу, сжимает на чувственной коже зубы, посылая токи возбуждения в каждое нервное окончание.

Между ног сжимаются мышцы, грудь становится тяжелой. Тело стремится к Глебу, разум подсказывает, что нужно идти к Ваньке.

— Скажи, что между вами ничего нет! — запускает пальцы в мои волосы, сжимает на затылке до легкой боли, но при этом целует щеки, край губ.

— Ваня мне очень дорог, но мы не трахаемся, если ты об этом, — специально выбираю грубую формулировку. Задевает его неверие, оскорбление. Как он посмел подумать, что я могу спать с ними двумя?

— Любишь его? — цедит угрожающе, грубо вдавливая в свое тело.

— Люблю, — прикрываю глаза.

— Его любишь, к нему бежишь, а кончаешь на моем члене? — задела его своим ответом, вот он и хочет отыграться, царапнуть в ответ.

— Любовь бывает разная, Глеб, — отталкиваю от себя, выкручиваюсь из его объятий. Понимаю, если бы действительно хотел удержать, не отпустил. — Но тебе этого не понять.

— Не понять. Так ты объясни, — застывает в напряженной позе.

— Зачем? Если нас связывает только секс? — поворачиваю ключ в замке и выхожу за дверь.

Милада

Прислонившись к стенке кабинки лифта, пытаюсь взять себя в руки. Меня бьет крупная дрожь. Слезы продолжают оставлять следы на щеках. Кусаю губы, чтобы не всхлипывать, но не получается.

Откуда эта боль под ребрами, что вздохнуть не дает? Не потеряла ведь ничего. Что нас связывает с Глебом? Одна ночь?

Ночь, которая в деталях отложилась на подкорке.

Закрывая каждый раз глаза, видела его крепкое обнаженное тело, врезающееся резкими глубокими толчками в меня.

Говорить себе, что это только секс, я могу сколько угодно, но что-то в моей душе тянется к нему. Продолжая закрываться от всего мира и от Глеба в частности, я все-таки признавала, что он мне нравится. Даже чуть больше, чем просто нравится, иначе я просто не легла бы с ним в постель.

Обхватив плечи руками, пытаюсь унять дрожь. Впиваюсь ногтями в кожу, будто физическая боль может вытеснить душевную.

Мучительно рушить даже то, что еще не сложилось. Но если выбирать между Ванькой и Глебом, я выбираю друга. Его жизнь в приоритете. Мои чувства – капля в океане. Тихомирову все равно кроме секса ничего от меня не нужно. Глеб – не про совместную жизнь, не про любовь, не про семью, не про «жили долго и счастливо и умерли в один день». Он мужчина, который сам выбирает, насколько долго он останется в жизни женщины. Мне и не надо, чтобы он задержался в моей, но я не предполагала такого расставания.

Мне не о чем жалеть. Я поступила правильно. Сказала то, что было на душе. Глеб настолько эгоистичен, что вряд ли примет мой выбор.

Лифт останавливается, выхожу в фойе на первом этаже. Достаю из сумки одноразовые платки, вытираю зареванное лицо, будто мне удастся что-то скрыть от Ваньки.

Выхожу, быстрым шагом иду к воротам. Прохладный ветер обдувает влажные щеки. Вдыхаю несколько раз подряд полной грудью свежий вечерний воздух.

Идти далековато, сомневалась, что Глеб пропустит Ваньку на охраняемую территорию, но я в Тихомирове ошиблась. Машина друга тормозит возле меня.

Случается так, что иногда ты чувствуешь на себе чужой взгляд, так вот – мою спину жжет знакомое ощущение. Оборачиваясь, поднимаю голову. Найти окна квартиры Глебы – нерешаемая задача. Приблизительно не знаю, где они находятся и куда выходят, но уверена, что он наблюдает. А еще уверена, что свет в его окне не горит. При всем желании я бы не смогла его разглядеть даже в бинокль на такой высоте.

Открыв дверь машины, сажусь на переднее пассажирское сиденье.

— Прости меня… — сжимаюсь вся, чувствую себя предательницей и обманщицей. Почему-то очень стыдно перед Ванькой.

— Иди ко мне, — с готовностью кидаюсь в его объятия. Так, наверное, чувствуют себя помилованные.

Не отвернулся, не отказался. Ванька самый лучший!

— Не реви.

— Вань, только не злись на меня, пожалуйста, — шепчу ему в шею, но знаю, что он меня слышит.

— Не злюсь уже. Но надавать по заднице не помешало бы, — он серьезен и строг, а я хочу улыбнуться.

Большие теплые ладони успокаивающе поглаживает по спине, обнимают затылок. Нос утыкается в его грудь, вдыхая родной, привычный запах. Глеб тоже классно пахнет, но не спокойствием, как Ванька. Сейчас мне дышится легко. С Глебом все настолько волнительно, что даже запах возбуждает, будоражит каждое нервное окончание.

— Давно это продолжается? — тело Ваньки напрягается, голос звучит ровно.

Стыдно в таком признаться. Несмотря на нашу родственную близость, всегда были установлены табу на интимные темы. Мы не переступали границ друг друга: не обсуждали секс, влечение, предпочтения в близости. Ванька знал, что у меня никого не было, а я знала, что он встречается с Соней.

— Нет, — мотаю головой. Это началось со второй нашей встречи: взгляд, притяжение, особая энергетика между нами, но об этом не стоит говорить.

— Он разрушит тебя, Милада. Глеб не тот мужчина, который тебе нужен, — делает внушение. Так обычно разговаривают старшие братья с неразумными сестрами.

«Разрушит…»

Правду от друга принимаю обожженными болью внутренностями. Сама все знаю, понимаю, но не получается сегодня подключать мозг. Слишком много эмоций, которые размазали мой обычно холодный разум, превратив его в кисель. Чувствую себя обычной девчонкой, которая наматывает сопли на кулак от неразделенных переживаний. Позволю себе сегодня побыть нюней, а завтра возьму себя в руки. Надену защитный панцирь и никого под него не пущу.

— У него была какая-то болезненная история в прошлом? — сама не понимаю, как этот вопрос сорвался с языка. Не собиралась спрашивать, хотя часто об этом думала.

Выпутываюсь из Ванькиных объятий, хочу видеть его глаза.

— У всех есть какие-то истории в прошлом. Кого-то они ломают, кого-то делают сильнее. Глеб всегда был немного циником и эгоистом, важнее него были лишь я и мать. О своем прошлом, если он захочет, расскажет тебе сам…

Если Ванька не готов говорить о прошлом брата, Глеб тем более не расскажет, но после сегодняшнего вечера вряд ли это уже будет иметь значение.

— Поехали домой, — тихо произношу, откидывая голову на сиденье и прикрывая глаза…