Лифт останавливается, освобождает меня от продолжения разговора. Наверное, я просто не готов услышать, что она обо мне думала. Правду ведь скажет.

— Ты голодная? — интересуюсь, когда закрываю дверь. Мотает головой.

Не хочу больше ждать. Притягиваю к себе, впиваюсь в пухлые губы. Наблюдаю за ее реакцией. Ресницы дрожат, веки смыкаются. Милада кайфует от поцелуя.

Хочется ее до вспышек перед глазами. У меня уже несколько часов стоит так, хоть орехи коли. Прямо здесь готов нагнуть, заставить упереться руками в стену, задрать юбку, одним толчком оказаться в ней. Я знаком с этими сумасшедшими ощущениям. Ее теснота до безумия приятна. Толкался бы, пока она два раз не кончила бы на мне.

Но я помню, как ей стало плохо в кабинете. До истинной причины все равно докопаюсь, но долбаное слово «психосоматика» плотно засело в голове. Если ей будет плохо, тело может дать сбой.

Со мной ей не должно быть плохо. Никаких сбоев, болей и температуры. Подо мной она будет кричать и плакать от удовольствия. Поэтому сегодня нежно. А дальше – прощупаю границы. Несмотря на всю ее взрослость и серьезность, там, глубоко внутри, она ранимая девочка. И я буду конченым мудилой, если об этом забуду. Хотя Милада мастер отключать мне мозг и пробуждать темное, порочное нутро, вытаскивать наружу мои плохие качества.

— Глеб, твой телефон звонит, — прерывает поцелуй. Стараюсь погасить вспыхнувшее раздражение. Прибью, кто бы там ни был! — Это может быть важно. Так поздно обычно кто попало не звонит…

Глеб

Мне поздно звонили не только по делу. Бывало, бывшие любовницы, перебрав спиртного, звонили, не глядя на часы, чтобы поведать о своей искренней большой любви, со слезами и соплями пробовали уговорить встретиться. Не слушая этот бред до конца, я просто отправлял контакт в черный список. С годами таких звонков становилось все меньше, в выборе любовниц все реже ошибался, но случалось всякое.

Когда я ждал Миладу, сидя в клубе, звонила Алена. Узнала, что вернулся в Москву. Предлагала встретиться, посидеть, чтобы разбавить скучный домашний вечер нашим общением. Обычно она не казалась навязчивой, но сегодня ее звонок раздражал. Раньше я мог находиться в постели с другой, но выйти из спальни и обсудить с ней какие-то дела. Но в случае с Миладой я был против ее теневого присутствия – даже в качестве помощницы своего отца.

Ромашка взбрыкнет, как молодая необъезженная кобыла, и помашет мне хвостом. Не факт, что после этого позволит к себе приблизиться. И дело не в том, что я боялся ее ревности, просто никого не хотел между нами.

Милада настойчиво упиралась и смотрела на мой карман, где продолжал играть телефон. Надо было звук отрубить!

На дисплее имя брата. Да, он обычно не звонит мне в час ночи, но сегодня Милада у меня, и это могло быть единственной причиной, что Ванька обо мне вспомнил в такой час. Мысленно выругавшись, вслух произнес:

— Я в кабинете поговорю. Подожди меня, — каждая мышца в теле напряглась.

Делить бабу с братом – да ну на хрен! Гнал от себя мысли, что между ними что-то есть, но в голове фейерверками вставали образы, как они вместе спят в одной постели. Хорошо, что я этого не видел!

Совместное проживание подразумевает совместные завтраки, ужины, просмотры фильмов... а у них еще совместная ночевка! Черная неконтролируемая злость запускала щупальца в тело, ползла холодом по спине, проникала в душу. Готов был прямо сейчас поднять риелторов на ноги и купить ей отдельную квартиру, но Милада не примет, не переедет!..

Пригласить к себе?

Не согласится.

Хочу делить с ней одну территорию?

Скорее нет, чем да.

— Привет, — принимаю вызов, закрываю плотно за собой дверь.

— Она у тебя? — зло цедит слова, отмечаю, что даже не поздоровался. Чья ярость опаснее? Моя точно плохо поддается контролю. Трубка в руке трещит.

— У меня, — не собираюсь скрывать. Сам хотел встретиться и все ему рассказать. Если между ними действительно только дружба, откуда столько бешенства в его голосе? — Ты откуда узнал?

— За ней в клуб приехал, подруги просветили. Глеб, ты охренел? Забыл, чья она дочь? — не делая пауз между предложениями. — Забыл, кто тебе помог на ноги подняться? Забыл, как за нас впрягались старшаки на районе? А ты дочь Степана в постель уложил?! Она ведь малолетка!

Каждое слово било наотмашь. Я понимал, что по всем людским законам поступил, как мудак. Взрослый мужик не смог член в штанах удержать.

Хрен бы кто удержал, когда он постоянно на нее стоит.

— Она совершеннолетняя! — слабое оправдание. — Ее, если ты не забыл, Ромашов сам под нас пытался подложить, прекрасно зная мое отношение к женитьбе.

— Он под меня ее хотел подложить, но заметь: живя с ней в одной квартире, я Миладу не тронул, — выплевывает каждое слово, пробуждает не только гнев, но и чувство вины.

— Молодец, что не тронул… и не тронешь, — последние слова – предупреждение. Ломать челюсть собственному брату не хотелось.

— Глеб, бля! Ты чем думаешь? Она с виду такая непрошибаемая, внутри хрустальная, ты ее разобьешь на хрен! — давно мы с братом не ссорились, сейчас он на меня орал.

Упал в кресло, растер пятерней лицо. Ванька ее лучше знает, у меня не было причин ему не верить, но я не исключал, что он сильно преувеличивает. Сейчас во мне не эгоизм говорил. Милада прекрасно представляла рамки отношений, которые я предлагал. Это она настояла, что мы можем трахаться друг с другом без обязательств.

— Давай ты просто не будешь в это лезть. Я сам решу, с кем мне спать. Со Степаном я поговорю, если появится необходимость, — не собирался я ему прямо сейчас звонить и разрешение на секс с дочерью спрашивать!

— Да зачем разговаривать? Трахай ее тайком, а потом не забудь при встрече руку ему пожать. Я сейчас приеду за Миладой. Не хочу знать, как давно это продолжается, но пора это заканчивать.

— Ты ей не брат и не отец. Сегодня она останется у меня, — жестко отрезал. — Это было ее решение – ехать ко мне, — мне было что еще сказать Ивану, но он отбил вызов…

Милада

Голос Глеба звенит от злости. Не желая подслушивать, отхожу, но все равно успеваю ухватить краем слуха свою фамилию. Останавливаюсь, ноги дальше просто не идут.

Дальше больше. Не могу понять, что испытываю, но очень похоже на панику. Понимаю, что Глеб разговаривает с Ваней. Я боюсь разочаровать единственного родного человека в этом чужом большом городе, не хочу подорвать его доверие, обидеть.

Делаю шаг к двери кабинета Глеба, от нервного напряжения мне не хватает воздуха. Квартира огромная, а я будто попала в замкнутое маленькое пространство без кислорода.

Отмечаю, как бешено бьется мое сердце, застревая где-то под ребрами, причиняет боль.

Разговор идет обо мне, по обрывкам фраз Глеба об этом нетрудно догадаться.

Страшно представить, что Ванька приедет к брату. Любой конфликт между ними наотмашь больно ударит по мне. Разрушит меня до основания, я просто не переживу, если с Ваней что-то случится.

Чувствую себя предательницей, из-за которой может усугубиться его здоровье. Его болезнь – взведенный курок револьвера, в барабане которого нет лишь одной пули – единственного шанса на его полное выздоровление. Я мечтаю об осечке, чтобы врачи ошиблись, все было не так страшно и трагично.

На подкашивающихся ногах дохожу до своей сумки, которую оставила в коридоре. Руки дрожат, чудом не роняю телефон.

Нахожу первую попавшуюся уборную, закрываюсь и принимаюсь звонить Ваньке.

Гудок... гудок... гудок…

Всхлипываю, сползаю по темной плитке на пол, поджимаю ноги, упираюсь подбородком в колени. В прошлый раз я не видела эту комнату, залитым слезами взглядом я прохожусь по интерьеру. Красиво – сухо отмечаю без мельчайшей вовлеченности.

В данный момент меня не поразил бы падающий с неба метеорит. Волнуют меня лишь гудки в телефоне.