Ляля загорелась идеей свести нашего отца с моей матерью. В глубине души обида на отца сидела до сих пор, но я прекрасно знаю, что мать всегда была одна. Даже если и встречалась с кем-то, то никогда не приводила его домой. Поэтому я соглашаюсь помочь. Прежде всего я хочу, чтобы моя маму была счастлива. Я знаю, как ей порой было тяжело. Помню, как она разрывалась между работой и мной до того, как мы вернулись сюда, к её родителям. Она училась, работала и воспитывала меня. И никогда в жизни я не чувствовал себя брошенным или ненужным. Я знаю, что я единственный родной человек, который у неё остался. И сейчас я живу с ней, не желая оставлять маму одну. Помогая ей финансово, настояв на том, чтобы она уволилась с работы и работала из дома. Но когда я съедусь со Снежинкой, я буду вынужден оставить маму.

Поэтому я веду маму обедать в кафе. Скидываю Ляле адрес и завлекаю маму разговором, бросая взгляды на вход и дожидаясь приезда отца и сестёр. Когда они заходят в ресторан, Ляля радостно мне улыбается, а я смотрю на отца, который мой взгляд замечает и останавливается резко. Усмехаюсь уголком губ. Да, сложно не узнать собственного сына, который похож на тебя как две капли воды.

Мама чувствует, что рядом кто-то остановился, хмурится и глаза поднимает. Я слишком хорошо её знаю, поэтому вижу, как она бледнеет и сжимает пальцами меню.

— Мужчина, вы что-то хотели? — вежливо, но при этом руки трясутся.

— Не ври, Туся. Ты меня узнала.

— Вы ошибаетесь. Игнат, мне здесь не нравится меню, нет ничего стоящего. Пойдём, поищем другое место.

Я готов засмеяться от того, как по-детски ведёт себя мама.

— Ма, это одно из твоих любимых мест, — развожу руками и стараюсь не засмеяться.

— Игнат, — о, знаю этот тон, мама сейчас будет рвать и метать.

— Да? — одновременно со мной спрашивает отец.

— Я не к тебе обращаюсь, — шипит мама, оборачиваясь к отцу.

— Ты же меня не узнала.

— Иди ты к чёрту, Ласточкин. Сначала дочь свою подослал с письмами. Теперь в кафе заявляешься, где я обедаю со своим сыном, — мамин голос дрожит от слёз.

— С нашим сыном, Туся. С нашим, — качая головой, но не пытаясь укорить.

— Он мой!

— Ты утаила его от меня, Наташа, — мягко говорит отец.

— У тебя была своя жизнь. И до нас с Игнатом тебе не было дела.

— Познакомишь меня с сыном? — не идёт на конфликт отец.

— Я сам представлюсь, — пожимаю плечами и поднимаюсь из-за стола, протягивая руку. — Игнат. Твой сын, — пожимаю крепко руку отца. Потом улыбаюсь и подмигиваю застывшим сёстрам, прежде чем обратиться к родителям: — Вы тут говорите, а мы пойдём.

С Лялей и Леной покидаем заведение, оставив родителей мириться. В том, что они помирятся я не сомневаюсь. Мама всегда была отходчивой и не умела обижаться на тех, кого любит.

Решаю познакомить сестёр со своими друзьями и везу в автомастерскую, чтобы Глеб огорошил меня новостью, к которой я оказался не готов. Ждал так долго, но всё равно оказался не готов.

— Игнат, Снежана здесь.

Игнат

— Где? — напрягаюсь всем телом, готовясь бежать. Бежать за своей малышкой. Я скоро увижу её. Не могу даже в это поверить.

— На втором этаже, — Глеб махнул рукой.

Взлетел на второй этаж и распахнул дверь. Увидел, что комната пуста, только окно настежь распахнуто.

— Где она? — зарычал, не веря тому, что Снежинка была здесь.

— В комнате для отдыха должна быть, — пожимает плечами парень. — Снова свалила от тебя, Царь.

— Сука, — бью рукой по косяку двери. — Сука, — с грохотом захлопываю дверь. Сбегаю по лестнице вниз и останавливаюсь возле сестёр: — Я скоро вернусь. Познакомьтесь с ребятами пока.

Я знаю, что пешком до дома Снежинки моим шагом десять минут. Бегу на грани своих возможностей. Знаю, что доберусь до её подъезда быстрее Снежаны. Вырубаю свет в подъезде и выкручиваю лампочку. Встаю у стены и пытаюсь перевести дыхание, которое с хрипами вырывается из груди.

Через семь минут, которые тянулись целую вечность, дверь в подъезд открылась. Вжался в стену, чтобы Снежана не увидела мой силуэт в свете фонаря.

Дверь захлопнулась, а я подался к малышке ближе. Мои глаза уже привыкли к темноте, поэтому я вижу её силуэт. Прошибает и подкидывает, когда ладошка девчонки оказывается на моей груди. год без неё. Год без её прикосновений. Один Бог знает, как мне хочется её сгрести в объятия и впиться поцелуем в губы. Но я предпочитаю не спешить. Я чувствую ещё вину перед ней за свой идиотизм.

Снежана взвизгнула от испуга и отпрыгнула от меня, дрожащим голосом спросив:

— Кто здесь?

Подхожу ближе и тихо говорю:

— Ты даже не поздоровалась со мной, Снежинка.

Сквозь пыльное окно пробивается свет фонаря. Я вижу, что малышка слепо шарит рукой в воздухе, пытается нащупать перила. Я ладонь её ловлю и сжимаю, согревая холодную кожу. Всегда мёрзнет. В любое время года.

— Даже не поздороваешься с давним другом? — целую запястье, одновременно с этим вбирая жадно запах её кожи. Это Рай. Мой личный Рай. Я был лишён ей на целый год и один день.

— Здравствуй, Игнат, — сухо и обиженно. Голову поворачивает ко мне. Склоняюсь низко, чтобы поймать её частое дыхание. — Теперь я могу идти? — пытается вырвать руку. Думает снова сбежать от меня. В третий раз.

Злюсь. Прихожу в ярость. Тяну её на себя и пальцы смыкаю плотнее на запястье.

— Ты настолько труслива, что решила сбежать через окно? Настолько сильно ты не хотела со мной встречаться? — я целую тонкие запястья, губами чувствуя, как колотится её пульс. — Настолько страшно было посмотреть мне в глаза? Скажи мне, Снежинка, — я не хочу, чтобы она молчала. Я хочу, чтобы она показала эмоции мне. Чтобы показала, что по-прежнему любит меня. Что этот год выживала вдали.

— Пусти меня, — тихо, едва слышно.

Да что это такое? Я уже отпустил. Больше не смогу. Никогда.

— Хватит, — дёргаю Снежинку на себя, закидываю её руку себе на шею, вжимаю холодную ладошку в заднюю часть. От этого Снежана на носочки привстаёт и вжимается своим идеальным телом в меня. Слои одежды не способны помещать чувствовать её дрожь. — Хватит, Снежинка. Я тогда испугался, — шепчу в губы малышки. — Испугался потерять тебя и твою улыбку, — целую её губы. Сладкие. Нежные. Вкусные. Ещё вкуснее, чем я помнил. Этот невинный поцелуй вызывает желание. — И я потерял. Почему ты сбежала от меня? — голос надломленный и чужой. В нём вся тоска и боль, которую я пережил, пока её не было рядом, пока я её искал. — Я тебя искал, малышка. Каждый день искал. Сдыхал без тебя. Я сдыхаю без тебя, Снежинка.

— Я видела, как ты сдыхал с Лерой. Видела, как ты страдал, бедный. Места себе не находил.

— Глупость, маленькая моя. Ничего не было. Кроме тебя никого не было. С нашего первого поцелуя никого не было, Снежинка. Только ты в сердце и мыслях. Только ты одна.

Снежана всхлипывает отчаянно и дрожит.

— Нет, — давит ладошками на плечи. — Нет.

— Я идиот, Снежинка. Вернись ко мне, — подхватываю под бёдра и вжимаю в стену. — Вернись, — отчаянно.

— Я могу вернуть только нашу дружбу, Игнат. Дружбу. И ничего более, — каждое слово причиняет боль. Она говорит мои же слова. — Ты меня больше не интересуешь, как парень. Я встречаюсь с другим, — её голос дрожит и срывается. Я знаю, что она лжёт.

— Лжёшь, — сжимаю её сильнее в своих руках, пытаясь показать, что никому её не отдам. Она моя. Вся моя. — Я не позволю…

Перебивает. Кричит со слезами в голосе:

— Что не позволишь? Встречаться мне с другим парнем? Налаживать свою личную жизнь? Что ты мне предлагаешь, Игнат? Дальше смотреть, как ты встречаешься с другими? Как ты меняешь одну девчонку за другой каждый день? А что мне прикажешь делать? Сидеть и ждать, когда ты увидишь во мне девушку? Когда ты нагуляешься?

Каждое слово впивается копьём в сердце. Каждое слово заставляет испытывать вину.

— Всё будет иначе, — целую её лицо, не имея сил остановится. Мне она необходимее воздуха сейчас. — Ты же хочешь меня, Снежинка, — прикусываю подбородок, тут же пробегаюсь языком по нежной ароматной коже. — Я скучал, — в голосе тоска. — Я так скучал… — лёгкая рябь поцелуев по запрокинутой назад шее. Она такая податливая. Льнёт ко мне, откидывает голову, позволяя целовать. — Всё теперь будет по-другому. Я тебя не отпущу.