Ипат не стал покупать масло на торге, а по своему обычаю нашёл местного мытаря, что собирал денге за масло, пообещав ему хитрую схему вознаграждения, напрямую зависящую насколько дешево он найдёт масло. Ну и на дюжину хозяев колодцев, найденных сыном, вышел, чем снизил цену нефти в восемь раз. Ведь ни бурдюков, ни арбы ему не требовалось. Земляное масло переливали в большую бочку и на собственной повозке везли на корабль. Эти торгаши ешо посчитали, что его надули! То, что самое дорогое в «бизнесе» оборотная тара Ипат, в отличие от сына, просёк сразу. Второй фактор, который играл на руку, он прибыл не в сезон и многие колодцы были полны маслом и вычерпав его сейчас, к лету они будут полны, а владельцы ничего не потеряют. А князь то не дурак, не зря весь товар в контейнерах заставил везти. Слово чудное, давалось Ипату тяжело, но он уже уверенно его произносил. Впрочем, и про остальное не забывал. На городском торге брал розовую соль, свинец, сухие фрукты и шёлк, что был здесь куда дешевле, чем в Сарае.
В Баку Ипат надолго не задержался и подгадав момент, когда бури стихли оставил заботы о покупке масла на сына, объяснив, с кем и как работать. Сам же отплыл на трёх насадах в залив Кара-Бугаз, что находился аккурат напротив Бака, на другом берегу Хвалынского моря. Тюркские гости сказывали, будто там есть глубокая дыра, которая поглощает воды Хвалынского и все заплывшие корабли, посему туда из местных никто не плавал. Боялись жутко и называли это место ловушкой чёрта. Князь же сказывал, сказки усё. Залив тот воду сосёт не потому, что тама див сидит, а оттого, что он ниже моря Хвалынского, и вода туда сама собою заливается.
Пройдя узкию горловину залива, он действительно тянул корабли со страшной силой, они оказались в большом озере, со всех сторон окруженным бескрайней пустыней. Ничего страшного Ипат не увидел, разве что вода солёная дюже. Один из холопов, упавших с палубы, не утонул как это бывает, а долго на пузе барахтался, чем всех рассмешил. В Баку ему сказывали, будто бы здешняя вода размывает даже железные гвозди парусных кораблей. Эта взвесь придавала Кара-Бугазу тяжёлый свинцово-серый цвет. Однако Ипат не боялся. Корабли никуда не засосало, железные гвозди густо смазаны смолой, а пресной воды и дров для дистиллятора с запасом. Разомлев от жаркого Солнца, Ипат разделся до рубахи.
Чудные всё же места. На Руси ныне лютень стоит, плюнешь и слюна льдом обернётся, а тута жара. Горькую соль они нашли на следующий день и бросив якоря, купленные в Хаджи-Тархане, русские холопы принялись собирать лопатами соль в боьшие бурдюки с карманом снизу. Полные мешки лодками тянули к насадам и, подцепив журавлями, ссыпали прямо в нутро насада. Отдельную партию на лодках отправили вдоль берегов с «химиками» искать бишофит и сульфат натрия, что этакое Ипат не знал, но воев в охрану дал.
Онего
Итоги сражения меня откровенно взбесили. Шутка ли, потеряно двухсотыми двадцать шесть пикинёров в основном из посохи, семь всадников и двенадцать, поселенцев. С раненными вообще завал, три дня не могли разобраться. И со своими, и с чужими. Не скажу, что победа прямо уж пиррова, но довольно близко к этому термину подобралась. Отборные сотни за здорово живешь не сдавались и дрались отчаянно, зачастую предпочитая смерть плену. Поэтому здоровых пленных было мало, по большей части в руки попадали оглушенные, раненые и пойманные карелами. Три четверти личной гвардии Наримунта полегло на Онего и, хотя истинный масштаб разгрома был ещё никому неизвестен, с выкупом решил я притормозить. Хотя и выкупать особо некого. Вместе с князем Александром в отчаянных атаках сгинула большая часть литовских бояр и старшей дружины. Один воевода Вилкас уцелел и то, его состояние под вопросом. Вой всё еще висел между смертью и жизнью в одном из полевых госпиталей. Осколочные ранения в живот, здоровья не прибавляют.
Пришли неутешительные вести из Новгорода от доверенных людей. После смерти Калиты случился бунт против Москвы и, судя по подробностям, куда жестче, чем в моей истории. События, что я невольно инициировал, привели к тому, что Калита умер не весной, а после рождества. Новгород же, собрав Вече, постановил идти на Устюг Железный и Бело-озеро. А в связи с тем, что у нас произошло, к бабке не ходи и ко мне заглянут на огонёк. Вот только Новгород легко может собрать и полторы тысячи, и две! И пусть качество воев будет не такое как у литовского князя, нам и этого хватит. Посему в угадайку решил не играть и бросил все силы на обогатительный цех и отливку пушек, ничем другим большую массу конницы остановить было невозможно.
В правильном решении убедился спустя три недели. К нам в гости явился доброход от боярина Путислава Носовича, того самого, что помогал бумаги выправлять передал полный расклад. Нет, не так. Он сдал новгородцев с потрохами. Передал покрут, то бишь копии списков людей по отечеству, куда входили бояре служилые, вотчинные и путные, окольничие, дворцовые, гридьба (профессиональные вои), купцы. Городовые полки Торжка, Ладоги, Корелы, Пскова… Кто и от каких концов Новгорода покручен (набран), брони и кони. Воеводы, сотники и десятники. Уникальный документ. Посланник божился, что на Свири новгородцы будут не ранее первой декады марта, а местом сбора назначили Тихвин, он же столица Обонежской пятины, в юрисдикции которой я и нахожусь. Оно и понятно «об», значит сейчас «вокруг», и «Онежье», соответственно производное от Онежского озера. Само собой в Тихвин сразу же отправились соглядаи, потому что пускать такое на самотёк чревато, особенно с учётом тех особенностей про тайный Совет Господ, что поведал Путислав.
Шестнадцатого февраля запустили обогатительный цех, двадцать третьего, медный конвертер, двадцать пятого пошли первые отливки, а к семнадцатому марта, когда войско господина Великого Новгорода подошло к Свири, у нас было чем угостить незваных гостей. И не только про пушки-гаубицы речь идёт. После поражения Александра у нас появилось девятьсот с копейками лошадей! Совершенно безумное число, ведь помимо коней дружины обоз взяли с хлебной и денежной казной. Четыреста рублей уже не бог весть какая сумма, но… с ними я смог нанять больше мужиков, чем здорово ускорил работы. Причём не новгородцев, а ту же белозерскую посоху. Ну и здоровых пленных привлёк к хозработам, благо средства усмирения у меня имелись. Хотя пару десятков гордецов всё же показательно голодали, но недолго.
Тут как дело, обстоит. В третье декаде января наконец добрался до нас санный караван из Легощи. Помимо вестей и кучи бумаг привезли: по два десятка пистолетов и ружей, аж три тонны шоколадного пороха, проволоки телеграфной, колец для байдан и прочего добра, что я заказывал посыльными. Это позволило довести телеграфную линию до северного берега Бело-озера и практически в режиме реального времени общаться с князем Романом Михайловичем. Наладили и транспорт, пробили просеку вдоль волока вокруг Бадожского погоста и далее санную дорогу по Ковже и озеру до столицы княжества, что позволило сократить и время в пути до пяти, семи дней, против месяца раньше!
О победе и трофеях князь узнал почти сразу, хотя и приватно. Приехал ко мне сам, не поленился и ту же начал цыганить лошадей, это ведь огромная ценность даже при средней цене в пять рублей. Кони боевые, а ещё доспехи, порой добротные. Посоха умытая кровью обзавелась шлемами, мечами, топорами. Решился тяжёлый вопрос с кольчужными сегментами, и я наконец обмундировал посоху получив четыреста пятьдесят алебардистов, пятьсот семьдесят пикинеров и сотню легкой конницы в довесок.
Почему народу вышло больше? Так пополнение прибывало. Возвращающиеся в бронях мужики и информация от послужильцев князя Романа всколыхнула Белозерское боярство. Шутка ли? Лапотников за чёрную работу одевают лучше иных воев, да что воев, бояр. Иной раз добрый доспех и за десять лет службы не вымучаешь, заработав десятки порубов, а тут на тебе. За одну зиму получили. Потянулись то один, то второй. А гридня мне зачем? Работать не могут, денег нет. Расстраивать всё же не стал и, крепко подумав за чашкой мёда, выработали схему, устраивающую обе стороны.
