— Да плевать мне на ту птицу! На Переяслав плевать! Но ежели он моё железо перебьёт… Понимаешь, что будет то?! Усё, что многие лета собирал, усё, что сынам оставил, собаке под хвост пойдёт. Москва стоит на зерне суздальском, ярлыке великом и укладке персидском, а последний куда важней. Так! — князь встрепенулся. — Куды, говоришь, его насады идут?

— На Онего-озеро, надёжа.

— А что ему тама надобно?

— Не ведаю.

— Не иначе Новгород подбивать будет... В Нижний ужо не успеем, в Ярославле зятёк всё одно назло сделает, — Калита поморщился. — Вот что, в Кострому гонцов шли. Вели караван Мстислава дотошно смотреть, мыта взять втрое больше и главное, зелье ищите с трубами…

— Не круто ли забираем?

— В самый раз.

В палаты вошёл ещё один ближник Калиты боярин Протасий Фёдорович и в пояс троекратно поклонился. Калита кивнул чашнику и всем разнесли вина.

— Добры ли вести принёс, Протасий?

— Ужо и не знаю, князь. Боярство московское бурлит. Вотчинники на дыбы встали. Тарусские донесли весть, будто князь из глуховских, Мстислав Сергеевич от пояса родовитого Белёвского боярина Берислава отрешил. Усадьбу пограбил, а самого аки пса помойного повесил на торге, ещё и хоронить седмицу запретил.

Калита глянул на Остафия. Тот пожал плечами и ответил:

— Прежде сказывал тебе про то.

— В просинец[i] хотят собрать в Звенигороде большой Боярский сход.

— Боярский сход? — искренне удивился Калита. — Такого со времён Бату не случалось, — он вопросительно посмотрел на Остафия.

— Верно, батюшка, так и есть.

— И чего же они хотят?

— Известно чего, дружины собрать и князя извести, ибо не бывало такового на Руси прежде.

Иван Данилович усмехнулся, повеселел:

— Ишь, как их скрутило. Гоголем ходили, а як жареный петух в зад клюнул, разом заголосили, сход-сход! А вот что, езжайте как вы на сей сход и Терентия Ртища с собою берите. Главное, поболе слухов пускайте про то аки Мстислав боярскую честь порушил. Особливо елея вотчинникам лейте в уши, а служилым и МОИМ боярам наказывайте на сходе том быть, но воев не давать.

Оба боярина ошарашенно посмотрели на Калиту:

— Как же так, кормилец?!

Кремль времён Калиты

[i] Январь

Неповоротень— старинное слово. Медленный, мешковатый и неуклюжий.

Листопад, он же грязень, он же свадебник — октябрь.

Выпороток — Недоношенный детёныш, вынутый из утробы самки, второе значение ругательство к детям — "недоносок", маленький, но дерзкий мальчик, третье значение ругательство — неполноценный человек, эквивалент слова дебил. Аналог слова Вымесок — он же выродок.

Петух — символ огня, пожара. Дома строились деревянные, пожары были большим бедствием. Смысл поговорки в том, что человек не заботится о чем-то заранее, пока не случится беда. Только тогда он хватается и начинает спасать положение. Красный гребень петуха символизировал пламя. В русском языке еще существовало такое выражение: пустить петуха, т.е. устроить пожар. Рассерженные петухи вообще больно клюются, а уже если его зажарить, то он будет особенно сердит. К тому жареный ― это не обязательно зажаренный, здесь скорее имеется ввиду что петух остался жив, но при этом очень напуган и зол. То бишь это поговорка не новояз и не то что вы подумали изначально.

Михаил Ярославич Хоробрит — четвёртый сын Ярослава Всеволодовича от второго брака с Ростиславой-Феодосией Мстиславовной, младший брат Александра Невского. Великий князь Владимирский и Московский князь (до Даниила) . То есть "Прохор" при правильном "подводе" в теории имеет права и на Московское княжество.

Карта северо-восточных княжеств Руси близкая к означенному периоду и путь каравана Мстислава Сергеевича.

С натугой подняв затвор, мужики открыли путь воде, и она с весёлым журчанием пошла в трубу, а следом загудело, затарабанило диковинное колесо, стоявшее в избе чуть ниже плотинки. Всю силу Легощи в эти трубы спрятали, и силы с лихвой хватало крутить большую дробилку для бела-камня. Вторую запустили, а вот третью навряд-ли пустим, уж больно велика последняя запруда, хорошо ежели к весне заполним.

Последние дни Богдан спал больше урывками, и под глазами образовались тёмные круги. Он по-прежнему отвечал за торг, Курьян был старшиной цеховых артелей, а Владислав Мечиславович остался за воеводу. И работы хватало всем. Из Белёва и Козельска шли и шли струги с холопами, житом, льном и прочим добром. Полями и перелесками гнали скотину и меринов.

Князь отписал, готовьте места с запасом, на пять тысяч батраков! Зиму мол переждут, а после частью расселим, а частью в новый острожек на Угре отправлю. Легко сказать, зиму пережди, вона — не протолкнуться уже. Почитай целый град разместить надобно.

Делать нечего. Баб и детишек в артельном доме селили, а мужиков в стенах. Бревна на перекрытия хватило, а вот на стенки нет, нам ведь ещё ангар достраивать. Долго думу думали старшины и решили стену вторую из чурок класть, тако куда быстрей выходит и обрезков у нас множество. Холопам двуручные пилы раздали и пусть себе работают. Выходит так. С одной стороны стена, поверху потолка сено уложили, для пущего тепла, а с тына значится эти самые чурки на глине. Без окон и дверей вестимо. В подполе канаву прорыли дабы идти можно было не сгибаясь и колейку малую кинули. Подпол тако же, чурками закладываем и от печей под пол тепло отводим. Перегородки же из рогоза. Холопы по лестницами аки кури по насесту поднимаются. Зато тепло!

За день три, а порой и четыре десятка метров отстраиваем и потихоньку, помаленьку расселяем люд. Дабы люд и раствор не мерз у стены раму ставим а на неё брезент с оконцами из бумаги. Раму ту с печурками и турами по рельсу двигую, аккурат как в ангаре сделано только поменьше. От хлада и дождя добрая защита.

А холопы и такому жилью рады — полы дощаты, доску дают стол и кровать сбить, фонарь свечной. Бани вона новые устроили. Одеваем всех в лапти с галошами, штаны теплые и телогрейки. Слово чудное, но хитрости в этой одеже нет. Из Еголдавевой тьмы свезли много шерсти бараньей и верблюжьей. С сосновыми нитями ту мешали и набивали зипуны, опосля полосками прошивали. Сермяга же не проста, выткана пестрядью[i] и пропитана особо, отчего даже под дождём не мокнет. Пуговицы черны, накладки кожаные на локтях, карманы, пояс, номерок. Да для холопов — сокровище! Многие сюда босы пришли, окромя хламовища и портков за душой ни зги. И где такую прорву голытьбы нашли то! Сплошное разорение, без счёта на них серебра уходит.

Поставили мельницу новую жито молоть и пекарни, а мясорубка, та и день и ночь в работе. Самих же холопов сразу к делу пристроили — лес валить, потребности цехов закрыть и прочие работы ускорить, башню отсыпать али шахты у Легощи бить. Неча им баклуши бить. А тех же, кто оставался на поля отправляли, пни корчевать под весенний сев. Князь то не ведает ещё, что к нам уже две сотни батраков семьи перевели опосля Покрова[ii]. Но ничего. Самое тяжелое уже позади, справимся с божьей помощью. Вои порядок батогами навели, а старые работники помогают холопам освоиться с чудинами и порядки наши уразуметь. Бабы их рогожи на рамах уже ткут и одёжи из шерстяных нитей, и на малых машинах вяжут, мужьм телогрейки и штаны мастерят. Детишек же за ягодами-грибами каждое утро возят по реке али дороге конной. Многое в лето собрать не успели, вот и наверстываем до снега.

По торгу же дела обстоят добро. Многие гости в острожек едут с грамотой где указано, сколько им надобно товара и какого. Листки сии опросники зовутся и в клетку разрисованы, их раздают заранее, по пути, а к нам значится с копией ходоков заранее шлют. Когда же купцы приезжают с гривнами товар собран и торговаться не надобно вовсе. Удобно, что ни говори, хоть и не по-нашему. Сижу вона читаю новую книжицу князя для гостей «Воронка продаж[iii]». Что за воронка, покуда не разумею, но интересно. Много дельного писано и картинки лепые, цветные.