Генерал замер:

— О чём ты? — всё же, он засомневался.

— Забыл? — увидев, что подаётся, Истрим усилил нажим. — Сила Императора питает твоего «скакуна». Магия в его искусственных венах не бесконечна, со временем она истает, и что будет тогда? Кто восполнит её? — он помолчал, давая генералу время осмыслить услышанное. — Мы лишимся могущественного оружия, которое лучше сохранить на крайний случай.

— Что за случай? — теперь Браксар и впрямь задумался. Истрим практически слышал, как шевелятся малость заржавевшие, но всё же крепкие шестерёнки в его мозгу.

— Думаешь, без Императора Империя выстоит? Завтра мы увидим, как вчерашние «верные слуги» начнут раздирать на части то, что останется от неё.

— Останется?

— Именно, потому что «сегодня» начнутся восстания. И всё, что держалось волей Императора, отвалится. Мы не удержим завоеваний.

— Гроуввейер надеется… — возражение получилось неловким: всё же, Браксар относился к наместнику весьма безразлично, не видел в нём авторитет, и поэтому не мог всерьёз опираться на его мнение.

Тем более, что Истрим воспринял «аргумент» без энтузиазма:

— Гроуввейер первым кинется делить Империю, как только станет ясно, что единство не сохранить, — ответ звучал весьма убедительно, потому что апофикар искренне верил в свою правоту: для него наместник был просто жадным до славы, почестей и власти карьеристом. — Просто сейчас он ещё пытается собрать в своих руках чуть больше власти.

— Леди Нейт должна стать регентом.

— Леди Нейт не командует войсками. Зато у Гроуввейера есть гарнизоны дворца и столицы. И они прямо здесь.

Браксар помрачнел: спорить с апофикаром у него никогда не получалось. Зато у него оставалась вера в дело рук Императора:

— Ты не веришь в единство Империи, — слова прозвучали не как вопрос, а как обвинение.

— Я верю в амбиции людей, пока ещё служащих Империи, — пожалуй, Яд Императора мог позволить себе самую малость побыть материалистом. Особенно в споре мечтателем-идеалистом Браксаром, не способным заметить некоторых… изъянов в фигуре Императора, и всём, что было с ним связано. В конце концов, Истрим принимал и ценил даже эти черты Повелителя. Возможно, в этом помогало знание о том, кто скрывался под чёрным Доспехом — возможность окинуть взором образ целиком. И даже — коснуться его: провести ладонью по нежному локтю, или белому колену, почувствовать в своих руках хрупкие плечи и по-юношески стройную талию… Не больше, увы, но и это — невероятно.

— И что ты предлагаешь? — обойдённый в споре со всех стороны генерал выглядел сконфужено. Как ребятёнок, проигравший со своей командой в дворовой войнушке.

— Я прошу тебя остаться. — Истрим подошёл совсем близко, и теперь мог во всех деталях прочувствовать запах стали, кожи и машинного масла, исходящий от генерала. — Вместе мы, возможно, повлияем на ситуацию.

— Власти захотел? — во взгляде Браксара вспыхнул гнев, он отшатнулся от апофикара, как отстранялся от любых дворцовых интриг, насквозь порочных и неприятных ему. Но вся красота жеста оказалась изрядно подпорчена, когда генерал вдруг упёрся спиной в широкий бронированный бок «Гаргульи». Лицо военачальника вмиг утратило прежнюю грозность, в глазах промелькнуло сперва удивление, затем — смущение, и снова — ярость.

Картина была восхитительна, но на этот раз Истрим не позволил себе даже лёгкой ухмылки:

— Только единства. — серьёзно ответил апофикар. — Так же, как ты, я не желаю видеть на Вечном Троне кого-либо, помимо нашего Императора.

— Ты же говоришь, он умер!

— Он живёт в нас, в нашей памяти, в нашем опыте. Мы призваны Им к службе! И через нас Он направит Империю. Даже из-за Грани.

Могучее тело Браксара, до этого напряжённое, будто готовое к бою, обмякло. Он тяжело вздохнул, и взглянул в глаза, которые терпеть не мог:

— Хорошо.

***

Альдарийская цивилизация возникла и исчезла задолго до времён Вечной Империи. Тысячу лет назад, когда Суверен завоёвывал мир, она уже была неимоверно древней. И почти забытой. О минувшем великолепии и могуществе могли поведать разве что бесценные артефакты, напитанные так и не выветрившейся до конца магией. Даже спустя века таинственная энергия ещё пульсировала в этих редких сокровищах. Их увлечённым собирателем был, например, виконт Вердлем Сераф: в столичном дворце изысканного магистра-аристократа хранилась потрясающая коллекция, подобной которой не было в мире. Даже в сокровищницах Синода и Вечной Империи. Но оставались и другие памятники сгинувшей культуры.

Кое-где, под толстыми пластами земли и камня, таились запустелые руины.

Хайар-Килинаг обрёл вторую жизнь, впустив в свои нефритовые чертоги сопротивленцев, искавших надёжное укрытие от глаз имперских соглядатаев. Здесь восставшие утвердили свой штаб, и строили бессмысленные планы по свержению власти Императора.

— Мёртв Император, или нет, судить рано, — вещал генерал Айар Дани. В отличие от имперского высшего командного состава, сформированного из молодых и перспективных офицеров, этот полководец был в летах. Голову его украшала роскошная седая грива, и не менее выдающаяся белоснежная борода.

Он был даже слишком стар.

Император был молод, молодой была и его Империя, и, чтобы достигнуть успеха, ей нужна была молодая, горячая, быстро бегущая кровь. Поэтому в имперском штабе не было стариков — закостенелые, они не хотели меняться сами, а значит — не могли изменить и мир вокруг.

— …Но мы всё равно должны действовать. — продолжал генерал Дани. — Быстрее и решительнее — это наш шанс…

Собственно, об этом был весь брифинг, до которого Повелитель Тьмы был допущен по непостижимой неосмотрительности сопротивленцев. Вообще, было удивительно, почему Хайар-Килинаг ещё не штурмуют имперские войска. С таким-то подходом к безопасности… Даже если в безобидно-миловидном паже невозможно угадать Императора, всё равно: оставлять все двери открытыми перед взятым в заложники представителем вражеской стороны как минимум — глупо. А как максимум — губительно. Им всем несказанно повезло, что тёмные силы Повелителя находились сейчас не в зените.

Правда, по всему выходило, что заложником его никто не считал, в карцер бросать не собирался, не готовил пыток и не планировал устроить допрос с пристрастием. Если только не считать за два последних пункта настойчивые попытки Дэша Райдера «навести мосты». Последняя фразочка — слова самого неугомонного мятежника.

Способствовать этому, согласно его плану, должна была обстановка, в которой они прозвучали.

Та ещё обстановка…

Ещё глубже в землю, под залами Хайар-Килинаг, залегала обширная сеть пещер: больших и малых, сухих и мшистых, заполненных пением капели и утонувших в безмолвном мраке. Но всех их заслонял нерукотворными великолепием и красотой «хрустальный чертог» — со своими сверкающими столпами колоссальных хрустальных сталагнатов, эта тянущаяся в темноту пещера напоминала гипостильный зал древнего святилища. Только вместо мраморных плит пола здесь таинственно мерцала гладь подземного озера. В торжественно-царящей тишине казалось, будто вот-вот вынырнет из непроглядной неведомой глубины фигура древнего божества, укрывшегося там от позабывших его людей…

На фоне такой необъятной природной монументальности одинокая хрупкая фигурка выглядела незначительной. Казалось, она и сама это чувствует — лишь на миг блеснув белоснежной наготой упругих ягодиц, стыдливо скрылась. Только рябь разбежалась по озёрной глади.

Вода была холодна и чиста. Повелитель Тьмы с удовольствием окунулся в её бодрящие объятия, смывая с тела грязь и кровь, а с ними — саму усталость. Холод его не беспокоил — в сравнении с касаниями предвечного льдистого мрака, он был ничем, и лишь самую малость покусывал там, где кожа была особенно нежной.

Активно работая руками и ногами, Повелитель Тьмы взял курс на самый дальний угол пещеры. Он нарочно выбрал его, чтобы никто не мог нарушить желанное уединение…