Имперские гончие.

Выведенные специально для выслеживания добычи, они ловко брали след, быстро гнали и, настигнув, способны были подавить любое сопротивление. В этом им помогали длинные мощные лапы, мускулистые тела и клыкастые, роняющие желтоватую слюну пасти. В глазах гончих пламенела кровь.

Именно их привёл лорд Истрим на подвергшийся проникновению сопротивленцев имперский арсенал, чтобы по воле Императора выследить и захватить Винда Райвола — человека, которого Повелитель Тьмы по какой-то причине назначил виновным в случившемся. Чтобы гончие взяли след, Император снабдил Апофикара принадлежавшими цели предметами.

Это были извлечённые Императором из собственной брони наконечники стрел.

Истрим искренне надеялся, что сохранены они были именно ради подобного случая, а не из каких-то сентиментальных чувств к наметившемуся условно-достойному противнику. В конце концов, это же Император! Однако, с другой стороны… В своём Доспехе Повелитель Тьмы действительно казался больше, чем человеком — полубогом, лишённым всех слабостей. Но! Апофикар видел его лишённым этой колдовской брони, ощущал под ладонями измученное магией тело, видел взгляд льдисто-серых глаз, пробивающийся из-под вечно-длинной чёлки, и тогда за железным образом Властелина вставал уже совсем иной образ.

В нём можно было разглядеть куда больше, и лорд Истрим считал себя именно тем человеком, который на это способен.

И пусть Винд Райвол отправится в Бездну.

— След, — скомандовал апофикар, и гончие бросились куда-то в лабиринты тёмных улиц Тронного города. Если цель ещё здесь — они найдёт её, и притащат к своему создателю. А он уж позаботится о том, чтобы сопротивленец предстал перед Императором в должном виде…

— Мой Император, такая честь! Но прошу простить меня за этот неподобающе скромный приём, — в медово-бархатном голосе не было ни капли искренности, — если бы только Империя могла уведомить нас заранее о вашем визите…

Последовал картинный вздох сожаления. Под напускным, насквозь фальшивым подобострастием и извращённой льстивостью скрывались язвительные шипы дерзости. Только один человек мог позволить себе общаться с Императором в таком духе.

Виконт Вердлем Сераф.

Вообще-то, своим титулом этот скользкий тип владел от королей старой Васки. Васки больше не было. Был Императорский Тронный город и была Вечная Империя. Но Вердлем Сераф оставался виконтом.

Ему позволило имперское правительство… под давлением определённых факторов.

Этот напыщенный мерзавец был богат. Непозволительно богат. Настолько, что запросто смог позволить себе выкупить у Империи в Тронном городе те земли, которые раньше занимало его фамильное поместье, и выстроил на его месте невероятно-роскошный дворец-шпиль в имперском военном стиле… В архитектуру которого, однако, сумели как-то проскользнуть совершенно чужеродные утверждённому направлению решения.

— Не стоит изображать удивление, виконт, — Император был не склонен участвовать в этой театральной постановке: она исключительно для одного актёра, — вы наверняка знаете, зачем я здесь.

Вердлем Сераф только непонимающе округлил глаза — у него это легко получалось: он был весьма артистичен, а помимо этого — молод и красив. Большинство людей поддавались его чарам. Но не Император. Повелителя Тьмы нельзя запутать плесканием длинных ресниц, мерцающими нежностью чёрными глазами, лицом картинного героя и сладким голосом.

— Агенты сопротивления, — пояснил Император, — их след ведёт сюда.

— В мой дворец? — изобразил удивление Сераф. — Это нонсенс, мой Император.

— Довольно, виконт, — прервал это глупое кривляние Повелитель, — ваши связи с Синодом защищают вас. Сейчас. Но нам известно также о связях Синода со Священным Союзом — однажды оккультные титулы могут утратить свою защитную ауру.

На миг этот «удар» сбил с Вердлема Серафа маску верноподданнического идиота: из-под неё блеснули клыки и взгляд опасного хищника. Соперника, которого не следовало недооценивать. Это был не просто великосветский красавец с огромным состоянием, любящий на светских раутах поигрывать перед дамами впечатляющими мышцами и не менее впечатляющей магией. Все его игры в прикрытое липко-сладкими словечками нагловато-детское противостояние с Императором — показуха. Да, в противопоставление Повелителю Тьмы он носил сверкающие белизной и расшитые серебряными нитями роскошные одежды. Да, окружил себя собственной гвардией, в пику тёмным рыцарям названной Белой Стражей и носящей соответствующего цвета доспехи. Да, интерьеры его дворца, в противоположность Железной Цитадели, походил на цветущий гарем древнего деспота-гедониста. Но это была ширма. За напускной якобы-дерзостью скрывался враг не игрушечный, а самый настоящий. Опасный. Враг лично Императора. И Император это знал. Сама Тьма шептала ему об этом.

Только ничего нельзя было сделать.

За Серафом стоял Оккультный Синод: виконт являлся правой рукой, советником, а по слухам и тайным руководителем своего формального лидера — высшего магистра Трелимина.

— Уверяю вас, мой Император, ни Синод, ни я не замышляем против Империи. Вас вводят в заблуждение.

Повелитель Тьмы никак не отреагировал на это жалкое якобы-оправдание. Вместо этого, благо — шлем позволял делать это незаметно, — он рассматривал стоящих позади виконта слуг. Шеи этих идеально-красивых мужчин и женщин элегантно облегали поблескивающие золотом колдовские ожерелья — вещь невероятно полезная, и ещё более затратная. Не только в плане стоимости, но и потребляемых ею магических сил. Огромного количества сил. Но благодаря этим грамотно закодированным сложными заклинаниями вещицам можно было заставить служить себе практически кого угодно. Носящий такое ожерелье не способен ослушаться приказа господина… Конечно, в меру своих сил.

Это решение проблемы покорности было вполне в стиле Оккультного Синода. Для нужд Вечной Империи такой штучный товар как ошейники-подавители не подходил, а Император использовал нечто близкое к этому только в создании маго-мехов — кодируя сердечники «Гаргулий» или голем-мозги «Мантикор».

А что касалось слов виконта… Империи было хорошо известно о сражающихся на стороне Священного Союза магах. Магистры могли сколько угодно объявлять их отщепенцами и изгнанниками, с которыми никто из уважаемых заклинателей дел не ведёт, но таковыми они не являлись. Это была ложь, и ложь далеко не изящная. Она зиждилась исключительно на магической силе Синода. Они лгали, потому что могли.

И до поры, как и с Вердлемом Серафом, поделать с этим ничего нельзя…

Пускай гончие лорда Истрима, промчав по окраинам столицы и запутанным лабиринтам канализаций, привели имперцев к подземным уровням дворца виконта, этот визит, даже ограничься он простым обменом «любезностями», неизбежно выльется в высказанное Синодом «фи».

— Здесь нет и не может быть никаких сопротивленцев, — убеждённо заявил продолжающий свой спектакль Вердлем Сераф.

А в следующий миг дворец-шпиль сотряс мощный взрыв. Магический взрыв. Эхо высвободившегося колдовского могущества пронеслось по этажам огромного здания, словно волна. Император и виконт оба ощутили его.

— Тогда что это? — Повелитель Тьмы спрашивал, но знал ответ: его цель была здесь.

— Нападение, — не моргнув глазом ответил виконт.

***

К чести виконта, это действительно было похоже на нападение: покорёженные стены, разбитая мебель и трупы стражников в белой броне. Вердлем Сераф разглядывал устроенный в его доме беспорядок без какого-то видимого сожаления. Как его не трогала потеря выполненной на заказ дорогой мебели, так его не трогали и смерти его людей. И даже превратившиеся в мусор драгоценные предметы искусства, некогда украшавшие ставшую полем боя часть дворца, были лишь незначительной утратой. С его богатствами всё это будет восстановлено в прежнем величии и блеске моментально.

А вот Императору вспомнились голые коридоры Железной Цитадели. Во всей императорской твердыне едва ли нашлось бы столько всякого драгоценного хлама, сколько сгинуло во дворце Серафа в одном небольшом, в общем-то, взрыве. Обстановка в императорском доме была предельно аскетичной. Отчасти, потому что самому Императору не было до роскоши дела, отчасти — потому что Империи больше требовались ресурсы на войну, чем праздные украшения. Пуская с молотка все захваченные ценности, которые не были деньгами, или не могли быть переплавлены в деньги, Вечный Трон направлял полученные от продаж доходы на нужды своих многочисленных фронтов.