Громкие крики, визг множества полозьев взбудоражили тундру. За этим шумом не слышно завывания ветра.

Балагур выползает из норы в сугробе взглянуть на происходящее. И что он видит? Три десятка обвешенных оружием бандитов толпятся подле норы и зовут:

«Эй ты, старик Балагур! Иди-ка сюда».

С трудом переставляя налившиеся свинцом немощные ноги, Балагур подходит...

«Олешки у тебя есть?» — спрашивает одноглазый атаман.

«Нет, — отвечает Балагур. — Одна собачья упряжка у меня».

«Собаки твои — тьфу! — смачно сплевывает атаман. — Мы уходим в Америку. Много больших переходов предстоит. Нужны сильные олени, много оленей. Где тордох Байбала, у которого хорошее стадо?»

«Не знаю я...» — молвит старик.

Из толпы выступает, оттеснив атамана, меднолицый торговец Америкэн. «Когда нам привелось встретиться!» — поражен Балагур.

Америкэн протягивает грязную консервную банку:

«Возьми для своей Муоччи».

Балагур в ужасе пятится и вдруг осознает, что ошибся: вовсе не Америкэн-торговец перед ним, а угрюмый охотинспектор Дылда.

Одноглазый атаман скалится и о чем-то говорит Дылде. Старика обжигает страшной догадкой: одноглазый атаман — он ведь Коренастый!

Вот они оба — Дылда и Коренастый — гогочут по-своему, по-гусиному. Задирают головы... Летит большой черный самолет. Из него на старика падают консервные банки. Они бьют его по голове, по горбу...

А двое громко смеются — это опять одноглазый атаман и ненавистный Америкэн.

«Уходите из тундры! — жутко кричит старик. — Вашей силы больше нет! Вашей власти больше нет!»

В полном изнеможении он валится в снег. Что-то давит его, не дает дышать...

Сбросив доху, старый Балагур не сразу сообразил, где находится. В голове оседала какая-то мешанина: Америкэн и Дылда. Одноглазый атаман и Коренастый... Этакая ерунда!..

Оба инспектора в заиндевевших спальных мешках свернулись возле потухшей печурки. Берлога настыла. А снаружи — слышно — воет пурга.

Да, людей из поселка по такой погоде не жди!..

Деятельный по натуре, дед не в состоянии долго лежать после сна. Поднялся, раздул огонь в печурке, наложил в нее рубленого плавника и сунулся к выходу.

— Куда, старичок? — этот высокий угрюмец высвободил из мешка голову и, видно, уже давно наблюдает за ним.

— Посмотреть, что делается на свете, — отрезал дед по-якутски, не сдержав раздражения, накопившегося вчерашним вечером. И не привык старик, чтобы одергивали его и покрикивали, как на шалуна мальчишку.

С трудом пробился в забитую наглухо щель. Собак и нарту замело — и не найти, если бы не дырочки в сугробе, образованные дыханием лаек. Прямо в эти дырочки старик, откопав мешок с кормом, и сунул по рыбине — по одной в каждую. Немного погодя выбрались наружу инспекторы. Коренастый — с ружьем.

— Его зачем взял? — показал Балагур на ружье.

— А если косолапый караулит? — осклабился тот.

Возвратившись в берлогу, инспекторы, к несказанному удивлению старого охотника, поскидали меховую одеву и стали азартно натирать снегом руки и грудь. Волосатые, крепкие торсы покраснели — от них валил пар. Возбужденно галдя, вытерлись парашютным шелком, напялили снова комбинезоны.

Из второго ящика, в углу, Коренастый извлек две консервные банки, вскрыл их длинным двугранным ножом. Вместе с приятелем принялся за обе щеки уплетать консервы.

— Не облизывайся, огонер, уж ладно, тебе оставляю, — пощерился на Балагура. — Или на строганине протянешь?

— А, рыбу я поем, консервов я не люблю, — ответил Балагур. — Чайку бы надо...

— В чайнике у нас... Как его, по-вашему... кофий. Пил такое? По мне, спирту бы лучше трахнуть, но жмот этот длинный не дает. Проси ты у него. Гость я, дескать!

— А чая не хочешь?

— Бурда! Спиртику бы или водочки! Может, у тебя случаем?

— В клубе врач говорил: водку шибко вредно пить. Я только чай... Я чай люблю. На нарте есть две заварки. Сейчас пойду принесу. И миска, и чайник у меня там...

— Ну тащи, тащи! — разрешил железнозубый. — Чифирнем в таком разе!

...Закончив несложную трапезу, Дылда уставился на деда. Балагур потел над большой алюминиевой миской с крутым кипятком.

— Ответь мне, старичок, — потребовал Дылда, — поблизости где большое озеро?

— Какое озеро? Рыбу ловить?

— Большое озеро. Чтобы самолету можно сесть.

— Э-э, какой самолет летит сюда!

— Не твое это дело! — повышает тон Дылда.

— Озер много... Совсем большой — Чирдах.

— Близко?

Дед кивнул, с шумом затягивая ароматный напиток.

Дылда привстал, поправляя комбинезон:

— Собирайся, старичок. Поедем, покажешь этот Чердак.

— Однако пурга... — с сомнением покачал головой старик. — Сиди пока, она уймется. Теперь надо хорошо кушать — скоро ехать будем.

— Да ну! — щелкнул зубами Коренастый. — Ты шаман, огонер? Может, камланить возьмешься, и пурга кончится?

— Пустые твои слова, — рассердился Балагур. — Мою голову видишь? Много снега в волосах — много пург встречалось мне. Мне ли не знать?

Балагур чувствовал себя разбитым после кошмарного ночного видения. Дрожали руки, державшие миску с чаем. И обильный пот, крупным бисером выступивший на лице, говорил о плохом самочувствии. А тут на тебе — поехали на озеро, и никаких!

— Значит, ветер скоро перестанет дуть? — спросил Дылда.

— Однако... Настя людей приведет. Все в поселок поедем.

— Какая такая Настя?

— Моя внучка...

Заполняя берлогу запахом крепкого табака, дед поведал, как Настя слышала самолет в тумане, как они вдвоем заметили следы упавших с неба... Ожидал — хвалить будут его и внучку. Но инспекторы мрачнели.

— Паршивая собака, старик! — заявил внезапно Дылда.

— Старый хрыч! — Коренастый, беспрестанно щелкая железом, ругался по-русски.

— Почему рассердились? — оторопел Балагур.

— Ишь, корчит блаженного! — кричал Коренастый. Он готов броситься на старика с кулаками.

Дылда встал, подошел к деду, просипел вкрадчиво:

— Отчего сразу всего не рассказал?

— Что говоришь? Не понимаю... — заморгал Балагур.

— Он не понимает! Он «темная душа»! — надрывался железнозубый. — Я ее сейчас почищу!

Дылда властным окриком прервал его истерику. Опять наклонился к охотнику:

— Сколько верст до Булустаха?

— Э-э, кто знает... — бормочет старик потерянно. Он действительно не мог сказать, каково расстояние от Сердце-Камня до райцентра.

— Говори, говори! — настаивал Дылда.

— Десять оленьих кёс... Даже больше.

— Пойди разбери твои кес! Ты и часов, наверное, в жизни не видел — дикарь!

— Моя внучка часы имеет, все в них видит, — Балагур старался повернуть разговор по более спокойному руслу. — Ее в совхозе наградили. Золотые часы. Маленькие, а дорогие. Потому, скажу вам, что охотится хорошо. Прошлый день, я видел, добыла песца — самый первый сорт!

Балагура не перебивают. И он, приняв это за внимание к своему рассказу, продолжил после паузы:

— Сегодня смотрел во сне старину: бандиты в тундру приходили. Жена померла, я один бедовал с сынишкой. Тяжело, голодно. Оленей у меня никогда не водилось. А бандиты хотели сильных оленей. Поехали к Байбалу. Убили его и стадо увели... Главного бандита прозывали «Мертвый глаз». А фамилия — Кинжал... Злой был этот Кинжал. Как черт, злодей...

Коренастый зашевелился:

— Кого это звали Кинжалом?

— Бандита. Он убил соседа Байбала. Байбал рядом кочевал...

— Ну ты гляди! — обрадовался чему-то Коренастый. — Расскажи давай про него, про Кинжала. Какой, к примеру, из себя?

— Кинжал-то? Один глаз у него... А сам жирный. На тебя похож! — открыл вдруг старик. — Да, верно, совсем похож! А зубов, кажись, как у тебя, не было.

— Ха-ха-ха! — взрывается восторгом Коренастый. — Дурак, дурак, а не прост! Лиса старая!