И вдруг в Улян неожиданно вернулась Вэйсян, о которой не было слышно больше десяти лет. Ее приезд стал сенсацией для земляков. Летним вечером перед домом дяди остановилось красное такси, пурпурно-оранжевый закат отразился в его стеклах яркими всполохами.

Дядя, похожий на груду пепла, в тот день как обычно сидел на заброшенной каменной платформе на окраине деревни и опирался на бамбуковый шест. Когда младшая дочь проезжала мимо него в такси, старик почувствовал давно забытый запах бензина, а еще легкий аромат, названия которого не знал.

Деревенские женщины опасливо сгрудились неподалеку от красотки, восклицая: «Это же Вэйсян! И правда, она! Вернулась! А я ее сразу узнала…»

На сестре было бежевое платье, шею украшало золотое колье с подвеской в форме черного креста. Одежда подчеркивала белизну кожи и высокую грудь. Каблуки дорогих туфель напоминали изящные ножки винных бокалов. Вэйсян превратилась в восхитительную зрелую женщину! Она была словно фея, спустившаяся с небес. Движения ее были легки, как колыхания лотоса, и после того, как она вышла из машины и сделала пару шагов, на земле остались лишь небольшие вмятинки от каблуков, похожие на следы овечьих копыт. Каблуки цокали в унисон биению сердец улянцев.

Неожиданно женщины, словно очнувшись, одна за другой стали злобно выговаривать:

– А знаешь, Вэйсян, мужчина, что сидит у въезда в деревню, – твой отец.

Сестрица остановилась, поглядела вдаль и ответила:

– Знаю. Мой отец. Но мне до него нет дела. – И снова тронулась к дому с чемоданом в руке и сумочкой через плечо: цок-цок, цок-цок.

Дядя не сдвинулся с места до темноты. Он безумно скучал по дочери, и представьте, что почувствовал, когда она даже не взглянула на него по возвращении. Старика окликнула соседка:

– Лао Цай, твоя дочь Вэйсян вернулась, она приехала на шикарной машине.

– Как же я ее пропустил? – дядя сделал вид, что удивился. – Как же не заметил?!

Когда Вэйсян вошла в дом, она бросилась обнимать мать, целовала ее, плакала. Женщины долго говорили. Возможно, У Юйхуа вспомнила свою молодость, когда тоже походила на прекрасный цветок. Мать и дочь были во многом похожи.

А вот с отцом после возвращения Вэйсян была холодна. Когда он оказывался рядом, неизменно повторяла одну и ту же фразу: «Чем так воняет? Мама, что за дурной запах?» У Юйхуа кривила губы и отвечала: «Да это старый пес. Наплюй». Всякий раз после подобного диалога дядя брал свою бамбуковую палку и поскорее уходил из дома.

Однажды он остановил Вэйсян на улице:

– Дочка, напиши своему брату Дю, что я хочу слушать «голос страны». Пусть он мне поможет.

– Какой еще «голос страны»? Ты уже слепой, хочешь еще и оглохнуть?

– Ты не понимаешь, – попытался возразить дядя. – А он поймет.

– Ну, конечно! Он всегда был тебе дороже всех, этот сукин сын! Ты думаешь, он все еще работает в университете? Нет. Он ушел.

– Как ушел? Куда? Прошу, напиши ему от моего имени!

– Обойдешься! Не желаю знаться с этим нищебродом! Ты всегда заботился о нем, а где он теперь? Что, не хочет с тобой возиться?

– Замолчи! – прикрикнул дядя.

– С радостью! Я занята, у меня вообще нет времени на болтовню.

Вэйсян повернулась и ушла. А дядя поднял свою палку и долго тряс ею в воздухе, грозя дочери вслед. Но сестрице моей было наплевать на это.

Вскоре всем стало понятно, что Вэйсян заработала много денег. Она купила в деревне участок земли и построила на нем трехэтажный дом: отделала его плиткой и внутри, и снаружи! Это было первое белое здание, возведенное в Улян за многие годы, и оно бросалось в глаза. По завершении строительства сестра устроила фейерверк, и вся деревня пришла на него посмотреть. Люди громко ахали и вздыхали: «Хорошая девочка! Но она нам чужая. Она совсем не такая, как мы».

Дядя жить в новом доме отказался. А как-то раз позвал дочь и спросил:

– Вэйсян, скажи, откуда у тебя деньги?

– Заработала, – небрежно кинула та.

– Как заработала? Где? Такую огромную сумму!

Вэйсян обозлилась, плюнула сначала на пол, а потом в лицо дяде и зло крикнула:

– А тебе какое дело? Какое право ты имеешь спрашивать меня об этом? Ты когда-нибудь думал обо мне? О своей семье? Да, я была еще маленькой, когда появилось место в университете, но ты мог бы отправить учиться одну из моих сестер! А ты послал этого говнюка!

На шум вбежала У Юйхуа и тоже наградила дядю шестью звонкими плевками, словно пулеметную очередь выпустила: тра-та-та-та-та-та!

Дядя протянул руку – взять свою палку, но жена схватила трость первой, бросила ее на пол, со всей силы наступила, и трость разлетелась на кусочки!

Рот дяди искривился…Так у него случился инсульт.

Как только жена и дочь осознали всю серьезность произошедшего, сразу отвезли старика в городскую больницу. И после нескольких капельниц дяде стало немного лучше.

А Вэйсян вдруг засобиралась в город. На этот раз она тоже уехала тайком, пасмурным серым утром. Вместе с ней отправились шесть деревенских девушек. Сестрица упорно молчала о том, чем занималась. Когда же ей надоели расспросы, ответила, что торгует одеждой. Вот юные искательницы хорошей жизни и настояли, что поедут с удачливой землячкой. Узнав об этом постфактум, улянцы будто почувствовали что-то неладное, но что они могли сделать?

Выписавшись из больницы, говорить дядя не мог, но жестами настоял, что останется жить в старом доме. У Юйхуа поначалу каждый день приносила ему еду, по одной-две миски, и он сам решал, когда есть и есть ли вообще. Но заботиться о себе старику было трудно, все же половина тела у него была парализована. Естественно, в доме плохо пахло. У Юйхуа затыкала нос и рот, ставила миски на стол и поскорее уходила. Время от времени старшая дочь убирала у отца, но случалось такое нечасто, она была замужем, а своя семья важнее.

Мне рассказывали, что однажды У Юйхуа по просьбе детей обратилась к старому доктору, мол, подлечил бы он дядю. Врач натыкал в голову Цай Гоиню иголок, и тот с помощью дочки и зятя впервые за год встал с кровати, вышел на улицу, медленно и осторожно прогулялся, наконец-то увидел снова голубое небо.

Несколько дней дядя, наполовину парализованный и с головой, утыканной серебряными иглами, учился ходить, как ребенок, с трудом, шаг за шагом, двигаясь по Уляни. Жители деревни не могли на это спокойно смотреть. Как же так вышло, что человек, который был у них секретарем партийной ячейки, превратился в немощного старика? Каждый, кто видел это жалкое зрелище, обязательно подходил к дяде и сочувственно вздыхал: «Боже, Лао Цай, как ты стал таким?!» Но У Юйхуа всех отгоняла. И повторяла: «Не помогайте ему! Не надо! Он сам все может». И дядя шел сам, неуверенно, качаясь из стороны в сторону. Зрелище невыносимое! Позже он снова упал и больше уже не поднялся.

Люди до сих пор считают, что У Юйхуа просто надоело ухаживать за мужем, убирать за ним мочу и дерьмо. Иногда она дразнила его, называла «кучей пепла», подначивала: «Ты у меня бессмертный. А ну, подними руку, если жив еще». Дядя пытался поднять парализованную левую руку, но сил не хватало. Тогда У Юйхуа предлагала: «А подними обе руки». И Лао Цай послушно тянул вверх здоровую конечность. «Я же говорю, бессмертный! Не сдаешься! Другой на твоем месте давно бы сдался. Ну, что вылупился? Что глазеешь? Что тебе от меня надо? Плевка захотел? На!» – женщина смачно плевала мужу в лицо.

Как-то раз У Юйхуа пошла навестить дядю, набрав полный рот гранатовых зерен. В тот год созрел прекрасный урожай гранатов, и перед тем как зайти к мужу, она сорвала спелый плод. (Тетушка частенько издевалась: явится к дяде с чем-то вкусным за щекой и заставляет его выклянчивать эту вкуснятину.) Жуя сочные зернышки, У Юйхуа взяла миску риса и хотела покормить мужа. А тот вдруг начал мочиться. От отвращения женщина непроизвольно разинула рот, не в состоянии подавить рвотный рефлекс, и в лицо дяде брызнул гранатовый сок.

– Ах ты дрянь! – завопила У Юйхуа. – Ну, кто сам бессмертный, тому все равно, как портить жизнь людям!