Дядя – мой благодетель и одновременно враг.

Когда мне исполнилось семь дней от роду, он встал под старой японской софорой, на которой висел храмовый колокол, высоко поднял меня, завернутого в пеленки, над головой и сказал:

– Это – ребенок всей деревни. Он общий!

Подобное заявление сошло дяде с рук, ибо к тому времени он уже был секретарем первички в Улян. Предыдущего партсекретаря после «Большого скачка»37 сняли с должности по обвинению в сокрытии и присвоении урожая. А дядя благодаря прошлым военным заслугам заступил на его место (случилось это на четвертом году его совместной жизни с У Юйхуа). Была зима, на поле оставалась только морковь. Но для голодных и морковь – пряник. Став секретарем, дядя продолжил политику предшественника, он тоже стал скрывать урожай, но с той разницей, что не тащил корнеплоды домой. Дядя приказывал срезать ботву, чтобы у контролирующих органов крестьянской общины создавалось впечатление пустого поля, а затем ночью созывал людей есть морковь. Не отходя от грядок, дабы не оставлять следов преступления.

Однако и дядю раскрыли. Начальник отдела народной вооруженной милиции Ху лично привез в Улян рабочую группу для проведения расследования. И суровым голосом сообщил:

– По минному полю ходишь, приятель! Смотри не подорвись!

Дядя сделал вид, что не понял:

– Не подорваться на мине, заложенной американцами?

Начальник Ху рявкнул:

– Узнаю, что вы скрываете урожай, под трибунал пойдешь!

– Ты будешь судить меня? – взбесился дядя. – Да разве не я рекомендовал тебя для вступления в партию? Разве не я замолвил за тебя словечко? Отвечай! И после всего этого ты возьмешь меня под стражу, Ху Жибай?

Дядя оглянулся на деревенских, стояла гробовая тишина. Глаза голодных людей горели зеленым огнем, словно они были призраками.

– Мы, честное слово, ничего не утаиваем, – спокойно продолжил дядя. – Поле чистое!

Начальник Ху сказал:

– Дружище, у меня есть ордер на твой арест. И я всеми правдами и неправдами добьюсь твоего снятия с должности.

Тогда дядя наклонился и прошептал начальнику в самое уху:

– Ну, если тебе так надо, есть недостача. Несколько полей моркови, всего около полутонны!

– И где все это?

Дядя похлопал себя по животу:

– Вот тут. Мы съели.

Ху Жибай забеспокоился:

– А вдруг комиссия найдет морковь?

– Да пусть ищет, – дядя махнул рукой. – Найдут – снимут меня!

Жители деревни называли Цай Гоиня мужиком с железным языком и стальными зубами. Ради них он рисковал жизнью, выгораживая перед милицией. И хотя дядя получил серьезное предупреждение, ему удалось спасти для земляков урожай с нескольких десятков му38. В результате каждой семье в Улян пришлось соблюдать «морковную диету» шесть месяцев кряду. Пока наконец спрятанные в земле корнеплоды не проросли и не стали вызывать тошноту и рвоту. Сегодня каждый знает, что морковь богата витаминами А и С, содержит кальций, и это делает ее очень важным продуктом здорового питания. А в те времена мы морковь ненавидели, она сидела у нас в печенках. Но, тем не менее, она спасла жизнь всей деревне и, конечно, мне тоже.

Когда я остался без матери, мне понадобилась кормилица. И родственники стали искать такую женщину среди соседок. Помните, я писал, что часто трогал груди, так вот, именно по этой причине: дядя носил меня из дома в дом и просил для меня молока. Происходило кормление под его неусыпным приглядом. Молока в те времена у женщин было мало, высасывать его было трудно, и пахло оно кислой морковью. Теперь бы такой продукт назвали «йогуртом с каротином и витамином С».

Всю свою жизнь я ненавижу морковь. Мое детство пропиталось ее запахом, и каждая моя отрыжка пахла гадким корнеплодом, а избыток каротина и витамина С вытекал из моей задницы! Соседки смотрели на меня, как на дуло пистолета с ядовитыми пулями, когда я бесстыдно «отнимал» живительную жидкость у их детей. И каждая соседка скрежетала зубами от ненависти! Но статус секретаря партячейки был как специальный пропуск, позволявший дяде ходить по дворам и требовать, чтобы кормящие матери заботились и обо мне тоже.

Да, женщины в деревне меня ненавидели. Они смотрели на меня, как на волчонка. И, хотя соглашались покормить, делали это неохотно. Еще бы, я не раз кусал их соски! Если б они занимались боевыми искусствами, думаю, изуродовали бы меня. Но, заискивая перед дядей, лишь журили и без конца тыкали пальцем в лоб, повторяя: «Ах ты собачка кусачая!», и шипели, сдерживая боль. (Кстати, возможно благодаря этому тыканью моя лобная кость весьма прочна, и я даже выжил после серьезной автомобильной аварии.)

Поначалу, когда соседки кормили меня грудью, дядя отворачивался, сидел на корточках во дворе и молча курил. Но позже привык и перестал стесняться, наоборот, наслаждался процессом так же, как и я. В деревне говорили, что я сосу ртом, а он «ест» глазами. Изредка, когда мужа кормилицы не было дома, дядя флиртовал с женщиной и даже помогал нескольким соседкам сцеживать молоко, при этом оно брызгало из соска ему в лицо!

Признаюсь откровенно, из-за меня репутация дяди сильно пострадала. Однажды была очередь женщины из семьи Гошэн меня кормить (позднее я стал называть ее третьей тетей). До сих пор помню, что у нее была родинка на груди, и родинка эта произвела на меня глубокое впечатление – я ее чуть не откусил! Как же кричала третья тетя, как она кричала! И что зубы у меня, как у злой собаки, и что я волчонок в овечьей шкуре! А я был постоянно голоден и вправду, вероятно, вел себя как волчонок. В тот день я долго сосал грудь третьей тети, но, кроме пота, ничего не высосал. Ведь в то злополучное «морковное» время и кормилица моя недоедала, кожа ее истончилась, всякое прикосновение причиняло тетушке боль, грудь ее сморщились так, что молоко невозможно было выдавить. Я злился, что нет молока, гневался и вдруг… услышал пронзительный крик! Вопли женщины из семьи Гошэн напугали всю деревню. На крик примчался дядя. В панике он схватил одной рукой третью тетю за грудь, а другой начал щипать меня за подбородок. Конечно, он хотел вынуть сосок женщины из моего рта! Однако когда прибежали соседки, они все поняли по-своему. Представьте картину: дядя вцепился в окровавленную грудь женщины из семьи Гошэн, и на груди этой болтаюсь я!

Много было потом разговоров. Наши семьи поссорились вусмерть. Глава семейства Гошэн избил во дворе свою жену (не посмотрел даже на ее больные соски!). А У Юйхуа окатила дядю ледяной водой, накричала на него и не пустила в дом ночевать!

Теперь, когда женщины видели моего дядю, они говорили: «Старый пес тащит злобного щенка, беда не приходит одна».

Да, в детстве я действительно был бедствием. А бедствием в Улян называли «кусок крысиного дерьма в кастрюле с супом».39 Казалось, вся деревня меня презирала, я был для земляков синонимом разрушения. И всякий раз читал в их глазах ненависть.

Но как только деревня собиралась по звону колокола, ненависть превращалась… в доброту. Да-да! О, как мудры были наши предки, изобретшие иероглифы! Как тонко удалось им прочувствовать сердца людей! Приглядитесь к символу «милосердие», он состоит из графем «два» и «человек». То есть иероглиф обозначает помощь одного индивидуума другому. Две переплетенные шелковые нити и сердце означают доброту. Людям нужно быть рядом, чтобы равняться друг на друга и уравновешивать один другого. Гораздо позже я понял, что доброту нужно внушать и взращивать.

Признаюсь, в детстве я совершал много плохих поступков, помимо того, что щипал женщин за зады и кусал за соски. И меня не раз наказывали. Страшнее всего было, когда дядя уехал в город на собрание, а земляки повесили меня на дереве. Вспоминая обо всем, что сделал, уверен: будь я постарше, за содеянное меня легко можно было бы упрятать в тюрьму.