Ненависть накапливалась день за днем, месяц за месяцем, и со временем стала образом жизни дядюшки с тетушкой. Иногда они начинали ругаться с самого утра. Это стало для них такой же обыденностью, как поесть жареных бобов. Чаще всего в разборках слышалось слово «смерть». Оно соскакивало с языков ритмично и звонко, звенело как исправная шестеренка: «Умри, черепаха»49, «Чтоб ты сдох», «Сдохни скорей», «Глаза б мои тебя не видели»… При этом никто никогда не заводил речь о разводе. Никто из них не предлагал другому развестись.

Возможно, подсознательно дяде нужна была «война» с женой. Шестнадцать лет он сражался по-настоящему, и теперь, в мирное время, когда не свистели снаряды, чувствовал, что ему чего-то не хватает. Может, привык быть начеку, может, нуждался во враге, который держал бы его в постоянном тонусе? И если, придя однажды домой, он не обнаружил бы там скандалящую У Юйхуа, наверняка спросил бы: «А где наша мама?»

Позже я понял, что эмоционально «ненависть» и «зависимость» вполне могут уживаться. Для тетушки это было своего рода постоянное противостояние. Она находилась в ментальном тупике. Ты ненавидишь меня, я ненавижу тебя, но я скорее превращусь в пепел, чем позволю тебе уйти. На самом деле в отношениях тетки и дяди присутствовал элемент теплоты, молчаливое согласие со свершившимся фактом замужества, взаимная забота, основанная пусть и на враждебности, понимание абсурдности сложившегося противоборства. Если б дядя ушел из дома, У Юйхуа непременно задала бы вопрос: «Дети, а где папа?»

Дни подобны текущей реке, а бесконечные проклятия превращаются в постоянные волны и брызги. Такая жизнь похожа на монотонный скрежет пилы. В редкий день, когда эти двое не ссорились, соседи удивлялись. Тогда в деревне говорили: «Что-то сегодня тихо».

Однажды произошло страшное событие. Вэйсян, младшая, пятая дочь и третий выживший ребенок в семье, укусила дядю так, что чуть не отгрызла ему кусок ноги! Девочке тогда было шесть. Она с годовалого возраста сопровождала мать в походах по полям и болотам в поисках отца. Глаза ее были хорошо приспособлены к темноте и ярко светились ночью, руки девочки постоянно теребили одежду матери. Ругательства У Юйхуа сопровождали малышку повсюду – и дома, и на улице, и на болотах, и на мельнице. В течение пяти-шести лет маленькая Вэйсян впитывала негатив родительницы. Мать никогда ей не улыбалась, либо била ее, либо ругала. А отец, хоть и редко приходил домой, очень любил младшую дочь и каждый раз тайком пичкал ее конфетами.

И вот, когда девочке исполнилось шесть, мать с отцом, по своему обыкновению, снова подрались в камышах. В этот момент маленькая Вэйсян подбежала к дяде и внезапно сильно укусила его за ногу. Всего один укус! Отец замахнулся на любимицу, но до удара не дошло. Он внезапно закашлялся и заплакал: глаза дочки пылали ненавистью. О да, эти глаза были наполнены тучами жалящих муравьев. Не понимаю, как У Юйхуа удалось посеять столько злобы в маленьком сердце Вэйсян!

Так у тети появилась союзница.

Долг платежом красен. Я отучился, окончил аспирантуру и уже начал работать, когда получил первое письмо от дяди. Он просил разыскать Вэйсян.

С тех пор он писал мне постоянно, и в каждом послании были назидания в духе «вот как надо». Кончилось тем, что я не мог больше находиться среди коллег и ушел из университета. Это одна из причин, почему я ненавижу дядю.

А с Вэйсян случилось следующее. Когда ей было семнадцать, она внезапно исчезла. В то время девушка училась в первом классе1 старшей школы, и уже там у нее было прозвище «маленькая потаскушка». Что ж, мать ее тоже когда-то называли «продажной девкой». И можете не сомневаться, Вэйсян была не менее красива, чем У Юйхуа в ее возрасте. Так вот, Вэйсян явилась домой на каникулы, а на третий день пропала. Ходили слухи, будто сестрица моя удрала на мотоцикле с парнем, что приезжал купить волосы50.

У Юйхуа и дядя опять рассорились. Сначала, как было у них заведено, поругались и подрались, а потом отправились на поиски дочери: он – в одну сторону, она – в другую. Даже милицию вызвали.

Прошло три дня, Вэйсян не объявилась. Дядя попросил кого-то из деревенских написать мне, чтоб разыскал его малышку.

Я был многим обязан родне и проигнорировать просьбу не мог. Взяв напрокат велосипед, три дня я колесил по Инпину. Побывал на каждой улице, в каждом отеле и в каждом милицейском участке. Также попросил университетских коллег помочь с поисками, но и спустя месяц никаких зацепок не было. Ничего не оставалось, кроме как сообщить дяде, что я не справился с поручением. Решив сделать это лично, скрепя сердце я направился в Улян. Однако когда с подарками добрался до дома дяди, его там не оказалось.

– Тетя Хуа, где он? – поинтересовался я.

– Сдох, – холодно ответила та.

Когда мне все-таки удалось разыскать дядю, он был смертельно пьян: лежал на куче соломы во дворе, весь грязный, и никак не мог проснуться.

Десятилетиями дядя при поддержке деревенских жителей проходил сложный процесс преображения: от компанейского выпивохи до опустившегося алкоголика. И в старости надирался практически ежедневно, а пьянел очень быстро. Как говорили в Улян: рюмку опрокинул – и готов. Несколько раз он был так пьян, что не замечал, как его бесчувственное тело выносили на улицу и укладывали спать на циновку, подвешенную на манер гамака.

В тот день дядя очнулся в собственных рвотных массах и обнаружил, что рядом с ним лежат две собаки: черная и желтая. Они тоже были «в стельку». Слух о «попойке с псами» быстро разнесся по деревне, репутация Цай Гоиня пошатнулась еще сильнее (хотя куда уж!). В глазах земляков, с которыми он сталкивался на улицах, читалось презрение. Люди больше ему не улыбались, и дядя очень печалился из-за этого. К тому же, он «колебался» вместе с линией партии и все больше терял авторитет.

Зимой того года я поехал на научную конференцию в столице провинции и случайно встретился с Вэйсян. Вот как это получилось.

Как уже упоминал, я хотел стать ученым, хотя занимал в ту пору лишь пост преподавателя в институте финансов и торговли. Я много публиковался в академических журналах, меня неплохо знали в провинциальном научном мире. На конференции «Культура равнинных племен» я встретился с однокурсником, которого в студенческие годы прозвали Верблюдом, тот занимал должность замдиректора и многого добился. Подумать только, а ведь когда учились в аспирантуре, мы три года жили в одной комнате. Несмотря на разность социальных статусов, отношения мы поддерживали.

Однажды вечером после докладов обсуждали, является ли исконная культура равнинных племен «культурой лица» или «культурой ног»51, и Верблюд вдруг сказал:

– Давай отведу тебя в одно место.

– Ты же знаешь, я не пью.

– Кто сказал, что я хочу тебя напоить? Ты должен кое-что увидеть. – Выдержал паузу и добавил: – Будем мыть ноги.

Верблюд повел меня в заведение под названием «Дом для ног» на самой оживленной улице столицы провинции. Фасад небольшого здания был украшен красными фонарями, а как только мы оказались внутри, меня охватило странное чувство. От входной двери тянулся длинный коридор, слева и справа – зарешеченные комнаты с номерами. Верблюд шел впереди, я – за ним, и сердце мое билось, вероятно, так же, как у бабушки Лю, когда она вошла в Сад Роскошных зрелищ52. Наш сопровождающий остановился у одной из комнат и слегка поклонился: «Пожалуйте». Верблюд вошел первым. Я хотел было двинуться следом, но он лукаво улыбнулся, указал на соседнюю дверь и прошептал: «Брат, тебе туда». А сам удалился. Некоторое время я стоял в растерянности. Затем меня проводили в соседнюю комнату. И там мне впервые «помыли ноги». Честно говоря, тогда я даже не знал, что означает данное выражение.