– Бросьте, не корите себя, Алексей Фёдорович, и что тут прямо такое, вы уж больно совестливый.

– Господь таким быть велит.

– И что же с братом, каким вы его нашли?

– Он… он в страшной беде, и, что хуже того, это то, что он этого не понимает. В церкви Божьей отрекся от Создателя трижды, от мира нашего отрекся, хочет на крови царя построить счастливую жизнь для людей. Он как заблудший сын из притчи Христовой, вот только не знаю, как он найдет дорогу домой. Его ждет бездна страданий и греха. Как он душу-то свою искупит?! Не знаю. Чем оправдается перед Господом Богом за содеянное?

– Что, он Александра II задумал убить?

– Да. И для этого он вступил в революционно-террористическую организацию «Народная воля».

– Горе-то какое, а как же его жена, ребенок?! Он что, об них не думает?

– Похоже, что нет, он так одержим этой идеей, что уже ни о чем не хочет думать. На все мои доводы и попытку разбудить в нем веру Христову он очень зло мне отвечал отказом.

– Так если все так безнадежно, может, в полицию заявить по всей форме?

– Нет, он мой брат, и кровных уз с ним я не разорву, к тому же я все же верю, что он только заблудшая овца, не все еще потеряно, а значит, его можно спасти. Господь дает всем надежду на возращение в лоно Христово. Нужно бороться за его душу, иначе катастрофа, не только его, но и моя.

– Дай-то Бог, Алексей Федорович, дай-то Бог! Вот только я не знаю, какие нужно средства употребить, чтобы его спасти, – тяжело вздохнув, сказала Екатерина Осиповна и тут же оживилась: – Хотя подождите. Поезжайте в Валаамский монастырь, возьмите двух монахов покрепче и вяжите вашего братка, а потом везите его в обитель, там в келью под замок, дать только Евангелие и посадить на хлеб и воду.

– Нет, так нельзя. Вера насилием не достигается, он проклянет меня, еще больше ожесточится, и тогда путь к Господу и спасению ему будет заказан. А средства найдутся, Бог подскажет. Я верю, что он меня-то не оставит наедине с такой бедой.

Дверь в гостиную скрипнула и отворилась, на ее пороге показалось кресло-каталка, в которой сидела Lise. Екатерина Осиповна и Алексей Фёдорович тут же обернулись и посмотрели растерянно на нее.

– Lise, ты же спала? – сказала удивленно госпожа Хохлакова.

– Я проснулась и все слышала. Я тебя, Алеша, давно поджидала, да вот сморило меня. Ну да слава Богу, ангелы меня разбудили.

– Доброй ночи, Lise, я рад, что ты пришла, – сказал Алексей Федорович.

– Maman, вы идите спать, а нам с Алёшей серьезно поговорить нужно. Только чур не подслушивать, я следить за вами буду, – сказала Lise, подъехав к столу, и взяла за руку Алексея Федоровича.

Госпожа Хохлакова не стала возражать, медленно встала со своего места и направилась в свою комнату. Только дверь за ней закрылась, Lise начала свой допрос.

– Скажи, Алеша, – начала вполголоса Lise, – ты сделал, что я просила тебя?

– Да, я молился целый час после литургии.

– Не просто молиться, а горячо взывать у чудотворной иконы Казанской Божьей матери.

– Я так и сделал.

– Стоп. Подожди… – сказала Lise и направила свое кресло-каталку к двери, ведущей в спальню госпожи Хохлаковой. Подъехав, она резко ее открыла. Екатерина Осиповна стояла на пороге. – Maman, я же, кажется, просила вас не подслушивать!

– Но мне интересно, Lise!

– Нет, все, уйдите, прошу вас!

– Я не уйду!

– Я все сказала! Идите спать. Спорить бесполезно, иначе мы с Алешей в ночь пойдем на улицу.

– Ты упрямая! – сказала госпожа Хохлакова и, повернувшись к ней спиной, пошла к себе.

– Вот так-то лучше будет! – довольная, сказала Lise и заперла дверь, потом возвратилась за стол.

– Ты жестока, Lise, – сказал Алексей Фёдорович.

– Вовсе нет. Просто это наша с тобой, Алеша, тайна, и maman до времени не должна знать о ней. Понимаешь?!

– Да.

– Хорошо. Итак, ты в молитве испросил дозволения у Богородицы, я тоже молилась и думаю…

– Я не только по твоей просьбе молился, я еще за брата Ивана молился.

– А что с ним? Заболел?!

– Можно сказать и так, Lise. Он впутался в страшную историю. Он задумал убить Александра II, и теперь я не знаю, что и делать.

– Это все пустое, у царя охрана, у него ничего не получится. Ты зря расстраиваешься. Бог не допустит.

– Все может быть, ты бы его видела, он так и горит этой идеей.

– Ну и что? Пусть горит. Он уже взрослый мужчина, женатый, слава Богу, он уже не маленький, хочет идти на виселицу – пусть идет.

– Он мой брат, что ты такое говоришь?

– А я твоя законная жена, и я главней, а значит, ты в первую очередь должен думать обо мне.

– Я думаю, но и о брате забывать не хочу. Я должен ему помочь, иначе все рухнет.

– Что рухнет?! Ты думай, как бы у нас с тобой не рухнуло. Алексей, мне уже двадцать восемь лет, мой возраст подошел, чтобы иметь ребенка.

– Но врачи же сказали, или ты сама не понимаешь… что при твоем положении… Lise, ты просто не родишь. Я не понимаю, зачем ты себя тешишь несбыточными надеждами.

– Что невозможно человеку, то возможно Богу. О Господи, Алеша, какой ты маловерный. Пойми: ребенок – это наш с тобой счастливый билет в будущее. С ребенка начинается Царство Небесное. Ты только подумай, что мы увидим его первую улыбку, а она символизирует улыбку Бога. Ребенок – это наше с тобой продолжение. Он наше сокровище, о котором мы будем с тобой с благоговением заботиться.

– Lise, я верю, но всегда есть такие ограничения, за которые лучше не заходить. Откуда ты знаешь, что угодно Богу?

– Ребенок точно угоден Богу! Он освятит наш брак, преобразив его, даст толчок в развитии наших с тобой отношений. Сегодня святая ночь, ночь, когда многие чаянья людей сбываются. И я очень надеюсь на это! В это должен поверить и ты! И помочь мне зачать нашего первенца. Бог сотворит для нас с тобой чудо, нужно только верить.

– Ты эгоистична, Lise.

– Как и все женщины, не более.

– Мне нужно подумать.

– О чем?

– О брате. Он не призрачная надежда, он натурально попал в большие злоключения. Он запутался, и без меня ему не найти выхода из этой сложной ситуации. Я ему больше нужен, чем тебе.

– Будь мужчиной, Алексей. Брату уже не поможешь, у него свой царь в голове, а мне, нам ты можешь помочь. Я тебя очень прошу: смилуйся передо мной и сделай то, что должен сделать. Или ты меня разлюбил?

– Не знаю, у меня от всего этого голова идет кругом. Одно могу тебе обещать: что я всегда буду любить тебя, что бы ни случилось.

– Так, я все поняла, не надо больше разговоров. Вот тебе моя рука, веди меня. Ты, кстати, поел?

– Да.

– Довольно, отправляемся к нам в спальню, – и Lise протянула руку Алексею Фёдоровичу, развернув свою коляску. Ему ничего не осталось делать, как подчиниться, и они вместе направилась на выход из гостиной.

Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса-Таврического, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогидский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Плотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея Северныя стороны Повелитель и Государь Иверския, Карталинския, Грузинския и Кабардинския земли, и Армянския Области; Черкаских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голтинский, Стормарский, Дитмарский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая.

18 февраля в восточном крыле Зимнего дворца, на первом этаже, в своем кабинете, умирая на пятьдесят девятом году жизни, он лежал на железной походной кровати с солдатским тюфяком, укрывшись военным плащом и облаченный в парадный мундир, в окружении августейших особ. А в Финляндском заливе стояла на рейде англо-французская союзническая эскадра, осуществляющая блокаду русского флота в Кронштадте. Вовсю шла Крымская война, известия с полей сражений были неутешительные. Все русское общество ждало сдачи Севастополя.