Л. Н. Толстой (впрочем, как и находившийся все еще в ссылке П. В. Веригин, с которым Лев Николаевич продолжал поддерживать постоянную связь) сначала не очень одобрительно отнесся к выезду духоборцев из России. «Веригин пишет мне, — читаем в одном из писем Л. Н. Толстого, — что он почти против переселения, что все дело в том, чтобы самим быть тверже в братской жизни, а это можно и в России, а и в Канаду можно перевезти свои греховные свойства». Но крестьянская община проголосовала за переезд. Денег на переезд не хватало, хотя Л. Н. Толстой, многочисленные его друзья в России и за ее пределами организовали сбор средств. Лев Николаевич принимает решение — издать «Воскресение» и «Отца Сергия» как можно выгоднее и, как исключение, нарушив собственный отказ от авторских прав, получить гонорар и передать его весь духоборцам. Толстой еще в 1891 году объявил через газеты: «Предоставляю всем желающим право безвозмездно издавать в России и за границей, по-русски и в переводах, а равно и ставить на сцене все те из моих сочинений, которые напечатаны в XII томе издания 1886 года и вышедшем в нынешнем 1891 году XIII томе издания, как равно и мои не напечатанные в России и могущие впоследствии, т. е. после нынешнего дня, появиться сочинения».

После такого заявления трудно было найти издателя, который бы согласился платить за новые сочинения Толстого, да еще и по высшей ставке, что в данном исключительном случае было весьма желательно Льву Николаевичу.

Так или иначе, после длительных и очень непростых переговоров с издателями дело уладилось: Толстой получил за «Воскресение» и передал в фонд переселенцев огромную сумму — более 32 тысяч рублей.

Вспоминаются подробности отъезда духоборцев из России, интересные сами по себе и живо описанные С. Л. Толстым, Л. А. Сулержицким и В. Д. Бонч-Бруевичем, которые помогали духоборцам и сопровождали их до Канады на специально для этой цели зафрахтованных кораблях четырьмя партиями: три судна вывезли по 2 000 духоборцев с Кавказа и одно — свыше 1 000 с острова Кипр. Сулержицкий ездил в Канаду дважды.

В Монреале нас встретили, помогли перебраться на другой аэровокзал, и часа через два новый самолет Эйр Канада отправился дальше на Запад — в Ванкувер, а из Ванкувера с пересадкой на юго-запад Канады в небольшой городок Каслгар. А там — цветы, рукопожатия, радушные лица, улыбки.

— Вы, Илья Владимирович, и вы, Алексей Николаевич, поедете в этой машине к Пете и Луше Войкиным, а вы, Эдуард Васильевич, остановитесь у Гриши и Поли Дьяковых. Их дома рядом, так что мы вас не разлучаем, будете жить вместе.

Это говорил, конечно, по-русски, Иван Иванович Веригин — правнук Петра Васильевича Веригина, нынешний почетный председатель Союза духовных общин Христа. Быстрый в движениях и энергичный, с живым, острым взглядом и мягкой манерой держаться, Иван Иванович представил нам участников симпозиума, и мы сразу почувствовали себя среди своих русских людей. Чувство это не покидало меня с каждым новым днем, которые мы провели в Британской Колумбии.

В тот же вечер было открытие симпозиума в Бриллиантском культурном центре. Строили это здание сами духоборцы по собственному проекту на общественных началах; многие вложили по 400, 800 и даже свыше 1 000 часов бесплатного труда, строили на средства, собранные общиной. Это современное здание в два этажа (первый — цокольный, под землей), вмещающее одновременно до двух тысяч человек. В верхней части огромный зал со сценой и балконом, который используется для больших собраний, молений и концертов; в нижней не меньшая трапезная, в которой можно усадить за столы около 800 человек, хорошо оборудованная современная кухня. Здесь я обратил внимание на ящики с деревянными корцами ручной работы; каждый корец — произведение народного искусства, место которому в музее; их делают из местных пород дерева ремесленники-духоборы в старорусских традициях. В трапезной играют свадьбы, здесь же совершается прощальный похоронный обряд.

Бриллиантским этот центр назван по поселку, в котором он расположен. Название Бриллиант всему этому месту и поселку дал еще в 1908 году П. В. Веригин, увидевший великолепие здешней природы: долина при слиянии двух горных рек — Колумбии и Кутенея, плодородная земля и мягкий климат благодаря величественным лесистым горам, окружающим долину. На том самом месте, откуда любовался П. В. Веригин Кутенеем и Колумбией, на том самом выступе огромной скалы находится теперь его могила — каменная плита в цветущем саду за оградой.

Симпозиум продолжался 4 дня, с утренними и вечерними заседаниями. Но он не был похож на конференции, к которым мы привыкли, потому что в нем принимали участие не только и даже не столько ученые, религиозные и общественные деятели, сколько самые простые люди — крестьяне, рабочие, ремесленники из числа самих духоборцев.

Все мы с большим интересом слушали горячие, взволнованные выступления рядовых членов общины, которые проявили истинную озабоченность будущим всех людей земного шара. О единодушии участников симпозиума свидетельствует принятое тогда единогласно Обращение ко 2-й специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН по разоружению, подписанное представителями духоборцев, меннонитов, квакеров и молокан, а от советской делегации мною. Обращение призывало «к немедленному началу диалога между Востоком и Западом, с тем чтобы ослабить напряженность и выработать эффективную программу сбалансированного взаимного разоружения и согласованных действий для нормализации отношений между великими державами». Обращение призвало ООН «выработать точную и реалистичную программу всеобщего разоружения, ведущую к полному уничтожению всех существующих запасов ядерного, химического и биологического оружия и включающую постоянно действующий мораторий на разработку новых видов оружия».

Актуально звучат эти призывы и сейчас.

Десять дней мы провели не в гостинице, а в семьях Войкиных и Дьяковых, бывали в гостях у их родственников, иногда обедали или ужинали в домах, куда нас приглашали часто, и обижались, если мы не могли заехать: мы разговаривали с десятками духоборцев — и везде находили сердечность, искренность, гостеприимство, открытость души и искреннюю любовь к своей исконной Родине и тоску по ней.

Духоборцы живут с песней: поют дома, на молениях и собраниях, в машине во время экскурсий, которые были организованы для нас. Поют не в унисон и даже не в два-три голоса, а тем многоголосым хором, который характерен для жителей многих областей нашей родины, особенно донского казачества. Это истинно русское пение, берущее начало в казачьей вольнице, в глубине веков; это память народная, народная история.

Много старинных песен, есть и новые, созданные уже на чужбине. Я говорю «созданные», потому что их не пишут, их создают сообща, их не записывают на нотной бумаге нотными знаками, они выпеваются из сердца, запоминаются, шлифуются следующими исполнителями и передаются новому поколению. И постоянно в простых, искренних стихах и напевах звучит тоска по Родине:

Духоборцы не едят мяса, не пьют спиртного, не курят. Ни в одном доме не было на столе вина, не было мяса, но стол ломился от разнообразных, очень вкусных и типичных русских кушаний: пироги с капустой, с горохом, с картошкой и грибами, оладьи, налистники с творогом, свежие и соленые огурцы, помидоры, сюзики (так духоборцы называют черемшу), конечно, щи, или окрошка, или очень вкусные и по-разному сваренные овощные супы, жареные грибы… Никто из нас не вспомнил ни разу о мясе: мы поняли, что пища духоборческая — здоровая и сытная.

Мне рассказывали, как еще в первые годы после переселения канадские фармали (фермеры) и ранчеры (владельцы ранчо) смеялись над вегетарианством духоборцев, говорили, что без мяса человек становится физически слабым. Как-то Петр Васильевич Веригин в шутку им сказал: «А вот у нас Павлуша — простой фермер-рабочий и строгий вегетарианец. Если кто из вас найдется побороть его, то, может, и правда, что вы говорите о мясе». Довольно часто приходилось вегетарианцу-духоборцу бороться с различными фермерами и ковбоями. Находились и такие, которые с гордостью и некоторым пренебрежением брались бороться с Павлушей, но ни разу не нашлось такого, кто своей силой превзошел бы его.