Были мы в школе, очевидно недавно построенной: все новое, сверкает чистотой. Большой спортивный зал с отодвигающимися на колесах шведскими стенками, кольцами, перекладинами и другими спортивными снарядами, рядом подсобное помещение — там лыжи, клюшки, ярких расцветок разные мячи.

— За какую команду болеешь? — спросил я мальчишку лет 12.

— «Монреаль Канадиенс».

— А советские хоккеисты тебе нравятся?

— Нет, — ответил он, улыбнувшись. — Они выигрывают у канадцев.

В классе мы встретились с группой школьников разного возраста и несколькими учителями, они показывали нам книги на русском языке; библиотечка, к сожалению, бедная, больше книг на английском языке: в школе преподают русский язык как иностранный.

Кроме того, существуют воскресные школы для духоборческих детей, в которых говорят только по-русски, читают сказки и рассказы для детей Л. Н. Толстого; поют не только псалмы, но и русские и даже советские песни. Так сохраняется язык, воспитывается любовь к добру и справедливости, так передаются традиции отцов и дедов новому поколению русских духоборцев в Канаде.

Самые сильные впечатления связаны с людьми. Встреч у нас было много. И до и после заседаний, и в перерывах, и во время поездок в духоборческие селения ко мне подходили старые и молодые, чтобы выразить свою любовь и уважение к «дедушке Толстому». Я познакомился даже с теми, кто помнит Льва Николаевича и переселение в Канаду. Не забуду старика, рухнувшего передо мной на колени со словами: «Поклонись от нас русской земле и могиле Толстого».

Как-то подошел ко мне человек средних лет, с выразительным и интеллигентным лицом, представился: «Малов Петр Петрович». Это был сын известного духоборческого историка и общественного деятеля — Петра Николаевича Малова, с которым мой отец и я познакомились в 1960 году в Ясной Поляне: он приезжал в СССР в дни, когда наша страна отмечала 50 лет со дня смерти Л. Н. Толстого. А в библиотеке Ванкуверского университета мне показали книгу моего деда Ильи Львовича с теплой надписью Петру Николаевичу в знак дружбы и любви. Илья Львович переписывался с П. Н. Маловым, делился своими мыслями о духоборческом движении, о своей жизни в Америке и о жизни духоборцев в Канаде:

«Духоборчество должно быть на высоте религии и не должно опускаться до уровня узкой секты, — писал Илья Львович в одном из писем Малову. — Не знаю, поймете ли вы меня. Религия объединяет всех людей. Секта отделяет одну ячейку от другой и поэтому опасна. Религия — это океан, секта — это лужа. Океан всегда чист, лужа должна загнить и высохнуть. Духоборческие основы религии настолько широки, что они обнимают все вопросы жизни, и задача теперешних духоборов — это остаться широкими и распространяться, а не сжиматься в ограниченные группы».

Прав был Илья Львович, предупреждая об опасности узкосектантских взглядов и устремлений части духоборцев. Не все благополучно среди русских Британской Колумбии и в 80-х годах нашего столетия. То и дело пылают костры из автомобилей, горят жилые дома и общественные здания духоборцев. Это так называемые «свободники» — их небольшая горстка, крайних фанатиков, анархиствующее крыло сектантов — «освобождают» своих братьев от дьявола собственности, «помогают» погрязшим в земном благополучии, заблудшим овцам. На улицах появляются группы обнаженных мужчин и женщин («голяки»), демонстрируя равенство всех людей перед всевышним: «Не голого тела нужно стыдиться, — утверждают они, — а грехов своих».

Но мы были гостями Союза духовных общин Христа, они лишены крайних взглядов, и их главная забота — достижение всеобщего взаимопонимания, сближение разных точек зрения во имя утверждения всеобщего мира.

Возили нас и в музей истории канадских духоборцев. Это было в день празднования годовщины сожжения оружия. На территории старой коммуны собрались сотни людей, провели собрание-моление, вспомнили своих героев-отцов и дедов, о которых поется в песне:

Потом нас провели по музею. Это три двухэтажных деревянных дома, в которых жила одна из общин. На первом этаже кухня-трапезная, на втором вдоль коридора жилые комнаты общинников, отдельно детские. Сейчас там представлены одежда, предметы быта, фотографии, относящиеся к первым годам освоения канадских прерий. Они производят ошеломляющее впечатление. Многие из этих снимков сделал Сулержицкий фотоаппаратом, взятым в Ясной Поляне у Льва Николаевича Толстого.

Во вторую свою поездку в Канаду я попал в те места, где Сулержицкий сделал знаменитую фотографию — печально знаменитый снимок мая 1899 года — «Пахота на себе»: на нем изображены 24 женщины, впряженные в плуг. Исторический фотоснимок Сулержицкого красноречивее всяких слов показывает бедственное положение духоборцев в первые годы пребывания в Канаде и в то же время их удивительную жизненную силу, стойкость и терпение. Запись того времени в дневнике Сулержицкого дополняет увиденное: «Дойдя до узкой полосы вспаханного поля, я увидел в конце ее, далеко от меня, пеструю толпу людей, медленно продвигавшихся в мою сторону длинной вереницей… Даже жутко стало, когда, тяжело шагая по мокрой траве, эта печальная процессия стала приближаться». Женщины напряженно тянули тяжелый плуг: «Толстые палки, к которым привязана веревка от плуга, врезывались им в грудь, в живот. Загорелыми руками женщины уперлись в них, стараясь уменьшить боль».

Поначалу жили в землянках. Каждое селение составляло общину. Община решает все: кому куда ехать, кому пахать землю, каким женщинам печь хлеб, готовить обед, а каким — заниматься детьми. Община была творческой самоуправляющейся ячейкой. Все члены ее пользовались равными правами: и мужчины, и женщины, и молодые, и старые. Все несли в общину не только свой труд, деньги, но и жизненный опыт, которым удалось обогатиться у соседей — «англиков», в ведении ли хозяйства, в строительстве или в образе жизни. Этим и объясняется тот факт, что современные русские духоборцы пользуются теперь славой лучших фермеров в Канаде, что живут они дружными семьями, что во всем наблюдаются следы англосаксонской аккуратности и непривычной, к сожалению, для нас чистоты на приусадебных участках и в домах.

И в то же время русские духоборцы в Канаде проявляют удивительную стойкость против ассимиляции с иноземцами. Они вот уже четыре поколения сохраняют свой язык, свои обычаи, легенды и песни, свою одежду — мужчины носят косоворотки, а женщины — вышитые платки. Даже названия деревень всегда даются свои, родные — Спасское, Троицкое, Терпение, Тамбовка или более поздние поэтические названия — Прекрасное, Плодородное, Луговая, Утешение, Бриллиант.

Хорошие у духоборцев семьи, многодетные. Добротно живут, несуетно. Физически крепкие эти русские люди, да и нравственным здоровьем их бог не обделил. В подавляющем большинстве своем они не курят, не пьют спиртного, придерживаются безубойного питания, то есть не едят мяса, колбасы — ничего мясного. Они живут полноценной трудовой жизнью. Это вошло у них в привычку, перешло от отцов, дедов и прадедов. Ни в одном из многочисленных домов, где мы бывали гостями, я не замечал ханжеского любования собой, своей праведностью. Они естественны во всем, правдивы, открыты и не склонны осуждать других за то, что те не придерживаются их обычаев. Пение, особенно хоровое, так же как общение на собраниях-сходках в дни молений, — это часть их жизни.