B. Л. По неразворотливости. Я думаю, это дело требует специального сурового анализа, несмотря на то что руководитель Экспортхлеба (так стыдливо называется организация, занимающаяся импортом) недавно строго наказан… Вместе с тем не думайте, что американцы так легко уступят наш рынок. Раньше, когда я говорил им, что кукуруза, которую они нам продают (а этот самый Экспортхлеб не глядя покупал), низкого качества, они и бровью не вели. В этот же раз, стоило мне сказать об этом в беседе с главным редактором местной газеты, на следующий день в этой газете появилась самокритичная карикатура: изображен огромный советский корабль, в который загружается американский мусор. Теперь они предлагают нам не только хорошее зерно по сходным ценам, но и помощь в доведении его до ума — технологии, «ноу-хау», научные разработки. Губернатор Айовы не зря приезжал не так давно в Москву…
Некоторые из моих московских собеседников удивляются, когда я говорю, что американцы, ежегодно продавая больше ста миллионов тонн сельхозпродукции, не умеют торговать. Не умеют торговать в новом мире, в изменившихся условиях. Они привыкли к «силовой» торговле, к тому, что покупатели зависят от них, не имеют выбора и можно с ними не церемониться.
Но американцы научатся церемониться, уже учатся. Почему Рейган почти каждый день повторяет, что прекратит выплаты фермерам? Выплаты, которые в их доходах составляют ни много ни мало — 80 процентов… Он хочет быстрее расчистить место для нового сельского хозяйства, для новых людей, которые смогут конкурировать с Европой, будут уметь церемониться с покупателями — повышать качество продукции, удешевлять ее, переходить от простой грубой торговли к широкому торгово-экономическому сотрудничеству.
Фермер пущен под нож, но продовольственный магазин стал лучше. Это учтите. Я бы даже сказал, что фермер был пущен под нож для того, чтобы продмаг стал еще богаче.
Американцы тратят на питание более трехсот миллиардов долларов в год. Деньги у людей есть, люди готовы покупать хорошие и разнообразные продукты, поэтому в последние годы бурно развивается пищевая промышленность, поэтому лучше становится продмаг. Правительство открыло двери для импорта, потому что если бы продмаг стал хуже, оно слетело бы. Продмаг для американца — это очень серьезно, тут шутки в сторону. Не может дать чего-то свой фермер — купим у чужого. Пищевая компания, получив разрешение правительства, осматривается на мировом рынке и прикидывает, где что купить дешевле. Я никогда не видел такого обилия, к примеру, сухофруктов, как сейчас. В прекрасных упаковках, в чистых бочках со стеклянными колпаками… И какое разнообразие! Ты испытываешь удовольствие не только от того, что продуктов хватает, но и от того, что можешь купить, скажем, плод киви из Новой Зеландии. А кроме экзотических, они импортируют и обычные продтовары. Мясо покупают, сахар, зерна купили на 700 миллионов долларов, овощей почти на два миллиарда, напитков на столько же.
A. С. Бестрепетность, с которой это общество пустило, как вы говорите, под нож своего земледельца, наводит на размышления.
B. Л. «У вас происходит депопулляция, — сказал я, выступая там по телевидению. — Исчезает сельский житель. И нам понятна тревога тех немногих американцев, которые обращают на это внимание. Мы ведь на собственном опыте теперь знаем, как легко потерять сельского жителя и как трудно — возвращать». Но сло́ва «бестрепетность» я бы не употреблял. Рейган все время грозит фермерам прекращением субсидий, ведь его республиканская партия всегда была против фермерских программ. И те же республиканцы, тот же Рейган оказались вынужденными делать то, что делали когда-то демократы. Причем в таких масштабах, которые демократам и не снились. С 1982-го по 1984 год правительство потратило 60 миллиардов долларов на помощь фермерам. Оно не может допустить, чтобы число самоубийств было выше определенного уровня.
A. С. Стало быть, фермера режут, но с соблюдением приличий…
B. Л. Ваши слова — как будто из того кафе, где мы с Томом завтракали. Рейгана там и ругают за эту половинчатость, противоречивость. Говорят: лучше бы уж он пустил все на самотек — все кончилось бы быстрее. Они верят в рыночный механизм. Сильнейшие, перестроившись, остались бы, остальные закрыли бы лавочку и пошли на все четыре стороны — что ж сделаешь, в западном мире ни одно хозяйство не работает в спокойных условиях, не чувствует себя в безопасности, западный человек всегда готов к риску, а значит, и к поражению. Но Рейган так дело и ведет, чтобы львиная доля субсидий доставалась именно сильнейшим. И не просто сильнейшим. Я же говорил: создается новое сельское хозяйство. Фермера заменяет агропромышленное объединение — комбинат, комплекс. Ему конкуренция со старушкой Европой по силам. Это то, что предвидел и начинал знаменитый фермер Гарст. Он постепенно превратил свое семейное хозяйство в агропромышленное объединение. Индустриализация пришла не извне, а выросла из нужд развивающегося хозяйства. Ему нужны были удобрения и другие химсредства — создал тукосмесительный завод, который стал обслуживать еще полсотни фермеров. Ему нужно было наладить хранение растущих объемов зерна — создал свой элеватор, который тоже стал служить и соседям. Ему нужны были семена — создал семеноводческий завод, постепенно ставший крупнейшей селекционно-генетической компанией США. Ему нужно было эффективно использовать корма — создал животноводческую ферму. Наконец, он нуждался в финансировании этих дел — купил банки, шесть банков, которые тоже, естественно, обслуживают всю округу. И все это является практически одним громадным многоотраслевым хозяйством на базе одной ведущей отрасли — семеноводства. Со своими дорогами, складами, со своей территорией и населением…
Вот такие объединения и становятся преобладающей формой американского сельского хозяйства.
A. С. Один герой последнего романа Василия Белова сравнивает избу с подводной лодкой, пригодной к автономному плаванию, способной сохранять жизнеспособность в любых условиях, при любых потрясениях…
B. Л. Если бы изба — то есть связанный с нею образ жизни, быт, форма хозяйства, уровень производства — была действительно подобна подводной лодке автономного плавания, то в ней до сих пор жили бы и мы и американцы.
A. С. И хоронили бы четверых из пяти младенцев, рождающихся в этой избе, при этом образе жизни, форме хозяйства и уровне производства. Впрочем, герой Белова полагает, что упразднение избы — результат некоего всемирного заговора. Не случайно, говорит он, избу везде уничтожали в первую очередь. То есть заговорщики таким способом хотели выкурить крестьянина из деревни, чтобы растлить его, невинного, в городе.
B. Л. Да в избе — кто жил в ней, тот знает — дует же изо всех щелей! Как ни конопать, дует… Сколько ни топи… И тараканы лезут. Это не значит, что мне не нравится старая деревня, что мне ее не жалко. Жалко! И семейную ферму, которую Америка приносит в жертву своему желудку, от которой она отвернулась, как девка, идущая за тем, кто лучше угостит (не мое сравнение — я слышал его в придорожном кафе), — жалко. Это было славное «изобретение». Семейная ферма сформировалась сто — сто двадцать лет назад. Она была эталоном сельского хозяйства. Она достигла высочайшей производительности труда, организованности, мобильности, вокруг нее сформировалась социальная деревенская инфраструктура. Но не хотят уже люди жить на фермах. Молодая хозяйка не хочет, как она говорит, хоронить себя на хуторе. Усадьба сына Тома Кристала всего в двух километрах от маленькой деревушки, есть отличная дорога, есть машина — нет, его жена не хочет жить у себя на усадьбе, ей надо к людям.
