Оуэн пронзает взглядом «ты-правда-озабоченная», и на моем лбу, я даже не сомневаюсь, загорается «да, я такая, извини, что разочаровываю».

Мне правда жаль.

Отворачиваюсь.

Вот как я плачу за оказанную помощь - насылаю похотливые мысли в голову своего спасателя, который, на минуточку, всеми фибрами души не хочет со мной быть.

— Извини. — облизываю пересохшие губы и сажусь на колени. Видимо, не стоит какое-то время ложиться, иначе сама поза меня дезориентирует и склоняет на сторону порока. — Извини, пожалуйста. Я не специально. Честно. Я больше так не буду.

Аккуратно направляю в его сторону взгляд.

Он все еще смотрит хмуро, сдвинув недовольно брови.

Опускаю виновато голову, как он резко поднимается со своего места. Пара шагов - и альфа рядом. Удивленно поднимаю глаза.

Возвышается надо мной, шумно втягивает носом воздух. Словно заворожённый останавливает взгляд на моих губах, и внутри немедленно извергается вулкан. Кровь вскипает, сердце грохочет в висках, кожа полыхает.

Встречаемся глазами. Соединяемся на особом уровне, подвластном лишь нам двоим.

Я снова облизываю губы, а он медленно расстёгивает ремень на брюках. Не прерываем зрительный контакт. Приспускает брюки, а за ними боксеры, выпуская свой эрегированный член.

Опускаю взгляд – это впервые, когда я вживую рассматриваю мужское достоинство, и к тому же – оно прямо перед моим лицом.

Огромный – первая мысль, которая приходит на ум. Но несмотря на пугающий размер, он видится мне красивым, очаровательным и манящим? Не знаю, стоит ли об этом сообщать Оуэну…

Решаюсь поднять глаза на альфу, надеясь получить от него подсказку. Но он молчит. Сглатывает, молчит и смотрит на мои губы. И в его взгляде я без слов считываю многое…слишком многое. И похоть, и муку, и желание, и агонию. От его беззвучного признания бросает в жар.

Правда в том, что не он один на грани. Его избранная тоже там вместе с ним. Я безумно хочу, чтобы ему было хорошо. Хорошо именно со мной. Желаю доставить ему удовольствие.

Нерешительно поднимаю руку и, боясь сделать что-то не так, кончиками пальцев дотрагиваюсь до него. Слышу тяжёлый вдох.

Кожа гладкая и приятная на ощупь.

А затем закрываю глаза, высовываю язык и…

— Дженнифер! — из второго лунного видения выталкивает не злобный рык, а мучительный стон.

Мы лихорадочно смотрим друг на друга, каждый все также сидит на своем месте.

— Это не я! Не я.— не задумываясь, спешно выпаливаю я. Моя единственная цель - оправдаться. И лишь после сказанного внезапно осознаю... Это и правда не я, а значит видение…

Ошеломленно взираю на альфу, но его глаза встречают почти физическим мучением, гневом и жаждой. Мне снова становится неловко.

— Сиэлин! — рявкает оборотень, вскакивая на ноги, а затем следует нескончаемая череда нецензурных слов, пока он поспешно удаляется в лес. Выглядит это как самое настоящее бегство с лозунгом «куда угодно, только бы подальше от тебя», но мне страшно оставаться одной, потому отчаянно кричу вслед:

— Оуэн, ты куда?

— Присматривай! — звучит единственное приемлемое для речи слово в череде его брани. Но команду дают не мне, а выскочившему из кустов волку. На мой вопрос альфа даже не оборачивается. Бесследно исчезает в ночи, стараясь оборвать зачастившие лунные видения.

Зверь же с довольной мордой подходит и садится возле меня.

Идиллию зверя и девушки прерывают шаги.

Волк лежит на боку, а я обнимаю его со спины, словно он огромная подушка с подогревом, невероятно приятная и теплая.

Мы оба довольны своим положением: я не чувствую ни страха, ни холода, только накрывающее плечи уютным одеялом умиротворение, а зверь блаженно порыкивает, когда мои пальцы ласково гладят его по шерстке.

Я не помню свою волчицу и не знаю, увижу ли ее когда-нибудь, смогу ли дотронуться. Смогу ли ощутить ту связь с животным, к которой с самого детства привыкли полноценные оборотни, но все же, не могу отрицать, что к волку Оуэна испытываю особенные чувства. Люблю его всем сердцем, словно он мой, будто он такая же часть меня, как и Оуэна, а главное, ярко осязаю в сердце ответное ко мне чувство.

Он поддерживает, уверяет, что всегда будет рядом и что возле него мне нечего бояться, и даже с грустью просит не обижаться на бегство своего человека - это все я отчетливо прочла в огромных звериных глазах, когда в моих из-за ухода альфы неожиданно возникла соленая влага.

Приоткрываю веки, наблюдая за фигурой мужчины приближающегося все ближе. Знаю, что волк не спит, но он не подает виду и никак не реагирует на приход оборотня.

На небе две круглые жемчужные луны, в костре в особом ритме потрескивают сучья, а Оуэн останавливается в паре шагов, заставляя сердце в моей груди замереть. Он наблюдает за нами молча, без слов, но я отчетливо слышу его дыхание. Прерывистое, рваное, в нем сплетаются инстинкты и желания.

Лица не вижу, но уверенность в том, что он хмурится крепнет с каждой новой секундой. С каждым новым ударом сердца.

Он мечется, ходит из стороны в сторону, будто что-то решает для себя, и это решение дается ему с трудом.

Крепче прижимаюсь к волку, и Оуэн, словно почувствовав мое бесшумное движение, замирает, оборачивается, впивается в нас взглядом, который мне не дано увидеть, так как я крепко-крепко зажмуриваю глаза, но все равно ощущаю его кожей, всей поверхностью тела.

А затем, опять же, на каком-то внутреннем чутье, осознаю, что альфа обращается к своему зверю. Что-то приказывает, но волк сопротивляется, игнорирует Оуэна. Недовольно фыркает и слегка привстает, будто загораживая меня собой.

Пламя костра вспыхивает, огонь взлетает вверх, порываясь достичь звезд, а сила оборотня вызывает дрожь на поверхности земли.

Ещё недавно умиротворённый волк недовольно рычит. Аккуратно встаёт, бережно утыкается мордой мне в шею, обиженно скулит, жалуясь на мужчину, а потом, зло поглядывая на Оуэна, удаляется в лес.

— Почему ты его прогнал? — поднявшись на колени, тихо уточняю у альфы.

Должно быть ему неприятна наша дружба с его зверем – мысль ранит, и я обнимаю себя руками. Без волка ночь становится гораздо прохладнее.

Сводный брат ничего не отвечает, только все так же шумно дышит и садится напротив костра. Поворачивает на меня голову и смотрит безумными потемневшими глазами. Смотрит так, что обжигает каждую клетку тела. Кидает в пламя и обнажает душу.

Морок желания затмевает в ту же секунду, просачивается в сознание и пленит тело, покрывая его дрожью похоти.

Кислорода вдруг становится мало. Слишком мало, иначе почему я столь нервно втягиваю его в себя.

Отворачиваюсь, ложусь на землю в позу эмбриона, спиной к альфе, и закрывая глаза, повторяю: не думать, не думать, не думать. Спать-спать-спать. Уснуть-уснуть-уснуть. Овечки-овечки-овечки.

Дрожь снова проносится по телу.

Слышу шорох, а затем чувствую, как оборотень ложится сзади, кладет ладонь на мой живот и крепко прижимает к своему горячему телу.

Касается носом шеи.

Вдыхает мой запах.

Оставляет легкую печать своих губ на коже.

Замираю, прикусываю нижнюю губу, боясь сказать или сделать что-то неправильно. Покрываюсь мурашками, но причина вовсе не в холоде.

— Замёрзла? Я согрею. — низкий бархатный голос ласкает кожу возле уха.

В бедро упирается твёрдое доказательство его намерений, и мое дыхание нервно сбивается.

— Оуэн… — шепчу, понимая, что контроль ежесекундно уходит, бесследно соскальзывает, словно ненужная скорлупа, и на смену приходит иное чувство…

— Дженни. — еще один нежный поцелуй, — Малышка, посмотри на меня, — бережно разворачивает к себе, смотрит с такими эмоциями, что сердце грохочет от радости. Словно я дорога ему, значима, по-настоящему важна. Разве можно смотреть с таким трепетом и ничего не испытывать.

Нельзя, ведь правда?