О московском Вшивом рынке упоминает А.С. Пушкин в фельетоне «Альманашник», в котором описывает чиновника, не имеющего места и желающего поправить свои дела изданием альманаха. С этой целью он приехал в Петербург и ходит по сочинителям, выпрашивая что-нибудь из их сочинений для своего альманаха. Заметив иронический взгляд одного литератора, альманашник решил, что ирония относится к его платью, и стал оправдываться: «Ты смотришь на мое платье… Оно немного поношено, меня обманули на вшивом рынке…» О своей полемике с Каченовским Пушкин в письме к жене говорит, что с ним «надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на вшивом рынке». И еще раз он употребляет это же сравнение в 1834 году в письме М.И. Погодину: «Было время, литература была благородное аристократическое поприще. Ныне это вшивый рынок». Наверное, не случайно эти сравнения содержатся в письмах только к москвичам.

Между прочим, в XIX веке в Петербурге подобный рынок называли Вшивой биржей. В народном метафорическом языке слово вшивый обозначает вообще плохой, мелкий, дешевый и всегда имеет оттенок презрительности; В.И. Даль зафиксировал одно слово вшивик – грязный, гадкий человек, а «Словарь московского арго» (1994 год) – целую подборку слов от этого корня именно со значением плохой, незначительный: вшивота, вшивая (зарплата), вшивик и вшивый – современный рубль. Таким образом, в XVIII веке словосочетание вшивый рынок было техническим термином, абсолютно лишенным эмоциональной окраски, поэтому, даже когда говорилось «прелестный вид Вшивой горки», эти стоящие рядом слова не воспринимались принадлежащими к разным стилистическим рядам.

В 1918 году Таганная (Таганская) улица была переименована в Интернациональную в честь I Интернационала.

В современных толковых словарях приводятся два значения слова «легенда»: 1. Основанное на устных преданиях, опоэтизированное сказаниє об историческом или вымышленном лице; 2. Словесное описание условных знаков и пояснения к плану, карте, рисунку.

Оба эти значения содержатся в географическом топониме – названии места (горы, леса, города, улицы, переулка). С одной стороны, это словесное описание, а с другой – в нем скрыто предание об исторических или вымышленных событиях и лицах.

Замечательный москвовед конца позапрошлого века Д.А. Покровский советовал в Москве изучать «московскую да и вообще русскую историю…, просто прохаживаясь и разъезжая по улицам да прислушиваясь к названиям улиц, переулков, площадей, урочищ, церквей и вникая в их смысл и значение».

Вот несколько пояснений-легенд к названиям московских улиц и переулков.

«Ты течешь, как река. Странное название!» – сказал об Арбате Булат Окуджава в одной из лучших и самых известных своих песен.

Впервые название «Арбат» попало на страницы московской летописи в царствование Ивана III в 1493 году. Упомянуто оно в сообщении о случившемся 28 июля 1493 года в Москве пожаре. Пожар начался от свечи в церкви Николы на Песку в Замоскворечье, а затем «вста буря велия и кинуло огнь на другую сторону Москвы-реки», там, пишет летописец, «выгоре посад за Неглинною от Духа Святаго по Черторию и по Борис-Глеб на Орбате».

Из летописного сообщения можно сделать вывод не только о том, что в это время в Москве существовало урочище или улица с названием Орбат (Арбат), но и то, что оно ко времени упоминания существовало уже достаточно долго, потому что было хорошо известно в городе, так как для церкви Бориса и Глеба служило определением ее местоположения. Сейчас мы не можем сказать, когда появилось в Москве название Арбат, но ясно, что оно относится к числу старейших московских названий.

С XVI века названия Орбат, Арбат, Арбацкая, Арбатская улица, Арбатские ворота (Белого города) встречаются уже регулярно в документах и на планах города.

В летописном рассказе о пожаре 1493 года речь идет еще не об улице Арбат, а о местности, урочище. Но во времена Ивана Грозного Арбат – уже городская улица, сформировавшаяся вдоль дороги на Смоленск. В царском указе о разделении Москвы на опричнину и земщину сказано: «Повеле же и на Посаде улицы взяти в Опришнину, от Москвы реки Чертолькую улицу и с Семчинским сельцом и до всполия, да Арбацкую улицу по обе стороны и с Сивцовым врагом…» С этим указом связано и первое выселение жителей с Арбата по политическим соображениям: «А которые улицы и слободы поймал Государь в Опришнину, и в тех улицах велел быть Бояром и Дворяном и всяким приказным людям, которых Государь поймал в Опришнину; а которым в Опришнине быти не велел, и тех из всех улиц велел перевести в иные улицы на Посад».

Пребывание опричников на Арбате оказалось недолгим, всего около десяти лет, затем Иван Грозный упразднил опричное войско, казнив часть своих подручных душегубцев. Но сама идея насильственного выселения жителей с Арбата и вселения на него «государевых людей» оказалась той ниточкой его исторической судьбы, которая протянулась через столетия и, невидимая в течение четырех веков, в XX столетии обнаружилась в том же виде, как при Иване Грозном, но приобрела уже регулярность.

Первоначально Арбатом и Арбатской называлась улица от Троицких ворот Кремля до нынешней Арбатской площади. После того как Иван Грозный велел перевести ее жителей «на Посад», то есть дальше от Кремля, многие осели на продолжении своей же улицы далее по дороге и, как обычно водилось, на свое новое поселение перенесли название прежнего. Таким образом, название Арбат распространилось на отрезок дороги за церковью Бориса и Глеба.

К середине XVII века улица Арбат уже протянулась до укреплений Земляного города (нынешней Смоленской площади) и даже вышла за него к Дорогомиловской слободе. В 1658 году царь Алексей Михайлович своим указом повелел впредь именовать всю улицу Арбат – от Троицких ворот Кремля до Дорогомиловского моста – Смоленской, так как она ведет к церкви Смоленской иконы Божией Матери за Земляным городом. Но москвичи распорядились по-своему: название Смоленская приняли только для части улицы за Земляным городом, потому что именно там находилась церковь Смоленской Божией Матери; часть улицы в Белом городе осталась Арбатом; а за ближайшей к Кремлю частью укрепилось название Воздвиженки, по находившемуся там Кресто-Воздвиженскому монастырю.

В XVII веке в районе Арбата располагались дворцовые слободы. К началу XIX века район стал дворянским, таким он и остается в нашем представлении, сложившемся под влиянием русской классической литературы XIX века и ею же поддерживаемым. Но сама улица Арбат все-таки как была, так и оставалась проезжей дорогой, а собственно дворянскими улицами были Поварская и Пречистенка. В энциклопедии дворянской Москвы начала XIX века – книге воспоминаний Елизаветы Петровны Яньковой – «Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанных и собранных ее внуком Д. Благово» Арбат упоминается только по одному поводу: во время праздников по нему пролегал путь экипажей на Подновинское гулянье. Зато Пречистенка встречается чуть ли не через страницу.

Вид Арбата от церкви Живоначальной Троицы. Конец XIX века

Арбат очень рано обуржуазился, и к середине XIX века в списке его домовладельцев значатся буквально единицы дворянских фамилий, зато главенствуют простонародные: Шихобалов, Блохин, Любимов, Евсюкова, Брюхатов, Староносов, Лепешкин… Впрочем, это не касалось переулков, там еще жили в особнячках отпрыски дворянских родов. Но эти переулки арбатскими стали называть уже в XX веке, а до этого они были «пречистенскими» и «на» или «близ Поварской».

В конце XIX века на Арбате начинают строить доходные дома с просторными дорогими квартирами, на улице тон задают буржуа, университетские профессора, которые тоже в большинстве своем были не из столбовых дворян. Превращение «двухэтажного» Арбата в «восьмиэтажный» описано в мемуарах Андрея Белого, профессорского сына, арбатского уроженца. Он считал, что новые «дома-гиганты» «унижали» (в прямом и переносном смыслах) Арбат, но район и с ними сохранял свою репутацию и буржуазно-интеллигентскую респектабельность.