Название XVII века.

Переулок назван по домовладельцу.

В начале XVII века участок между Большой Никитской улицей и Воздвиженкой, занимаемый сейчас университетом и жилыми зданиями, принадлежал боярину Никите Ивановичу Романову двоюродному брату царя Михаила Федоровича. Сто лет спустя он уже не принадлежал Романовым, но его продолжали называть Романовым двором, в переписи 1738 года о нем сказано: «Двор Романов, на котором живут разных чинов люди своими дворами, в приходе церкви Дионисия Ареопагита. В переднем конце поперешнику по Никитской улице 40 сажен, в заднем конце то ж число, длиннику 51 сажень; в смежности: по одну сторону Главная Аптека, а на другую сторону проезжий переулок».

Старое название переулка не забывалось еще и потому, что боярин Никита Иванович Романов оставил по себе добрую память. В Москве о нем говорили, что он «государю радеет и о земле болит». В народе ему доверяли и надеялись на его справедливость: в делах Тайного приказа имеется дело некоего Тимошки, который обвинялся в государственной измене; не имея возможности оправдаться и не выдержав пытки, он хотел лишить себя жизни, но это ему не удалось, и тогда Тимошка как к последнему средству прибег к самооговору, сознался, что он «вор», но «расскажет все одному боярину – Никите Ивановичу Романову».

В 1648 году, после того как правительство царя Алексея Михайловича повысило цены на соль, переполнилась чаша терпения народа, разоряемого все новыми и новыми налогами, и поднялся на Москве бунт.

Народ громил дворы ненавистных бояр и дьяков, которых он считал виновными в своем обнищании, нескольких из них убили, но наиболее ненавистные боярин Морозов и дьяк Траханиотов – скрылись. Толпа двинулась в Кремль и окружила царский дворец, требуя выдачи скрывшихся.

Московский Кремль

Перепуганный царь выслал к народу для переговоров Никиту Ивановина Романова, зная, как пишет историк С.М. Соловьев, любовь к нему народную.

Никита Иванович вышел в знак уважения к народу с обнаженной головой и сказал, что царь выполнит желание подданных, накажет злодеев и чтобы все расходились по домам. Народ ему ответил, что жалуется не на царя, но на людей, которые воруют его именем.

Дьяка Траханиотова казнили, однако боярина Морозова переправили в дальний монастырь; царь Алексей Михайлович, зная натуру русского человека, его отходчивость, надеялся спасти жизнь любимого им боярина и к тому же свояка.

Несколько дней спустя был крестный ход, и царь с Лобного места на Красной площади обратился к народу с речью. Рядом с ним во время речи стоял боярин Никита Иванович.

– Очень я жалел, – говорил царь, – узнавши о бесчинствах Плещеева и Траханиотова, сделанных моим именем, но против моей воли; на их места теперь определены люди честные и приятные народу, которые будут чинить расправу без посулов (то есть судить без взяток – В.М.) и всем одинаково, за чем я сам буду строго смотреть.

Затем царь пообещал отменить налог на соль и дать другие льготы, народ отвечал на это возгласами благодарности и ликования. После этого царь продолжал:

– Я обещал вам выдать Морозова, но не могу этого сделать, ибо он меня воспитал и взрастил, – (все знали, что Морозов был его «дядькой»), – потому он мне, как второй отец, к тому, же он муж сестры царицыной, и выдать его на смерть будет мне очень тяжко. – Тут из глаз царя покатились слезы.

Из толпы растроганного народа послышались выкрики, а потом и общий крик:

– Да здравствует государь на многие лета! Да будет воля Божия и государева!

Адам Олеарий, присутствовавший при этом, описывает заключение сцены: «После этого его царское величество столь же сильно повеселел, как он раньше печалился, когда народ требовал головы Морозова. Он благодарил народ за это решение, увещевал его быть спокойным и послушным и сказал, что сам он всегда будет верен тому, что он теперь обещал. После этого его царское величество со своими провожатыми и с лицами, шедшими в процессии, вновь мирно вернулись в Кремль». Впрочем, всего год спустя, не получив обещанного улучшения жизни, простой московский люд вновь заговорил о неправедных притеснениях народа царской родней, Морозовым и Милославским, и о новом бунте, который начнется с того, что боярин Никита Иванович Романов выйдет на Лобное место, скажет миру о чинимых несправедливостях, а москвичи станут за него всем миром и побьют злодеев. Такие речи были записаны от арестованных мужиков следователями Тайного приказа.

Никита Иванович Романов скончался в 1655 году. Переулок возле его двора назывался в XVII—XVIII веках Романовым, в XVIII – начале XIX – Никитским по Никитской улице, на которую он выходил, в конце XIX – начале XX наиболее употребительным стало название Шереметевский – по новому домовладельцу графу А.Д. Шереметеву.

В 1920 году Шереметевский переулок был переименован в улицу Грановского. Т.Н. Грановский (1813—1855) – историк, профессор Московского университета, западник, убежденный противник самодержавия и крепостничества.

Название XVII века.

Улица названа по слободе.

В XV—XVII веках царские сады в Замоскворечье занимали обширную площадь по берегу Москвы-реки – от нынешнего Краснохолмского моста почти до Крымского, и вся эта местность называлась Садовниками; на ней располагались три слободы: Нижняя Садовническая слобода (от нынешнего Краснохолмского моста до Балчуга), Средняя Садовническая (от Балчуга до Болотной площади), Верхняя Садовническая (от Болотной площади до Берсеневской набережной).

Поэтому улица, проходившая через всю Нижнюю слободу, называлась в XVIII веке Нижними Садовниками, в середине XIX века ее стали называть просто Садовнической.

В 1939 году Садовническая улица была переименована в улицу Осипенко. П.Д. Осипенко (1907—1939) – летчица, Герой Советского Союза, погибла в авиационной катастрофе. П.Д. Осипенко жила на этой улице.

Название начала XIX века.

Переулок назван по фамилии известного актера московского театра Силы Николаевича Сандунова (1756—1820).

В начале XVIII века в свите царя Вахтанга VI в Россию приехал грузинский дворянин Моисей Сандукели и остался жить в Москве. Его сын стал зваться Сандуновым. Старший внук Сила избрал профессию актера, младший – Николай – ученого юриста и чиновника.

Сила Сандунов был выдающимся комическим актером, с блеском играл роли плутоватых слуг и подьячих. Он был любимцем московской публики. Но вскоре его перевели в Петербург, в придворный театр. Там он тоже имел большой успех. В жизни это был веселый, жизнерадостный человек, о его бесчисленных любовных похождениях и успехах у женщин толковал весь Петербург.

И вот он влюбился в молодую певицу, недавнюю воспитанницу театрального училища Лизу Федорову (по сцене Уранову), сделал предложение, она ответила согласием, и вскоре уже должна была состояться свадьба.

Однако на пути влюбленных к счастливому соединению возникло почти непреодолимое препятствие. У Лизы было множество поклонников из светской молодежи, домогавшихся ее любви, и среди толпы гвардейских офицеров, воспылавших страстью к молодой актрисе, оказался один из первых екатерининских вельмож – вице-канцлер граф Безбородко. Он то посылал Лизе подарки, то запугивал через директора театра. Она не поддавалась. Тогда под давлением графа дирекция придворного театра уволила со службы Силу Сандунова.

На своем последнем спектакле он прочел со сцены собственное стихотворение, которое заканчивалось так: