Митрополит Филипп оставил по себе светлую и долгую память. Он был митрополитом всего три года – с 1566-го по 1569-й, в страшное для России время разгула опричнины Ивана Грозного. Филипп происходил из знатного боярского рода Колычевых, в тридцать лет ушел в Соловецкий монастырь, прошел суровое послушничество, впоследствии стал игуменом этого монастыря. По всей Руси Филипп пользовался славой праведника. В 1566 году Иван Грозный решил поставить его Московским митрополитом: ему нужно было, чтобы это место занимал известный, почитаемый в народе человек, который своим авторитетом освящал бы его политику. Но Филипп сказал царю: «Повинуюсь твоей воле, но умири мою совесть: да не будет опричнины! Всякое царство разделенное запустеет, по слову Господа, не могу благословлять тебя, видя скорбь отечества». Иван Грозный был разгневан, но затем «гнев свой отложил» и поставил новые условия: он будет выслушивать советы митрополита по государственным делам, но чтобы тот «в опричнину и в царский домовой обиход не вступался». Филипп принял митрополитство.

На несколько месяцев казни и бесчинства в Москве прекратились, затем все снова пошло по-прежнему.

Филипп в беседах наедине с царем пытался остановить беззакония, ходатайствовал за опальных, царь стал избегать встреч с ним.

До нас дошел рассказ современника, который ярко изображает личность митрополита и его взаимоотношения с царем.

Однажды в воскресный день во время обедни в Успенский собор явился царь в сопровождении множества опричников и бояр. Все они были одеты в шутовскую, якобы монашескую одежду: в черные ризы, на головах высокие шлыки. Иван Грозный подошел к Филиппу и остановился возле него, ожидая благословения. Но митрополит стоял, смотрел на образ Спасителя, будто не заметил царя. Тогда кто-то из бояр сказал:

– Владыко, это же государь! Благослови его!

Филипп посмотрел на царя и проговорил:

– В сем виде, в сем одеянии странном не узнаю царя православного, не узнаю и в делах царства… О государь! Мы здесь приносим жертвы бескровные Богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская. С тех пор, как солнце сияет на небе, не видано, не слыхано, чтобы цари благочестивые возмущали собственную державу столь ужасно! В самых неверных, языческих царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям, а в России нет их! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства. И совершаются именем царским! Ты высок на троне, но есть Всевышний. Судия наш и твой. Как предстанешь на суд Его? Обагренный кровию невинных, оглушаемый воплем их муки, ибо самые камни под ногами твоими вопиют о мести! Государь, вещаю яко пастырь душ.

Царь разгневался на митрополита и, обвинив его в том, в чем обычно обвинял свои жертвы, – в измене, заточил его в темницу Богоявленского монастыря. Затем (по преданию) Филипп был водворен в тюрьму дальнего монастыря, а год спустя Иван Грозный послал Малюту Скуратова, который задушил митрополита.

При жизни Филипп был окружен любовью и почитанием народным, и в памяти потомков его образ остался как символ честного и неподкупного народного заступника.

В 1818 году храм апостола Филиппа (с конца XVII века каменный) был передан Иерусалимскому патриархату, в нем установили новый главный престол во имя Воскресения Христова, и сейчас официально он именуется храмом Воскресения Словущего, но в Москве его обычно называют Филипповским.

В 1959 году Филипповский переулок был переименован в переулок Аксакова в связи со столетием со дня кончины писателя, который в 1849—1851 годах снимал квартиру в одном из домов переулка.

Название XVII века.

Улица названа по слободе.

Хамовник – по древнерусски «ткач». В русских письменных источниках это слово зафиксировано с начала XVI века, оно происходит от индийского хаман– столовое полотно и, возможно, сохранилось в русском языке еще с эпохи индоевропейского единства. В XVI—XVII веках в Москве имелось несколько дворцовых хамовных дворов и слобод, главные из них помещались в Замоскворечье, в Кадашах – Кадашевская хамовная слобода и за Земляным городом на Москве-реке, в районе между нынешними Фрунзенской набережной и Большой Пироговской улицей – Хамовная слобода, или, как ее называли, Хамовники.

На хамовных дворах ткали различного вида полотна, скатерти, утиральники, шитые убрусы (убрус – парадный плат) и другую продукцию, поставляемую ко двору. Хамовные слободы принадлежали к ведению царицына двора и находились под постоянным надзором особых чиновников; мастера-хамовники очень высоко ценились, и, чтобы не было конкуренции царскому полотну, запрещалось выдавать замуж из хамовнической слободы на сторону дочерей, племянниц и внучек мастеров, так как некоторые процессы производства исполнялись женщинами.

Часть Камер-Коллежского вала, проходя по Хамовникам, называлась Хамовническим валом, так же, как набережная и ряд улиц и переулков, находившихся возле него, – Хамовническими. В советское время они все были переименованы, поскольку начальству оказалось более понятным ругательное слово хам, чем уважаемое старинное название мастера-ткача «хамовник», и в 1926—1956 годах названы Фрунзенскими. М.В. Фрунзе (1885—1926) – советский партийный и военный деятель.

Название XIX века.

Переулок назван в конце XVIII веке по церкви. В XVII веке между нынешними Мясницкой улицей и Покровкой, за стеной Белого города и до Земляного вала, располагалась обширная дворцовая Огородная слобода. По берегам речек Рачки и Черногрязки были разбиты огороды, стояли деревни, в которых жили огородники. Еще тут было несколько дворянских дворов, небольшая немецкая слободка с «немецким попом» и три-четыре загородных боярских двора с каменными палатами. Вся эта местность в живой московской речи называлась Огородниками. Потому и деревянная церковь во имя иконы Владимирской Божией Матери, поставленная в начале XVII века примерно посреди слободы, в отличие от других церквей того же имени, к своему названию имела поясняющее прибавление: «что в Огородной слободе» или «в Огородниках».

В 1652—1661 годах при царе Алексее Михайловиче деревянная церковь была заменена каменной. Кроме основного храма Владимирской Божией Матери тогда построили «придел под колоколы», то есть колокольню с церковью в ней, «во имя отца нашего Харитона Исповедника». В России церкви и приделы во имя этого святого мученика IV века из Иконии, устроителя обители с особо строгой подвижнической жизнью, необычайно редки, в Москве, например, среди ее сорока сороков была только одна эта. Не является Харитон и покровителем огородников, хотя для слободских церквей характерно, что их возводили во имя святых покровителей той профессии, которой занимались слобожане. Придел Харитония в церкви царской Огородной слободы появился по распоряжению царя: Алексей Михайлович венчался на царство 28 сентября 1645 года в день памяти святого Харитония и приделом в его имя он отметил это событие. Возведенная церковь была очень красива, она воплощала в себе лучшие черты так называемого московского барокко. Богато было и внутреннее убранство. За новым храмом утвердилось и новое название: не Владимирской Божией Матери, а Харитония исповедника.

С середины XVIII и до конца XIX века наиболее распространенной формой московского адреса была такая: сначала указывалась церковь, прихожанином которой был адресат, живший поблизости от нее, далее следовали прочие пояснения о местонахождении его дома или квартиры.

Таким образом указывает А.С. Пушкин в «Евгении Онегине» адрес московской тетки, у которой останавливаются мать и дочь Ларины:

В сей утомительной прогулке Проходит час-другой, и вот У Харитонья в переулке Возок пред домом у ворот Остановился…

Пушкин знал эти места по детским воспоминаниям. В 1797 году его бабушка Ольга Васильевна купила небольшую усадьбу, находившуюся на месте современного дома 7 по Малому Харитоньевскому переулку. В ней жили бабушка, дядя Василий Львович, тетушки Анна и Елизавета Львовны. Усадьбой они владели до 1808 года, так что Александр Сергеевич наверняка здесь бывал.