Я пораженно вглядываюсь в себя — улыбающуюся, сияющую, с растрёпанными по ветру волосами, в коротком

платье, и не могу поверить глазам. Это застаёт врасплох. Несколько минут мне понадобились, чтобы в очередной раз подтвердить подлинность своей копии.

Это я!

Это мой портрет!

— Боже! — ошарашено выпаливаю я, и моментально прикрываю губы ладонью.

Под моими ногами лежит ещё пара рулонов, и я мгновенно бросаюсь к ним.

На холсте чёрным карандашом отписана девушка, что, сидя на коленях парня, принимает его ласки в виде сладостных поцелуев в шею. Его руки грубо сжимают её бёдра, стараясь проникнуть в более интимные уголки. Узоры на его теле, грубо охватывающие половину плеча и руки, устрашающе переходящие острыми линиями на шею, подтверждают мои догадки.

Живот до боли сжимается, скручивая все в тугой узел. Мало того, что я узнаю о его скрытом таланте, так я еще являюсь его…

Кем?

Натурщицей?

Музой?

Кто я для него?

Я бросаю резкий взгляд на остальную кучу холстов, прикидывая вероятность того, что там снова я. Из раза в раз, вскрывая каждый, я вижу себя в самых откровенных позах. То моя копия целуется с высоким, в меру мускулистым парнем с татуировками, то она занимается с ним любовью в самых эротически позах. И все мои убеждения окончательно подтверждаются, когда в бесконечной кипе рулонов я нахожу расписанную копию того, что произошло между мной и Бейтманом в читальной. Здесь он не пожалел ни времени, ни упорства для точной копии. Все верно, начиная с её взгляда, полного страха и возбуждения, и заканчивая диким желанием отдаться ему во власть. Она словно боится неизвестного, но при этом до беспамятства жаждет быть обласканной им. Она беспрекословно отдаётся ему в руки, прося его сделать что-нибудь, чтобы она не ощущала этих мук…

Признаюсь честно, это меня обескураживает. Я снова сглатываю и, как голодная волчица, смотрю на этот рисунок.

Зачем он это делает?

Зачем представляет?

Зачем рисует?

Что это все значит?

В моей голове сплошной поток вопросов и ни одного ответа.

Что мне теперь делать? Единственное и вполне здравое, что мне приходит в голову — просто уйти. Навсегда. И не возвращаться. Думаю, это было бы правильно, учитывая его пристрастия, каким бы талантливым он не был.

Когда секундой позже я ощущаю легкое прикосновение к своей правой руке, идея развернуться и уйти прочь от всего подальше моментально улетучивается из моей головы.

— Ш-ш-ш… — слышу я глухой шёпот сбоку от себя.

Я ощущаю его присутствие позади, слышу глубокое дыхание, и оно мгновенно напоминает моему телу о себе. Делаю резкий рывок, что бы отойти от него в сторону, развернуться лицом, и посмотреть на него, но чувствую преграду в виде слабого захвата за плечи. Он снова проводит ладонью вдоль моей руки, нагоняя на кожу новый шквал мурашек.

— Я говорил, что сюда нельзя заходить…

Всё, о чем я думала до этого, и всё, что я собрала в своей голове, чтобы вылить на него, мгновенно вылетает. Я забываю, что именно я должна была сказать, как именно я должна была на него смотреть. Да и вообще, теперь это выглядит так, словно я и вовсе не должна иметь претензий.

— Дверь была открыта — пытаюсь я оправдаться, но моментально замолкаю, понимая, как жалко это звучит.

Я приблизительно представляю степень злости на его лице. Бейтман явно закрывал эту дверь не просто так, и не рассчитывал, что его секрет обнажится.

— И давно ты тут стоишь? — вылетает из моих губ.

— Достаточно.

— Я хотела бы извиниться за то, что ослушалась, но после того, что увидела, я не собираюсь этого делать.

Рука касается моего виска и медленно заводит отросшую челку за ухо. Я наклоняю голову немного вбок и приоткрываю рот когда его губы слегка касаются мочки. Я делаю попытку оттолкнуть его, пытаясь вырваться из цепких лап, но, похоже, Адам этого не замечает. Мои попытки им попросту не чувствуются.

— Большая ошибка… — раздается над правым ухом его глухой и хриплый голос. Он обвивает руки вокруг меня и рывком прижимает моё практически сдавшееся тело к себе. Крепкие руки туго стискивают меня в своих объятиях, не давая никакой возможности к отступлению.

И мне бы сейчас разорвать свою тягу к нему и броситься на другой конец комнаты, но его губы касаются моей шеи, и я откидываю эту идею глубоко в подкорку. Я закрываю глаза и полностью отдаюсь в его руки, чувствуя и наслаждаясь каждым движением его губ на своей коже.

Я чувствую грубую щетину, что покалывает мою шею и откидываюсь на его плечо, когда его губы проводят влажную дорожку вниз.

— Нам нельзя… — почти выдавливаю я из себя. Я не узнаю свой голос. Что это? Возбуждение?

— Теперь, когда ты оказалась здесь, нет смысла говорить, что нам можно, а что нельзя, — по-хозяйски кладёт он горячую руку на мое бедро. Его сильная рука двигается вниз и опускается к подолу моего платья винно-бордового цвета. И пока до меня доходит цель, что он поставил, рука успевает зарыться под подол. Я суетливо хватаю его за запястье, требуя остановиться, но, как я говорила ранее, это всё, на что я способна. Адам накрывает мои трусики тёплом руки, и я теряюсь в пространстве. Если бы он только знал, как мне нравится чувствовать его тёплую руку. Хотя, думаю, он и так об этом догадывается.

Из моего горла вырывается мучительный стон, говорящий о моей сдаче.

Да! Я сдаюсь. Полностью и беспрекословно. Только бы он не прекращал.

Адам слышит это и глухо хрипит в ответ. Мое платье рывком стягивается с меня, пока я сама остаюсь стоять спиной к нему, откинувшись на крепкое тело. Наконец я медленно разворачиваюсь к своему искусителю и поднимаю голову к его лицу. Без стыда я разглядываю эти наглые полуопущенные глаза, что следят за мной, брови, что хмуро сомкнулись в одну линию, и рот, который чаще открывается из-за глубокого дыхания.

Я касаюсь его губ своими губами и оставляю на них один глубокий поцелуй. Адам стоит на месте, как приклеенный, в ожидании моих следующих действий. Я же увереннее привстаю на носочки, обвиваю руки вокруг его шеи и снова прижимаюсь к нему губами. Чувствую грубую щетину на своих губах и щеках, и как он тесно прижимает меня к себе. Это меня без преувеличения дико заводит. Он отвечает мне сильным жадным напором, целуя то нежно, то, наоборот, требовательно. Его язык начинает орудовать у меня во рту, показывая, кто тут главный.

Руки судорожно блуждают, словно не зная, за что мне схватиться: за колючую щетину и шею, или острые скулы и густые волосы, в которые я так долго мечтала зарыться, или же крепкие плечи и руки, что стискивают меня в своих объятиях. Я нехотя отрываюсь и тяну за края футболки вверх, снимая её через его голову. Несколько секунд я разглядываю выгравированные татуировки на отточенном, словно статуя, теле. Провожу рукой по массивному рисунку на левом плече, точно такому, какой был на холсте, что упал к моим ногам пару минут назад.

Адам не даёт мне долго стоять без дела. Он поднимает мой подбородок к себе и снова впивается губы. Чувствую, как он обхватывает мои бёдра и рывком поднимает меня, прижимая к своему животу. Я обвиваю его ногами и, пока он несёт меня куда-то, ни на секунду не разрываю наш зрительный контакт. Хочу видеть его реакцию на каждое мое действие. Хочу знать, сходит ли он с ума от всего, что происходит, также как схожу я.

Адам опускает меня, и я чувствую спиной мягкую холодную подушку. Он нависает надо мной, буравя голодным томным взглядом, а потом наклоняется, оставляет на губах лёгкий поцелуй и опускается ниже. Я ощущаю колкость между грудей и закатываю от удовольствия глаза, сильнее выгибаясь вперёд навстречу его губам. Адам касается губами пупка и поднимает на меня полный возбуждения взгляд. Он касается бедер и настойчиво стягивает трусики с моих бедер.

На долю секунды в голове мелькает мысль, что я могу остановить его, не дать этому случиться. Мысль что я должна бы оттолкнуть его, закричать, чтобы не трогал меня, чтобы не смел целовать и рисовать меня на своих холстах, но не могу.