Например, в декабре 1402 г. двор санкционировал возобновление на казенной основе работ на восьми старых серебряных копях в уезде Шансян в Шэньси, а в октябре 1407 г. — пуск в эксплуатацию четырех копей в уезде Пучэн в Фуцзяни, которые, по ориентировочной оценке, должны были давать 1040 лянов серебра и 41 500 цзиней свинца в год [23, цз. 14, 257, цз. 71, 994]. Получили одобрение центра и намерения усовершенствовать и расширить производство на отдельных рудниках, как это было в уезде Тайпин в Фуцзяни в 1417 г. [23, цз. 188, 2005].
Более того, если какие-либо копи не давали установленной для них нормы продукции, то из столицы направлялись туда уполномоченные для расследования причины этого [23, цз. 17, 317]. Такая политика, казалось бы, вполне отвечала намерению обеспечить рост производства. Но вместе с тем в ноябре 1406 г. были закрыты разработки свинца в уезде Шанлинь в Гуанси производительностью в 24 380 цзиней в год, в 1408 г. — 60 серебряных и свинцовых рудников в Чжэцзяне [23, цз. 59, 861; 16, цз. 14, 1014]. Пресекалась и инициатива к расширению добычи металлов. Например, в июне 1412 г. двор категорически отверг предложения о пуске новых серебряных копей в уезде Хэчи в Гуандуне, где была обнаружена серебряная руда, и о расширении производства меди в районе г. Чанша [23, цз. 128, 1592–1593].
Показателен и такой случай. В апреле 1411 г. в связи с докладом двору о транспортировке медного купороса император навел справки, для чего нужен этот продукт. Когда же выяснилось, что он идет главным образом на окраску тканей, Чжу Ди отдал распоряжение прекратить его добычу, а окраску им материи «считать не обязательной» [23, цз. 114, 1456].
Двойственность позиции правительства в отношении производства цветных металлов весьма точно зафиксирована в «Мин шу», где о добыче меди в начале XV в. сказано: «А медную руду добывали по-разному: то открывали [рудники], то закрывали» [33, цз. 82, 1669]. Причины такой двойственности заключались в общей позиции правительства Чжу Ди в отношении к развитию промыслов, о чем речь пойдет ниже, после рассмотрения прочих отраслей ремесленной промышленности.
В начале XV в. государство было заинтересовано, как явствует из документов, в получении как можно большего количества соли. Продолжалась ее добыча в Чжэцзяне, Фуцзяни, Шаньси и других районах страны. Особенно интенсивно развивался соляной промысел в Сычуани. Уже в 1403 г. там было открыто 12 новых разработок, а затем в 1406, 1408, 1410, 1411, 1413, 1414, 1416, 1421 гг. ввозили новые копи и возобновляли разработку старых [23, цз. 23, 419, цз. 56, 831, цз. 75, 1031, цз. 102, 1328, цз. 103, 1342, цз. 113, 1438, цз. 139, 1676–1677, цз. 151, 1757–1758, цз. 172, 1911, цз. 234, 2257–2258]. Для руководства соледобычей в Сычуани в 1406 г. было создано специальное Управление соляными налогами. Оно не только следило за выполнением установленных норм добычи соли, но и изыскивало возможность открытия новых шахт и пускало их в эксплуатацию[52].
Как уже упоминалось, в Китае издавна существовала монополия казны на добычу соли. Минское правительство не отменяло ее. Но наряду с этим имеются прямые свидетельства, что в начале XV в. существовала и частная соледобыча. Правительство Чжу Ди шло на это, ибо было заинтересовано в расширении ее производства. 10 января 1403 г. в связи с голодом в некоторых районах провинции Бэйцзин для местного населения был отменен запрет на частную добычу соли [23, цз. 15, 280]. В Гуандуне же ограничения почти не действовали: «В Гуандуне… нет налога на соль. [Ее] поставляют казне торговцы. Большинство военного и гражданского [люда] употребляют частную соль» [23, цз. 28, 508–509]. В Юньнани также практиковалась частная добыча. В мае 1403 г. оттуда докладывали: «В Цзиньдуне в трех местах имеются соляные разработки. Они ведутся частным образом военными людьми для продажи» [23, цз. 91, 1194]. В январе 1414 г. императорскому двору сообщалось: «Местный люд из округа Лунчжоу в Сычуани докладывает, что в тех местах не производилось [раньше] соли. Просят [разрешить] вываривать ее на пяти разработках… для обеспечения потребностей местного населения. Ежегодно [обещают] вносить в казну [налог] в 100 тыс. цзиней соли» [23, цз. 146, 1721]. Двор одобрил эту инициативу.
Правительство пыталось извлечь из частной соледобычи определенные выгоды для казны. Например, санкционируя частную добычу соли в Гуандуне в марте 1404 г., оно установило нормы потребления соли — около 12 кг на человека в год, а всю остальную производимую соль оно предписывало в обязательном порядке продавать казне по цене 300 вэней (монет) ассигнациями за 1 цзинь [23, цз. 28, 509]. В Юньнани же было разрешено снабжать солью, добываемой частным образом, местные войска, чтобы не возить для этого издалека казенную соль [23, цз. 91, 1194]. Наконец, как свидетельствует приводимая запись 1414 г., государство брало налог с частных солеразработок.
Официальная минская статистика приводит ежегодные цифры поступления налогов солью. Они были довольно внушительны и колебались от 208 до 291 млн. л. Но, очевидно, сюда включалась и соль, принудительно приобретаемая у частников.
Отмеченное ослабление соляной монополии не представляется исключительным явлением в деятельности правительства Чжу Ди. Дело в том, что в конце XIV — начале XV в. императорский двор, как отмечалось, не придерживался строгой монополии и на выплавку железа. В начале XV в. в источниках встречаются упоминания о «частном чае» — третьем традиционном продукте монополии государства [33, цз. 82, 1660]. На общем фоне ослабления государственной монополии на эти товары в начале XV в. отношение правительства к частной соледобыче вполне объяснимо.
Что же касается такой широко развитой в Китае отрасли производства, как ткачество, то она издавна не являлась объектом государственной монополизации. В начале XV в. здесь также не наблюдалось каких-либо ущемлений со стороны правительства. Основными центрами (Казенного шелкоткачества были Нанкин, Сучжоу и Ханчжоу. Распространено оно было также в Пекине, Чэнду и Луане (в Шаньси) [116, 149]. В обеих столицах существовали Внутренние и Внешние управления по ткачеству. Первые снабжали тканями императорский двор, вторые — частного потребителя [33, цз. 82, 1662]. В Сучжоу и Ханчжоу были свои Управления по ткачеству и крашению (Чжишаньцзюй). Количество тканей, выпускавшихся на казенных предприятиях, регламентировалось предписаниями властей. В конце XIV в. среднегодовой выпуск полотняных и шелковых тканей на этих предприятиях составлял примерно 374 тыс. отрезов [33, цз. 82, 1663].
Шелк и прочие ткани издавна использовались в Китае как стоимостный и платежный эквивалент. В связи с этим в начале 1416 г. Ведомство работ предложило еще более увеличить производство полотна, шелка и парчи для того, чтобы расширить внешнюю торговлю тканями. Императорский двор одобрил это предложение [23, цз. 171, 1905–1906].
Значительное количество шелковых тканей и шелка-сырца поступало в казну в качестве налогов как от частного шелкоткацкого производства городских ремесленников, так и от крестьянского домашнего ткачества. Однако статистические данные о налогах, вносившихся тканями, не выделяют отдельные виды тканей. Источники оперируют термином «полотно и шелк» (бубо), что в широком смысле можно понять, как «ткани» вообще. Несомненно, что большая доля здесь принадлежала различным шелковым тканям. Но некоторая часть налоговых поступлений в начале XV в. производилась и хлопчатобумажными тканями.
Повсеместное распространение хлопководства в Китае исследователи склонны относить к концу XIV в. [116, 52]. Один из современников писал: «Ко времени нашей династии посевы его (хлопка. — А. Б.) стали распространяться повсюду в Поднебесной, и на севере и на юге земля благоприятна для этого. И бедные и богатые — все зависят от [урожая]. Выгода от него в сто раз больше, чем от шелка. Пишу об этом, чтобы в будущие времена в Поднебесной знали пользу от хлопка и как он начал процветать в наши дни» [145, 63].
