Здесь усматривается некоторое отличие от методов Чжу Юань-чжана. Последний, согласно изысканиям Ло Юн-бана, был вынужден привлекать помощников для рассмотрения государственных дел, но старался свести к минимуму степень их участия в принимаемых решениях. Коллегиальные (по выражению Ло Юн-бана) обсуждения вопросов управления при дворе начались именно при Чжу Ди [218, 46].

Такой отход в сторону коллегиальности объясняется, по нашему мнению, тем, что Чжу Ди не мог не учитывать опыт Чжу Юань-чжана, всемерно добивавшегося абсолютизации императорской власти. Результаты этого опыта были довольно ощутимы: внутриполитическая борьба в стране не затихла, но ушла вглубь, положение стабилизировалось лишь внешне и временно, новая острая вспышка внутренних противоречий произошла сразу же после смерти самодержца. Отсюда проистекала потребность искать несколько иные, чем при Чжу Юань-чжане, пути укрепления власти императора. В этом смысле переход к некоторой коллегиальности в решении государственных дел можно считать маневром на сближение с верхами сановной бюрократии.

Признаки некоторого лавирования императорской власти в начале XV в. можно усмотреть и в том, что выдвижение «новых» людей сопровождалось попытками примирить их интересы с интересами «старых», что дублирование управленческих функций сочеталось с непрекращающимися усилиями по совершенствованию работы ординарного бюрократического аппарата, а переориентация на северокитайских феодалов не мешала настойчивым утверждениям о пунктуальном следовании порядкам конца XIV в. Существенным признаком данного направления явился последовавший вскоре за переворотом 1402 г. отказ Чжу Ди от применения открыто террористических методов во внутренней политике, столь характерных для времени Чжу Юань-чжана.

Все это, вместе взятое, позволило правительству Чжу Ди добиться определенного примирения с интересами правящих кругов господствующего класса. Достигнутая таким путем стабилизация внутриполитического положения в стране была еще далеко не полной. Примером тому служат продолжающиеся противоречия между центральной властью и уделами. Однако в целом первая четверть XV в. представляется тем временем, когда происходит постепенное сближение позиций императорской власти и господствующих слоев китайского общества после обострения внутренней борьбы в конце XIV в.

Отмеченное сближение не сопровождалось существенным ослаблением имперского самодержавия. В условиях указанного лавирования это оказалось возможным лишь благодаря перечисленным выше отклонениям внутриполитического курса Чжу Ди от традиционных методов управления. Таким образом, избранный после 1402 г., несколько отличный от курса Чжу Юань-чжана путь оправдал себя, а избранная внутренняя опора позволила императорской власти относительно стабилизировать положение в стране при сохранении своих основных позиций.

Иной вопрос, какие последствия имели введенные при Чжу Ди методы управления. Как известно, в дальнейшем происходило все большее усиление дворцовых служб — Государственного секретариата и касты евнухов, — сопровождавшееся некоторым ослаблением роли монарха. Однако это тема для самостоятельного исследования, выходящего за рамки настоящей работы.

На всем протяжении существования в Китае феодальных отношений сельское хозяйство оставалось основой экономической жизни страны. Аграрная политика продолжала играть одну из главных ролей во внутриполитической деятельности любого императорского правительства. От положения в деревне, от того, какие взаимоотношения складывались между феодалами и крестьянами и между этими обеими силами и государственной властью, порой зависело само существование династий, единство феодальной империи. Стабилизация внутреннего положения в стране в конечном итоге была немыслима без урегулирования жизни в деревне. Отсюда аграрная программа, которую избрало правительство Чжу Ди, должна была в немалой степени способствовать его устойчивости или же, наоборот, шаткости.

Однако изучение политики Чжу Ди в области сельского хозяйства затруднено по двум причинам. Первое — это отсутствие в китайских источниках четких критериев, позволивших во всех деталях воссоздать реальные взаимоотношения, складывавшиеся в деревне в тот или иной период. Указанное препятствие носит общий, объективный характер. Отсутствие твердого и определенного земельного законодательства, размытость социальных граней при описании в источниках аграрных отношений в Китае отмечались всеми исследователями, соприкасавшимися с данными проблемами. Все это характерно и для описываемого времени.

Второе — это крайняя скудость материалов, относящихся именно к интересующему нас периоду-началу XV в. Такое препятствие связано с особенностью исторического момента. Общеизвестно, что основные образцы аграрной политики новосозданной империи Мин были выработаны в конце XIV в. Именно тогда вследствие существенных сдвигов, сопровождавших широкое народное движение 1351–1368 гг. и падение монгольской власти, победившей группировке пришлось во многом заново определять те принципы, на которых она намеревалась строить отношения в деревне. Отсюда вполне понятно, что внимание всех источников обращено преимущественно на аграрные мероприятия правительства Чжу Юань-чжана. Периоду же, непосредственно последовавшему за этим, не придается в данном плане самостоятельного значения. Он рассматривается как продолжение заложенного в конце XIV в. курса, что в определенной мере, как будет показано ниже, соответствует исторической правде.

Поэтому, переходя к рассмотрению аграрной политики правительства Чжу Ди, необходимо оговорить, что в данном исследовании нет возможности воссоздать ее во всех деталях и что она будет непонятна без учета основных направлений политики правительства Чжу Юань-чжана в той же области.

Поставленная задача облегчается тем, что в советской исследовательской литературе имеется ряд работ, освещающих затронутую проблематику [см. 14; 53; 55; 96; 105; 106; 108]. Это обстоятельство избавляет от необходимости подробно излагать все аспекты аграрных мероприятий конца XIV в. Однако многие связанные с ними вопросы остаются спорными, решаются исследователями по-разному. Это несколько осложняет поставленную задачу. Но тем не менее общий уровень разработки проблемы в трудах советских историков позволяет, не вдаваясь в дискуссионные моменты, выделить определяющие черты аграрной политики правительства Чжу Юань-чжана.

Исследователи сходятся на том, что в конце XIV в. проводилось целенаправленное стимулирование развития сельскохозяйственного производства, в известной мере пострадавшего в результате бурных событий середины столетия. В результате расширились размеры посевных площадей в стране, увеличилось число податных крестьянских хозяйств, возросли доходы казны. Однако в последнем случае немалую роль сыграло быстрое возрастание налогового бремени, усиление эксплуатации крестьянства феодальным государством. С целью расширения и закрепления нормы налогообложения были тщательно обмерены земельные владения и составлены реестры, подробно фиксировавшие все обязанности деревенского (равно как и городского) населения. Для удобства изъятия налоговых отчислений была принята система фиксальных общин (ли-цзя) — деление деревенских хозяйств на стодворки и десятидворки, связанные круговой порукой во всех повинностях, а также учрежден институт так называемых налоговых старост (лянчжан).

Верное своему стремлению — стимулировать развитие сельскохозяйственного производства в стране, правительство Чжу Юань-чжана уже в первый год существования империи Мин закрепило сложившееся перераспределение земельных владений и сняло юридические ограничения расширения земельной собственности за счет обработки нови [105, 73; 55, 164]. Подобные указы повторялись в 1380, 1391 и 1394 гг. [105, 71]. Тем самым создавались благоприятные возможности роста частной земельной собственности (минь тянь), существование которой официально признавалось минским законодательством наряду с государственными землями (гуань тянь). Перспективы такого роста были тем более реальны, что к моменту образования империи Мин в стране имелся, как отмечает Н. П. Свистунова, колоссальный фонд необработанных земель [105, 73].