Борис немедленно пригласил ее в парк на эстрадный концерт. Но как ни уговаривал он Ольгу, прельщая необычайно эффектной программой, она наотрез отказалась. Ей было не до концерта.

Выпроводив огорченного Бориса, она достала из чемодана томик повестей Тургенева — подарок Андрея, — уселась, поджав ноги, на диване и раскрыла свои любимые «Вешние воды».

Книга не успокоила ее. Коротать вечер одной было тяжело. Идти на люди — еще труднее. Нужен был внимательный, заботливый и терпеливый друг, которому можно было бы открыть душу, не опасаясь осуждения или насмешки, даже невысказанной.

Ольга встала, привела в порядок прическу и отправилась к Тане. Шла она пешком, и, когда добралась до Рабочей слободки, в домах уже начали зажигать огни.

Ольга прошла мимо ярко освещенных заводских корпусов, спустилась в лощину, отделяющую территорию завода от Рабочей слободки, вспомнила, как этой же дорогой шли они с Андреем ночью после пожара… Ни он ей, ни она ему ничего тогда не сказали, а ведь именно с той поры и началось их сближение…

Таня была дома одна. Это и удивило и обрадовало Ольгу. В доме было тихо, видимо, дети уже спали. На письменном столе, в кругу света настольной лампы, лежали большая раскрытая папка, раскрытая же книга, бумага и карандаш.

— Проходи, садись вот сюда, на диван. Сейчас соберу тебе поужинать.

— Так и знала, что без этого не обойдется, — засмеялась Ольга.

— Как же, во-первых, гостья, во-вторых, женщина бездомная. Небось столовки-то уж приелись.

Ольга только махнула рукой.

— Ведь как нескладно получилось: Василий на дежурстве в горкоме. А так ему хотелось поговорить с тобой. Он уж мне не раз говорил: «Покажи ты мне как следует Андрееву жену». Ему ведь был Андрей Николаевич что брат родной. Стало быть, и ты не чужая.

— Нет, вы все-таки не хлопочите, Таня, — перебила Ольга, стараясь скрыть охватившее ее волнение, — ведь я вам помешала, вы занимались.

— Занимаюсь я каждый день, такая теперь моя доля. Благословил твой муженек на веселое дело.

— Трудно? — посочувствовала Ольга.

— Как тебе сказать, Оля? Трудно — это, пожалуй, не то слово. Хотя, правду сказать, и трудно. Работать как-нибудь, колотить пень, проводить день — нельзя, совесть не позволит, а чтобы хорошо работать, знать много надо. А ты хоть и раздиректор, а все баба. И хозяйство и дети. Надо везде успевать.

— А Василий как?

— Василий, не при нем сказать можно, счастье, а не муж. И отец и хозяин. Ну опять все-таки мужик. Вот заведешь, Ольга, свою семью, настоящую семью, когда детишки пойдут, поймешь, что есть такие дела, о которых мужчина и не догадается, будь он того заботливей. В доме хозяйка нужна… И на заводе хозяин нужен. Вот и воюй на два фронта… А работать стало сложнее. Теперь на голом перевыполнении плана далеко не ускачешь. Глубже брать надо. Производительность, качество, себестоимость! Вот сейчас москвичи большое дело начали. Ускорение оборачиваемости. Вроде бухгалтерское, книжное дело, а как вникнешь — вся жизнь завода перед тобой раскрывается. Так надо суметь вникнуть. Вот и сижу, — она указала на бумаги, разложенные на письменном столе, — учусь баланс читать…

— Мама, — послышался детский голос из соседней комнаты, — ты с кем это разговариваешь? Папа пришел?

— Вот, пожалуйста, — улыбнулась Таня, — контроль на дому. Нет, сынок, не папа.

— А кто?

— Спи, сынок, спи. Утром увидишь.

Не прерывая разговора, Таня проворно накрыла на стол, и Ольга заметила, что, как истой хозяйке, Тане доставляло удовольствие принять гостью за столом, накрытым белоснежной скатертью, уставленным красивой посудой.

Да и не только посуда была хороша.

Таня спустилась в подполье, и на столе появились и колбаса, и говядина, и малосольные огурчики, и помидоры, и всякая всячина.

Когда Ольга готова была уже взмолиться, Таня сказала:

— Ну, кажется, все, — и поставила на стол бутылку мадеры.

— Был бы Василий дома, ты бы так легко не отделалась, — пошутила Таня, — ну и без него по рюмочке выпьем.

Когда уже сидели за столом, Таня продолжала начатый разговор.

— Ты знаешь, Оля, я начальников своих всегда уважала, мне повезло, начальники были толковые, а никогда не думала, что так трудно начальником быть. И только теперь поняла, каково временами Андрею Николаевичу было, и еще больше его уважать стала.

И Таня рассказала Ольге, как работали они на заводе в трудные военные годы.

И удивительное дело — о главном, сокровенном, волновавшем в этот вечер Ольгу, не было сказано ни одного слова, а тревожные мысли, одолевавшие ее, развеялись.

Уже начало смеркаться, когда Егорка вернулся в сторожку.

Дед Захар сидел на корточках перед раскрытой железной печуркой. Отблески пламени красноватыми бликами играли на белой рубахе и седой бороде старика, из зажатой в зубах трубки тянулась в печурку тоненькая голубая струйка дыма. Дед Захар повернул голову, оглядел несмело остановившегося на пороге Егорку и снова перевел взгляд на догорающее пламя.

— Где пропадал, орел? — спросил Максим.

Он развалился, закинув руки за голову, на широком топчане, общей постели деда и Егора. Прошедшую ночь они спали даже втроем, но было тесно. Один дядя Максим занял больше половины топчана.

Безошибочным детским чутьем Егорка определил, что, вопреки ожиданию, ругать за позднее возвращение его не будут, и повеселел.

Все-таки хороший этот дядя Максим. Сам все время веселый, и дед при нем не бранится.

Егорка спустился в землянку и, осторожно обойдя деда, уселся на низком широком чурбане у изголовья постели.

— Я, дядя Максим, сегодня с самого обеда с ними работал. Зарплату обещали платить. Двадцать рублей на день, больше деда получать буду, — похвастался Егорка.

— Везет таким, — в тон ему отозвался Максим и запросто хлопнул Егорку по плечу.

— Вы, дядя Максим, тоже заработать хотите? — спросил Егорка, польщенный товарищеским обращением.

— А что, свое место уступишь? — и Максим снова хлопнул Егорку по плечу.

— Нет, дядя Максим, я взаправду говорю, им рабочих надо. У них некомплект, — солидно выговорил Егорка услышанное и запомнившееся слово. — Который у них с рейкой ходит, он вчера ногу зашиб, его в город увезли.

— Ногу, говоришь, зашиб? — Максим даже приподнялся на локте. — Вот молодец! — и Егорка не понял: кто молодец — он или тот рабочий, который зашиб ногу. Но не это было важно. Главное, дядя Максим был доволен, и Егорка был очень рад, что его сообщение пришлось по душе гостю.

Утром Максим вместе с Егоркой прошли к палатке изыскателей.

— Мне бы с начальником потолковать, — сказал Максим щуплому вихрастому юноше, который в одних трусах, поеживаясь под острым утренним ветерком, старательно делал физзарядку.

— С начальником? — переспросил юноша в промежутке между двумя приседаниями. — Одну минутку.

Он быстро закончил упражнение, нырнул в палатку и через минуту снова появился уже в полосатых брюках и сиреневой майке с короткими рукавами.

— Я начальник, — сказал он Максиму.

— Слышал я, рабочая сила вам требуется… — начал Максим.

— Сила, конечно, не так уж большая нам требуется, — сказал юноша и сморщил нос, чтобы не улыбнуться, — всего рейку таскать. Но подсобный рабочий нам действительно нужен.

— Платить поденно будете или как?

— Можно и поденно, — согласился юноша. — А вы, собственно, кто такой?

— Городской я, — неопределенно ответил Максим и, чувствуя, что этого явно недостаточно, добавил: — С кирпичного завода, рабочий. В отпуску сейчас. У бакенщика живу, рыбалкой занимаюсь… Ежели подходящую зарплату положите, могу поработать.

Зарплата оказалась подходящей, и Максим, заручившись согласием отпустить его по первой просьбе, прослушал краткий инструктаж и приступил к работе.

В течение первого же дня новый рабочий не только освоился со своими обязанностями, но и сделал ряд немаловажных для себя наблюдений.