— То есть?

— Мне кажется, мы плохо стали понимать друг друга. На самое главное — смотрим разными глазами.

— Если ты самым главным считаешь отношение к вашим заводским героиням, то ты прав, — ответила Людмила.

— Ну, полно вам, — вступила в разговор Клавдия Васильевна, встревоженно наблюдавшая за ними, — и что это вас на ссору так и тянет? Начали разговор по-хорошему, по-душевному, и опять на ссору…

Людмила выслушала ее слова с заносчивой улыбкой, показывая, что считает себя правой, но в душе была озадачена и даже встревожена: в первый раз Андрей не поспешил безоговорочно ей навстречу. Но она не могла допустить, чтобы попытка к примирению, предпринятая ею, оказалась безуспешной. Скрывая досаду, она улыбнулась и сказала:

— Хорошо, что хоть заговорил, и то легче, — обратилась она к Клавдии Васильевне, пытаясь этим подчеркнуть, что видит в ней союзницу в споре с Андреем. — Давайте чай пить, я сегодня достала банку чудесного варенья.

Когда все сидели за столом, Людмила сказала Андрею:

— Чем дуться, ты бы лучше поинтересовался, что делает твоя бесталанная жена. Я поступила на работу. Да, — гордо улыбнулась она, — я теперь работаю. В студии пианисткой. Ты удивлен? Дома так скучно… Да и повестку могут прислать.

«Ах, только поэтому!» — подумал про себя Андрей.

В последнее воскресенье сентября Андрей вернулся домой вечером продрогший, изголодавшийся, усталый и… веселый.

Все-таки работали здорово!

Накануне, во второй половине дня, Перову позвонил секретарь горкома. Обстоятельно расспросив о положении дел на заводе, Еремеев закончил беседу неожиданным вопросом:

— Ты по субботам в баню ходишь?

— По субботам, — ответил Перов, не успев удивиться вопросу.

— Так… хорошо. Но только сегодня тебе лучше, пожалуй, не ходить, — все так же совершенно серьезно продолжал Еремеев.

— Почему? — машинально спросил Андрей.

— Завтра твоему коллективу выход на разгрузку. Гидрометеослужба грозит резким похолоданием. А у нас на причалах восемнадцать неразгруженных барж. Не успеем разгрузить — уйдут на отстой в затон с грузами. Ну, а ты понимаешь, что значит зимой возить сотни тысяч пудов из затона? Девяносто километров. Весь городской транспорт зарежем. Понятно теперь, почему не стоит сегодня в баню ходить?

— Понятно… только…

— Что только?

— Мы уже, Василий Егорович, два воскресенья подряд отработали. И по вечерам прихватывали. На этой неделе особенно. Правда, спецзаказ подогнали. И вот дернул меня черт за язык: пообещал я народу, что этот выходной при всех обстоятельствах будем отдыхать.

— Пообещал, говоришь, — посочувствовал Еремеев, — это хуже, что пообещал. Придется свое обещание нарушить. Народ поймет. Надо объяснить необходимость этого… Народ поймет, — повторил Еремеев. — Автомашины для подвозки людей на пристань подойдут к вам в восемь утра. Сколько человек выйдет?

— На работе в первой смене триста.

— На триста и машины подадим.

Когда утром Андрей подошел к зданию клуба, где было назначено место сбора, огромная толпа разношерстно одетых людей, в большинстве женщин и подростков, встретила его гулом восклицаний:

— Где машины?

Долго ждать не пришлось.

За углом послышались гудки, колонна автомашин выехала на площадь, заполнив ее рокотом моторов, и остановилась против клуба.

После нескольких минут шумливой суеты все уселись. Колонна тронулась.

Обернувшись, чтобы посмотреть, все ли уместились, Андрей увидел стоявшую около него Таню Парамонову.

— И вы на погрузку? А малыши ваши как же остались? — спросил он.

— Старушку соседскую попросила посидеть, нельзя от людей отставать.

От завода до пристани было около пяти километров. Девчата не успели даже как следует распеться.

У ворот товарной пристани прибывших встретил высокий речник с красным обветренным лицом и воспаленными глазами. Перепачканный китель, измятая форменная фуражка и усталое выражение его лица свидетельствовали о том, что этот человек давно уже не отдыхал в домашней обстановке.

Это был начальник пристани.

— Сколько? — спросил он у подошедшего к нему Перова.

— Триста, — так же коротко ответил Андрей.

— Триста… — повторил начальник пристани. — Тогда поставлю вас на отдельный участок. Ярцев! — крикнул он, обернувшись к открытой двери караульного помещения. — Отведи на девяносто шестую, — и, снова обращаясь к Перову, сказал: — Груз тяжелый. Горючее. Ну, да у вас народ заводской, работой не испугаешь. Баржа вся ваша, и… день ваш. Разгрузите, и работе конец.

Девяносто шестая баржа — восьмисоттонка — стояла поодаль от пристанской территории. Ее палуба была плотно заставлена металлическими бочками.

— Подходящий груз! — отметил старик Михеич, поравнявшись с баржей.

— Не оробел пристанской начальник — удружил работку, — весело говорила Королева, тяжело ступая по трапу, — гляньте, бабы, чего катать будем — спирт!

— Угоришь с этого спирту, — в тон ей ответил Сычев.

— Угоришь не угоришь, а, пожалуй, закачаешься, — протянул кто-то.

— Чего там, — возразила Королева, уверенным рывком опрокидывая бочку на бок. — Это нам на одну запалку!

— Не обожгись, Никитишна, — заметила Куржакова, заглянув в открытый трюмный люк. — Там на донышке добавка есть.

— Мы работы не боимся, пускай она нас пужается, — также весело ответила Анна и ровными сильными толчками покатила опрокинутую бочку к трапам.

— Подождите, Королева, — остановил ее Андрей. — Внимание, товарищи, — крикнул он. — Мужчины работают на барже. Первая бригада выкатывает бочки из трюма. Бригадир Калугин. Вторая — выкатывает с палубы на берег. Бригадир Юсупов. Третья бригада — женщины и подростки — разбиваются по двое и раскатывают бочки на берегу. Бригадир Черненко Ольга.

— Вы, Федор Иванович, — обратился Андрей к Сычеву, — завершайте нашу работу. Возьмите две пары молодцов поздоровее поднимать бочки и устанавливать их по порядку… Всем ясно задание? — Тогда приступайте, — сказал Андрей и обернулся к Сычеву: — Подобрали установщиков, Федор Иванович?

— Трое есть, — показал Сычев, — хваткие ребята. Еще четвертого подобрать.

— Четвертый тут, — ответил Андрей, — поступаю в ваше распоряжение.

— Ну что ж, — прищурился Сычев, — и четвертый подобрался подходящий. Зачисляю в бригаду.

— Бабы, — опять послышался громкий голос Королевой, — наша бригада промежду мужиков угадала. Докажем, что им за нами не угнаться. Согласны?

— Согласны.

— Конечно.

— Докажем! — закричали девчата и подростки.

— Бригадир, — обратилась к Ольге Королева, — оформляй с мужиками договор. Соревноваться будем.

Ольга в синем комбинезоне и кожаном пилотском шлеме, высокая и стройная, смеясь отвечала:

— Бумаги нет.

— Чего смеешься? — притворно рассердилась Анна Королева. — Али без бумаги соревноваться нельзя? Эй, вы, на барже! — во всю силу своих могучих легких закричала она. — Наша женско-детская бригада вызывает вас на соревнование.

— Принимаем, — ответили с баржи.

За работой время летит быстро. Особенно когда само дело поторапливает. Бригаде установщиков, в которой работал Андрей, скучать было некогда. Бочки надвигались одна за другой, и они едва успевали раскатывать их по местам и устанавливать длинными ровными рядами.

Сычев подсчитывал установленные бочки и о каждой очередной сотне сообщал Перову.

Когда счет перевалил за тысячу, Андрей оторвался от работы и оглянулся.

Вся площадка была заполнена ползущими бочками. Согнутые фигуры людей были едва видны, и издали вся картина напоминала копошащийся муравейник. Приглядевшись, Андрей стал различать лица работающих.

Весело пересмеиваясь с товарищами, катила бочку учетчица Надя. Светлые кудряшки выбились у нее из-под берета и, когда она нагибалась, почти касались бочки.

— Эй, девка, замараешь бочку кудрями, — крикнула Королева, обгоняя ее. Она катила бочку одна. В ее размашистых сильных движениях не чувствовалось никакого напряжения. Работала она словно играючи.