Федины опасения оказались напрасными. В кино они попали. Сам Федя, правда, не решился пригласить Саргылану, ему казалось, что она на него в обиде, спас положение Егор Иванович.

Он просто погнал их в кино.

Тогда и Федя осмелел и признался, что билеты в кармане.

Егор Иванович отвернулся, чтобы скрыть улыбку, а Саргылана только всплеснула руками. Но Федя успел заметить, как просияли ее глаза.

Давно они так дружно не разговаривали. Саргылана рассказывала ему о Москве, о красивых шумных улицах, прекрасных парках, удивительных подземных дворцах метро. О конвейере оба, словно сговорившись, даже не упомянули.

Федя проводил Саргылану до дому; они долго стояли у подъезда. Все было очень хорошо.

И все же Федя утром проснулся с каким-то странным ощущением внутренней неудовлетворенности. Он не мог сразу понять, что его тревожит, и только потом, уже подходя к заводу, догадался: конвейер! Как же все-таки быть с конвейером? Ведь Саргылана права. Но как сделать?

И Федя отчетливо почувствовал, что теперь и ему не будет покоя, пока они не решат эту задачу.

Федя быстро закончил утренний обход цехов и прошел на конвейер.

Саргылана его ждала.

— А я уж думала, ты не придешь, забыл наш уговор, — сказала она, снимая с конвейера пару сапог с кирзовыми голенищами.

Сказала как будто серьезно, но взгляд, брошенный на Федю, светился улыбкой. Федя, ничего не ответив, тоже улыбнулся в ответ.

— Пусть сам конвейер рассудит наш спор, — продолжала Саргылана.

Она точным движением надела сапог на рог машины, нажала пусковую педаль, и машина дробно застрекотала.

— Секундомер у тебя есть? — спросила Саргылана, продолжая работать.

Федя пожал плечами.

— Я не нормировщик, зачем мне секундомер.

— Не прикидывайся, — засмеялась Саргылана.

Она поставила на ленту обработанную пару и, пока подошла люлька со следующей парой, успела погрозить ему пальцем.

— Ты отлично понимаешь, зачем нам нужен секундомер.

— Ну, скажем, есть, — ответил Федя, доставая секундомер из кармана.

— Отлично, — обрадовалась Саргылана.

Раз он пришел с секундомером, значит спор между ними уже решен в ее пользу. У веселого конвейера появился еще один сторонник.

— Ты только, пожалуйста, записывай все точно, — сказала Саргылана. — Это нам нужно для нашего доклада. Засеки точно, сколько времени проходит одна пара мимо машины.

— Это известно, — возразил Федя. — Скорость движения ленты 120 сантиметров в минуту, расстояния между центрами люлек 60 сантиметров, значит, на обработку каждой пары дается ровно 30 секунд.

— Проверь по секундомеру, — настояла Саргылана и пояснила: — Мы вчера на производственном совещании решили увеличить скорость конвейера. Татьяна Петровна согласилась. Сегодня лента идет быстрее.

На раме конвейера, между машиной Саргыланы и следующей, прикреплена жестяная табличка-плакат: «Не смазывай машину на ходу!» Большой, во всю табличку, восклицательный знак ярко-красного цвета невольно бросался в глаза.

Федя подождал, пока передний край люльки, на которую Саргылана только что поставила обработанную пару, поравнялся с восклицательным знаком на табличке, и нажал кнопку секундомера. Следующая люлька подплыла к восклицательному знаку через 29 секунд.

— Двадцать девять, — сказал Федя.

Саргылана удовлетворенно кивнула.

— А теперь засеки, сколько времени у меня уйдет на обработку одной пары. Снимаю, — она протянула руку к люльке. — Кладу, — возвратила обработанную пару на ленту.

— Двадцать четыре, — ответил Федя.

— Ясно? — повернулась к нему Саргылана.

— Нет, — честно признался Федя.

Он хотел этим сказать, что ему непонятно, как можно использовать эти накопленные секунды. Ведь следующая люлька еще не подошла к рабочему месту Саргыланы.

— Не ясно! — воскликнула Саргылана. — Смотри дальше и засекай время на каждую пару.

Следующая люлька поравнялась с левой рукой Саргыланы, лежавшей на раме конвейера. Но Саргылана не торопилась брать ее. Она обождала, пока люлька продвинулась еще сантиметров на двадцать и только тогда сняла пару.

— Засеки тоже, — попросила она, не отрывая глаз от машины.

Несколько пар она обработала молча, не оборачиваясь к Феде. Работала она так четко и проворно, что Федя, понимавший толк в работе, следил за ней с нескрываемым восхищением и едва не забыл вовремя записывать показания секундомера.

— Двадцать три, — прошептал он про себя, когда первая пара вернулась на ленту.

Вторая была обработана за двадцать четыре секунды, третья — за двадцать три, четвертая, пятая и шестая — за двадцать четыре каждая.

Теперь Федя понял замысел Саргыланы.

На обработке каждой пары она выгадывала пять-шесть секунд, и поэтому, когда руки Саргыланы протягивались за очередной парой, люлька оказывалась все ближе к голове конвейера. Для того, чтобы снять с ленты следующую пару, Саргылана вытянула руку и даже слегка подалась вперед всем корпусом.

Вернув на конвейер шестую пару, Саргылана обернулась к Феде.

— Замечай, сколько времени буду стоять.

И Федя увидел, каким веселым блеском горели ее большие глаза.

Пара медленно плыла мимо Саргыланы, как бы просясь ей в руки, но Саргылана спокойно, Феде даже показалось торжественно, смотрела на нее.

И только когда пара миновала ее и оказалась примерно там, где была первая пара в момент начала опыта, Саргылана дала знак Феде и быстро протянула руку за парой.

— Беру, — коротко сказала она и, уже начав работать, спросила: — Сколько?

— Двадцать восемь! — почти выкрикнул Федя.

— Теперь ясно? — спросила Саргылана, задорно тряхнув головой, так что всколыхнулись оттягивавшие голову тяжелые косы, и потянулась за следующей парой.

— И да… и нет! — с расстановкой ответил Федя.

Саргылана, сняв ногу с пусковой педали, обернулась и с изумлением посмотрела на Федю, потом спохватилась, быстро надела сапог на рог машины и нажала педаль.

Федя выждал и, когда Саргылана брала следующую пару, сказал:

— Ясно, что ты накопила времени на лишнюю пару. Не ясно, где эту пару взять.

— Для этого мне и нужна твоя помощь. Понял наконец?

Чья-то рука опустилась на плечо Феди.

— Ну-ка, покажи твои записи.

Саргылана и Федя обернулись. Около них стоял директор. Он уже несколько минут внимательно наблюдал за ними.

Андрей отвел Федю в сторону, чтобы не мешать Саргылане работать, взял у него блокнот с записями, просмотрел их и сказал:

— Молодцы, большое дело задумали. Твоя идея?

— Нет, это Саргылана, — ответил Федя и слегка покраснел, как будто ему было стыдно, что он не может ответить утвердительно на вопрос директора.

— Очень хорошо! Молодцы! — снова повторил Андрей. — А как использовать накопленное время?

— Не знаю, — Федя печально покачал головой. — Ускорить конвейер нельзя.

— Нельзя, — согласился Андрей. — Саргылана успеет, успеют и еще многие стахановцы: Короткое, Слепцов, Зеленцова. Но многие и не успеют. А пока их подтянем, пройдет много времени, да и Саргылана, — Андрей усмехнулся, — снова уйдет вперед. Так что тут надо решать по-другому… Вот что, Федя, надо привлечь к этому делу весь коллектив. Не возражаешь? Посоветуйся с Саргыланой и скажите мне, хорошо?

— Нам, Андрей Николаевич, уже поручено подготовить доклад на техническом кружке.

— Кем поручено?

— Татьяна Петровна поручила.

«Таня, — подумал Андрей, — ничего от ее хозяйских глаз не укроется», — а вслух сказал:

— Меня не забудьте пригласить на доклад. Очень заинтересован вашей работой.

Андрей вернулся из горкома расстроенный. Разговор с секретарем горкома взволновал и вызвал самые противоречивые чувства.

— Обком дал городу два места на годичные курсы при Высшей партийной школе, — сказал секретарь Андрею. — Мы посоветовались и решили одно из них предоставить вам. Помнится, вы давно стремились на учебу.