Искен не привык говорить правду безо всякого торга и уловок. Он запнулся, однако сделал над собой усилие и произнес:
– Когда мы закончили работу над переводом тех записей, что ты скопировала в подземелье, Аршамбо, изучив их, приуныл и сказал, что ключ он, быть может, и подберет, а вот что делать с заклинанием расплаты – он не знает, поскольку ничего подобного он ранее не встречал. Видишь ли, на стене было написано, что открыть портал и войти в него, не понеся за то наказание, можно только в один-единственный день: день урожая, который празднуется в конце лета. Оттого крестьяне, чьи истории ты читала, и смогли попасть в храм – путь открылся по старой памяти. В другие же дни посещать те края людям заказано, и уж если они решились на подобный поступок – то должны будут заплатить. Магистр не захотел так долго ждать и решил воспользоваться тобой, причем ты же сама и подсказала ему этот выход...
– Я?!
– Конечно, ты, – поморщившись, ответил Искен: тема эта была ему неприятна, так как вынуждала признаться в том, что он знает о моих бедах куда больше, чем он пытался показать ранее. – Кто рассказал полоумному ученому – между прочим, не отличающемуся особой изобретательностью во всем, что не касается треклятой науки! – как Сальватор Далерский пытался активировать проклятый артефакт с твоей помощью? Разумеется, тут уж и Аршамбо смекнул, как провернуть дельце так, чтобы расплачиваться пришлось не ему. Сам бы он до такого, возможно, и не додумался, но пример был превосходен, и он не сумел удержаться от искушения.
О случившемся в Эсворде четыре года тому назад я не любила вспоминать, и слушать пересказ случившегося из уст Искена было вдвойне нестерпимо. Однако к понятной досаде примешалось и другое чувство, усилившее ее горечь. Мое чутье подтверждало слова Искена: я и в самом деле зря поделилась с Аршамбо этой историей – ученый мог сделать из нее именно те выводы, о которых говорил молодой чародей.
Я помрачнела, и Искен без труда заметил, что его слова попали в цель.
– Ты не должна приближаться к храму, Рено, – продолжил он, вложив в голос добрую толику сердечности и пристально глядя на меня своими ярко-синими глазами. – Не исполняй просьбу Аршамбо, отдай формулу мне, и я попытаюсь найти заклинание, нейтрализующее чары расплаты, наложенные на портал...
– И чем же придется расплатиться? – с подозрением спросила я.
– Магической силой, разумеется, – Искен вновь поморщился, ведь для любого мага потеря силы если не была равнозначна смерти, то, по меньшей мере, сулила безвестное существование в нищете до конца дней своих. Чем сильнее изначально был маг – тем разительнее менялась его жизнь после подобной потери, и оттого талантливым чародеям вроде Искена рассуждать вслух о подобном было особенно неприятно.
– Если я правильно понял расчеты Аршамбо, то магу моего уровня это грозит потерей силы на десятилетие, не менее. Самого магистра это, конечно, не сведет в могилу, однако он вряд ли в будущем сможет колдовать даже с помощью вожделенного артефакта – в его теле силы не останется даже на то, чтоб образовать магическую связь с короной. А вот что касается тебя... Не хочу обижать тебя, Рено, но я говорю об очевидном: ты очень слабый маг, воздействие чар расплаты для тебя станет фатальным. Могу побиться об заклад, ты не выйдешь из подземелья, и магистру останется только выждать день-другой, спуститься вниз по твоим следам и подобрать корону – видимо, он уверен, что голодным болотным гоблинам она без нужды.
– Аршамбо не мог поступить со мной так! – воскликнула я, безуспешно пытаясь поверить в свои же слова.
– А почему же его сейчас здесь нет? – вкрадчиво спросил Искен.
– Его настиг приступ каменной гангрены, – упрямо отвечала я, мрачнея все больше.
– Как своевременно!
Мне нечего было ему возразить, слова Искена звучали крайне убедительно. Однако нельзя было забывать, что стояло нынче на кону, и я изо всех сил сопротивлялась желанию ему поверить. "Ради короны он соврет что угодно. Его послали за тем, чтобы выманить у меня формулу и именно это он пытается сейчас сделать! Говорит, что меня хочет использовать ученый маг, но куда вероятнее, что он сам преследует эту же цель, и стоит мне поверить, как голова моя пропадет!" – говорила я себе, с усилием отводя взгляд от красивого лица, выражавшего сейчас сочувствие и симпатию – те самые чувства, которые я когда-то надеялась пробудить в молодом чародее, но понесла жестокое наказание за свою глупую доверчивость.
– Рено, – Искен терял терпение. – Ты из чистого упрямства сейчас отрицаешь очевидное! Но ты не можешь не признать, что я заронил сомнения в твою душу, и одного этого должно хватить для того, чтобы ты отказалась от мысли добыть корону самостоятельно. Речь идет о слишком серьезном риске, чтобы полагаться на честность – честность чародея, Рено, уж ты-то должна знать, что она из себя представляет!..
Тут в его голосе зазвучали нотки горечи, показавшейся мне неподдельной, и сердце мое заныло. Еще чуть-чуть – и я бы повернула Гонория, однако резкий порыв ветра заставил меня поперхнуться и закашляться, а когда я утерла заслезившиеся глаза, то почувствовала, как жгут холодом кожу запястий и лба знакомые чары, напоминая о том, что в путь сегодня я отправилась не только лишь по воле ученого чародея.
– Допустим, ты говоришь правду, – медленно произнесла я, взвешивая каждое слово. – Но это ничего не изменит, Искен. Я должна выполнить это поручение, у меня нет иного выхода. Мои враги слишком сильны, мне не выдержать этого противостояния, и если я поверну сейчас в сторону – это станет началом непрерывного бегства, на которое, боюсь, у меня не достанет сил...
– Тебе не по силам эта задача, – промолвил Искен, резко мотнув головой от досады, но тут же выражение его лица изменилось – на нем отразилась тревога. Спустя мгновение я поняла, чем она была вызвана – издали, из гущи тумана, плотно затянувшего подножие холма, на котором мы находились, донесся дробный стук копыт: кто-то мчался по нашим следам. Меня этот звук хоть и взволновал, но не насторожил – я давно уж ожидала услышать нечто подобное. И когда я смогла разглядеть всадников, приближающихся к нам, то не сдержала улыбки. Их нельзя было не узнать: один из них оказался долговяз, сутул и восседал на своем муле с грацией, свойственной собаке, перепрыгивавшей высокий забор, да так и застрявшей на его верху – разумеется, речь шла о магистре Леопольде. Второй был невысок, кругловат и сочетание ярких цветов его плаща с разноцветными перьями на наимоднейшей шляпе могло смутить даже видавших виды столичных франтов, однако я уже успела привыкнуть к тому, что демоны питают слабость к вычурным одеяниям, а глаз их воспринимает цвета несколько иначе, чем это свойственно людям.
Не помня себя от радости, я спешилась и побежала навстречу своим друзьям, которых недавно считала едва ли не навеки потерянными.
– Похоже, вы вновь не получите хорошей рекомендации от своего прежнего хозяина, – растроганно и чуть виновато сказала я демону, заметив, что на попоне его лошади красуется герб Стеллы ван Хагевен, вряд ли способной столь щедро одарить своего бывшего подчиненного на прощание. Мелихаро обнял меня с прежней сердечностью, а вот магистр Леопольд сначала попытался избегнуть моих объятий, с опаской на меня косясь – чародей справедливо не был уверен в том, что я так уж рада его видеть.
– Экий вы гнусный предатель! – с укоризной промолвила я, протягивая к нему руки. – Я была уверена, что вы сбежали!
– Взбредет же вам в голову всякая чушь, – Леопольд, вздохнув с деланным возмущением, покорился судьбе и позволил себя обнять, впрочем, явно ожидая, что я вот-вот передумаю и отвешу ему смачного пинка. – Я попросту устал от ваших глупостей, несносная девчонка. Нет, я догадывался, что для девицы вашего склада ума беседы с полоумными учеными окажутся опасными, и оттого не ждал ничего хорошего от этой затеи со лжеаспиранством!.. Но вы превзошли саму себя – вляпаться в такое скверное дело! Я никогда не имел склонности кого-то спасать и переубеждать, и решил, что пусть мозги вам вправляют эти молодые люди, так рьяно пекущиеся о вашей судьбе. Ну а так как оба они те еще прохвосты, то пусть делают это по очереди – заодно пусть истратят друг на друга излишки хитрости и язвительности.
