И далее я продолжила совершать ошибку за ошибкой. Вместо того, чтобы попросту, не таясь, вернуться от колодца, я, заслышав, что Леопольд о чем-то беседует с Искеном, согнулась в три погибели и тихонько подкралась к ним, чтобы подслушать разговор.
– Я повел себя, как идиот, – говорил Искен грустно и устало, отчего у меня невольно замерло сердце. – Так опростоволоситься несколько раз подряд!.. Конечно, после такого у меня нет шансов... Что за чертов день...
– День как день, не считая того, что кое-кто перестарался, пуская пыль в глаза. Не кисни, парень, – добродушно отзывался магистр, явно успевший набраться в честь славной победы и оттого проникнувшись к аспиранту теплыми чувствами. – Ты и впрямь идиот, если не видишь, что после этой истории шансов у тебя, напротив, прибавилось, и препорядочно. Скажу честно – от твоих обычных манер меня одолевает изжога пополам с головной болью, точно я пью не доброе арданцийское вино, а никудышнюю кислятину. Что уж говорить про девчонку! Ей поперек горла все эти столичные штучки, а уж высокомерие она на дух не выносит. Ты мне не слишком нравишься, от тебя за версту разит хитростью и обманом, но если ты действительно волнуешься о том, что она о тебе думает – поменьше строй из себя господина всезнайку, да поумерь свою спесь, если это, конечно, у тебя получится...
– Предатель, – прошипела я, и попятилась, едва не расплескав воду.
Некоторое время я держалась особняком от подвыпившего магистра и аспиранта, грустно на меня поглядывающего. Лишь один раз я вмешалась в их беседу – когда Искен, рассматривавший свою босую пятку с преувеличенным вниманием, многозначительно произнес:
– Мессир Леопольд, мне кажется, или у нас с вами ноги приблизительно одного размера?
Магистр, чья мимолетная благожелательность к людям исчезала куда быстрее, чем появлялась, сделал вид, что не понимает, к чему клонит Искен. Но заметив, что улыбка аспиранта, не отводящего взгляд от сапог своего собеседника, стала еще шире, чародей недовольно огрызнулся:
– То, что я не шляюсь по развалинам, еще не значит, что мне не нужны сапоги!
– Право же, мессир, – сказала я, не скрывая своего раздражения, – эти сапоги куплены на деньги господина Висснока, и он об этом отлично знает.
Я не прибавила к этой речи: "Пусть подавится ими!", но мысль моя без труда угадывалась и так.
– Рено, – обратился ко мне Искен чуть позже, когда я вновь сбежала подальше от сторожки, – не стоит настолько утруждаться лишь для того, чтобы иметь повод избегать моего общества. Этот чертов котелок сияет ярче короны князя Йорика, а горы хвороста нам хватит до конца зимы, не меньше. Не слишком ли много ты хлопочешь?..
– Ну как же, Искен, – ответила я, подпустив яду в голос. – Ты тоже трудишься, как пчела, не зная устали и претворяя в жизнь свои планы. Очаровать магистра Леопольда, шутка ли!
– Видит бог, – Искен придал себе преувеличенно серьезный вид, граничащий со скорбью, – вовсе не этого господина я намеревался очаровывать. Но раз уж ты так сурово смотришь на меня...
– Да уж, вовсе не так, как смотрела та девица с корзиной! – вспылила я, и тут же прикусила язык, но было поздно.
– Девица с корзиной? – переспросил Искен, слегка нахмурившись. -какая еще... Ах, эта! Так она успела здесь показаться?.. Дорогая, право слово, если бы я знал, что твое дурное настроение...
– Не смей говорить это с таким выражением лица! – я тут же позабыла о том, что дала себе слово держаться с аспирантом невозмутимо и равнодушно, ведь он отреагировал на мои слова именно так, как я и опасалась. – Дело вовсе не в этой красотке, а в том, что на ее лице было написана мысль, которая должна была прийти мне в голову в ту же секунду, как ты позвал меня с собой в Козероги: "Чародей притащил с собой подружку для развлечения, подустав от местных девчонок"! Я-то и впрямь думала, что ты расскажешь мне что-то интересное насчет затеи Аршамбо, но то была всего лишь уловка. Нет уж Искен, я не куплюсь на твои подачки, которые ты будешь выдавать за важные секреты, и не позабуду, зачем я здесь очутилась. А если ты будешь продолжать...
– Рено, умоляю!.. – Искен выставил вперед ладони, одновременно с тем скорчив умильно– жалостливую рожицу, чертовски ему идущую. – Скажи мне, что я должен делать, чтобы ты не искала подвох в каждом моем слове, и я буду в точности выполнять твои пожелания, обещаю.
– Для начала, – произнесла я, прищурившись, – ты больше никогда не будешь обращаться со мной, как с недорослью, и не употребишь в разговоре этот гнусный покровительственный тон. Когда я посчитаю нужным высказать свое мнение, ты не будешь от него отмахиваться с усмешкой. И если уж ты всерьез намереваешься найти подземный ход, то действуй побыстрее, у меня не так-то много времени в запасе. Ах да, и самое важное. Никогда больше не обсуждай наши отношения с магистром Леопольдом, иначе, клянусь богами подземными и надземными, я засуну каждому из вас за шиворот по шершню, пока вы будете спать!
Не успел Искен с легкостью согласиться с моими требованиями, слегка нахмурившись, заслышав, что я упоминаю о недостатке времени, как я вновь почувствовала, что проиграла. Мне следовало немедленно убираться отсюда, предоставив магистра Леопольда самому себе, но я вновь увязла в чужих делах. "Еще один день, не больше!" – сказала я себе решительно. Что-то подсказывало мне – оставлять за спиной неразгаданную тайну, к которой я уже успела прикоснуться, было бы серьезной ошибкой.
Остаток дня был посвящен расчистке того участка, где Искен намеревался искать подземный ход. Сдерживая данное мне слово, аспирант с торжественным и серьезным видом спросил у меня, какое заклятие я считаю нужным применить для уборки срубленного кустарника – левитирующее или же то, что заставит двигаться ветви по земле, заранее пообещав согласиться с моим выбором.
– Ни то, ни другое, разумеется, – хмуро ответила я.
– Но почему? – мой ответ Искену совершенно не понравился.
– Поверь мне на слово, – я с отвращением посмотрела на переплетенные ветви и торчащие во все стороны корни. – Три года я пыталась изобрести способ, как облегчить уборку эсвордского городского кладбища, не говоря уж о благоустройстве собственного двора, и сейчас абсолютно уверена – куда проще взять в руки топор и расчистить эту делянку вручную. Ты попытаешься левитировать кучу – она двадцать раз кряду рассыплется прямо в воздухе. Ты скрепишь ее заклятием – и она намертво зацепится за какое-то дерево. Ты применишь чары ползучести, и чертова куча устремится сразу во все стороны – оно вообще ни на что не годно, это ползучее заклинание, кто его только придумал?!.. Слышал бы ты, как кляли меня люди, когда я наслала чары ползучести на поле с тыквами – меня попросили подсобить с уборкой урожая прошлой осенью. Еще три дня проклятые тыквы сбивали с ног зазевавшихся прохожих, а уж сколько заборов они повалили!..
Недаром Искен всегда становился лучшим адептом среди своих ровесников по итогам экзаменов – он предложил мне не менее пятнадцати разнообразных заклятий, которые, согласно учебникам, можно было применить для избавления от горы выдернутых с корнем кустов. Я безжалостно отвергла все из них, приправляя каждый свой ответ историей из собственной практики. Заметно было, как сожалеет аспирант о данном мне слове – прислушиваться к моему мнению для него оказалось тем еще испытанием, тем более, что речь зашла о необходимости славно потрудиться безо всяких магических ухищрений.
До самой темноты мы возились с кустами, которые благодаря эффектному спиралевидному приложению силы спутались в единую массу колючих побегов. Вскоре что я, что Искен оказались утыканы неисчислимым количеством всяческих шипов, да и руки мы исцарапали до крови. Магистр Леопольд, наблюдавший за нами, то и дело повторял с томным видом:
– Да, это именно она – чертова наука. Еще более гадкое занятие, нежели честный труд!
– Отчего же? – не удержался Искен, заслышав рассуждения магистра в очередной раз. В руках аспирант держал целую охапку веток, шипы на которых были длиннее, чем зубы у сциталиса, и, судя по выражению лица молодого чародея, он едва удерживался от того, чтобы не запустить ею в магистра.
