– Можешь взять на руки господина Мелихаро или магистра Леопольда – это не столь уж важно, – я пожала плечами, глядя с вызовом на Искена. – Но тебе придется перетащить нас всех – иначе я останусь здесь, и вам с магистром Аршамбо придется искать другого ходока за артефактом или же ждать следующего лета – а портал до того времени может окончательно исчезнуть…
– Это… это… – Искен не находил слов, переводя возмущенный взгляд с меня на магистра Леопольда, который заметно воспрял духом и теперь деловито осматривал аспиранта, явно примеряясь, с какой стороны на него взбираться сподручнее. С таким же выражением лица он обычно приступал и к своему мулу.
– Ты можешь перенести нас или нет? – прямо спросила я, вперив в молодого чародея суровый взгляд.
На лице у Искена проступило совершенно несвойственное для него выражение муки и отчаяния, но, сделав над собой усилие, он произнес, скорбно опустив глаза:
– Думаю, что могу. Но я никогда не пробовал удерживаться в воздухе с таким грузом. Влияние может оказать каждая лишняя унция. Если уж эти господа собираются влезть мне на шею – пусть избавятся от всего, что может стать лишним грузом. Особенно это касается вас, господин секретарь, – с искренней ненавистью он смерил взглядом демона. – Мало того, что вы сами по себе представляете изрядную ношу, под которой даже конь рискует околеть, так на вас еще и добрый десяток всяких ненужных пряжек и запонок! Снимайте с себя все, без чего можете обойтись и будьте вы прокляты, мерзавцы.
– Но в этих подземельях довольно сыро, – недовольно промолвил магистр Леопольд. – А полеты, насколько я знаю, очень опасны для здоровья. Меня может продуть! Знаете ли вы, молодой человек, что в моем возрасте следует всерьез остерегаться ишиаса?
– В вашем возрасте следует остерегаться и голодных гоблинов, – процедил сквозь зубы Искен. – Они непривередливы и способны сожрать даже настолько мерзкого костлявого пропойцу! Снимайте, черт подери, вашу мантию, шарф, да вытряхните карманы.
– Что? – тут уж магистр окончательно растревожился. – Не хотите ли вы сказать, что я вынужден буду оставить здесь тот кошелек…
– О да, он чертовски тяжел, – тут Искен придал тону подобие любезности, которая с каждым словом становился все ядовитее. – Отличный полнехонький кошель золота. И почему же, спрашивается, вы не отправились с ним на Юг, а прицепились ко мне, как репей к бродячей собаке, да еще и притащили с собой этого зловредного секретаришку? А ну-ка немедленно бросайте кошелек на землю, да не вздумайте потихоньку его поднять!
Со страдальческим вздохом Леопольд покорился, патетически прошептав:
– Подумать только, пика своего благосостояния я достиг, когда ползал по грязным гоблинским норам! И вновь я нищ! Что за жестокая ирония судьбы?!
– Это именуется справедливостью. Вы не заслужили даже медяка из моих рук, двуличный мерзавец, – безжалостно отозвался Искен в ответ на эту речь, и повернулся к Мелихаро, который медленно ковырял крючки своей куртки, словно все еще сомневаясь в том, стоит ли ее снимать. – Сударь, пошевеливайтесь! Снимайте свое нелепое облачение, мне плевать, насколько вам дороги все эти безвкусные побрякушки!
– Уж не хотите ли, чтобы я влез вам на спину в одном исподнем? – Мелихаро зловеще сощурился, и Искен торопливо поднял руки в знак того, что прекращает спор, оценив угрозу по достоинству.
Я, подумав, рассталась с большим содержимым своей сумки, курткой и плащом, после чего сразу же почувствовала, как начинают отбивать дробь мои зубы – хоть здесь, под землей, и царила духота – сырость и холод пробирали до костей. Вещи, оставленные нами, лежали на земле, и мне подумалось, что гоблин, которому повезет наткнуться на эти неисчислимые богатства, станет весьма важной персоной в своем кругу – если он сумеет их при себе сохранить, разумеется.
Далее последовал недолгий, но страстный спор между Мелихаро и Леопольдом – каждый из них желал восседать на спине Искена, а не хвататься за его ноги. Искен, слушая, как они обсуждают его телосложение в выражениях, более подходящих для ругани двух барышников, прервал спорщиков в тот момент, когда они почти договорились бросить жребий.
– Мои предки, должно быть, сейчас корчатся в муках от позора, которому подвергся один из Виссноков, – голос его звенел от страстной ненависти. – Ни слова больше! Толстяк пусть лезет мне на спину – так я хотя бы не буду видеть его гнусную рожу. А вы, старый негодяй, будете цепляться мне за ноги, да не вздумайте упасть вниз и перебудить всех гоблинов – я и не подумаю вас спасать. Рено, подойди сюда – тебя я подниму на руки.
Я нерешительно шагнула к Искену – даже сейчас, в ситуации, которая была весьма далека от романтической, мне стоило больших усилий отделаться от воспоминаний, до сих пор заставлявших мои щеки краснеть. Он легко подхватил меня, и я подумала, что всего пять лет назад отдала бы половину своей жизни за то, чтобы разделить полет с Искеном Виссноком. Мы парили бы в воздухе, он сжимал бы меня в своих объятиях… Досада, которая читалась на лице Искена, свидетельствовала, что сегодня он и сам хотел бы пуститься со мной в подобный полет, однако этот прекрасный образ вряд ли включал в себя двух малознакомых господ, цепляющихся за его шею и ноги и обменивающихся вполголоса недовольными репликами:
– Хорошо вам, господин секретарь! Вы нипочем не свалитесь– можете и за волосы схватиться, если что. А вот за что хвататься мне?!
– Не так уж здесь и удобно, мессир Леопольд! Вы попрекали меня бесчисленное количество раз моим излишним весом, а попробовали бы вы усесться как следует на этой костлявой спине!
– Ни звука более! – страшным шепотом прервал их бормотание Искен. – И я говорю это вовсе не потому, что вы можете разбудить гоблинов, о нет!..
Наше передвижение имело настолько неприглядный вид, что полетом его было совестно называть. То была такая же куча– мала из рук и ног, как и во время нашего недавнего дружного падения в подземелье – за исключением того, что сейчас мы зависли в воздухе. Искен держался совсем невысоко над землей и магистру Леопольду, потихоньку сползающему вниз, приходилось поджимать ноги, чтобы не чиркнуть каблуком по особенно длинному носу какого-нибудь спящего гоблина. Самый краткий путь, вынужденно избранный Искеном, пролегал над той самой возвышенностью в центре зала, которую я определила, как огромный жертвенный камень. Чтобы перелететь через него, чародей поднялся чуть выше, а магистр Леопольд, порядочно сползший вниз от рывка, дрыгнул ногами, и тут же из его кармана выпала фляжка весьма солидных размеров. Лишь по счастливой случайности – как в тот момент я решила – она упала не наодного из спящих гоблинов, а на серую громадину, покрытую пучками какого-то сизого, водянистого на вид мха, и глухой звук удара оказался не слишком громким. Но и Искен, и Мелихаро хором выругались сквозь зубы, проводив фляжку взглядом, и мне показалось, что на лице демона тревога отразилась куда более выразительно.
– Чтоб вам провалиться, – прошипел Искен. – Я же сказал, чтобы вы вытряхнули все из карманов!
– Вы сказали, что самое необходимое можно оставить! – пропыхтел магистр, извиваясь, как червь на крючке у рыбака.
– Тише, тише! – прошептал демон, и мне послышался страх в его голосе. До того момента Мелихаро не выглядел настолько обеспокоенным, и я не могла взять в толк, отчего же в нем произошла такая перемена.
Несмотря на это досадное происшествие, мы все же успешно добрались до выхода, и там Искен опустился на землю – а точнее говоря, повалился, – и это как нельзя лучше показало всю степень его изнеможения. Мелихаро с Леопольдом, оставив ерничанье, помогли ему встать на ноги, и мы торопливо зашагали вперед, удаляясь от зала, набитого гоблинами. На этот раз пришел мой черед сотворять светящуюся сферу, и как я не билась над формулой – она получилась тусклой и маленькой, выразительно подчеркивая слабость моих дарований сравнительно с Искеном. Молодому чародею тебовалась передышка – маги такого уровня восстанавливали свои силы быстро, однако даже им был нужен период покоя после особо сложных чар.
