— Кто же тогда? Какая тварь посмела!

— Это Ру. Он выбросил меня на капсуле из шаттла.

— Ру?! — взревел Ирт. — Ты врешь, червяк. Ру не выносит летающие человеческие тарелки.

— Я не вру, Хоз… Зачем мне врать?

Это могло быть правдой. Хоть Ру твердил, что землянин сам сбежал в космос. Ирт верил, иначе бы почуял смерть. А отец, похоже, ждал этой смерти, спрашивал, не освободились ли ростки Ирта. Гнилой медергом! Как еще зверушка могла исчезнуть из Орфорта, если не с помощью Главы Стен Флаа? В день пропажи Ирт прорыл все Ниши до самых гнилых пещер, порвал половину туловища Онея, исхлестал до визга Урда и отодрал рог Кварха, но легче не стало. Тогда появилась бессмысленная надежда найти зверушку в пустом крейсере на орбите Орфорта.

Ирта забавляло время от времени осторожно проникать в голову землянина во время сна. Тонкими ростками он проходил сквозь ушные раковины и смотрел удивительные видения. Яркие, вкусные кошмары. Снова и снова Чага оказывался на корабле и отправлял его на Землю. Сначала он приказывал мыслями, а потом пальцами бегал по светящимся строкам и звездной карте, размечал маршрут.

Чага боялся, что корабль не полетит, что сила Орфорта притянет его обратно. Во снах так и происходило. Крейсер стартовал, но раз за разом возвращался на Орфорт. Тогда землянин начинал плакать в собственном сне. Ложился у гигантской прозрачной панели, в центре которой бушевало светило Орфорта. Бесконечно повторял одну фразу: 'Код три, пять, семь, кросс — переход четыреста, сектор сорок, — помоги товарищу'. Ирт смотрел этот сон много раз, и он всегда казался необыкновенным и занимательным. Как глаза Чаги.

Ничего не сказав Ру, на ветре звездного света он отправился к пустому крейсеру. Его вел инстинкт Охотника и сплетающая ростки тоска. Корабль висел мертвой скорлупой, не хранящей даже запаха Чаги. Его здесь не было очень давно. Только по Нише управления бегали тревожные огоньки, и светящаяся звездная карта ждала чьих-то приказов. Можно попробовать спуститься на Орфорт. Но там землянина не найти, Ирт знал наверняка. И тогда, подчиняясь инстинкту и тоске, изоморф повторил действия Чаги, подсмотренные в чудесном сне. Так и направил крейсер к Земле.

Инстинкт не подвел, не подведет и сейчас. Наследник Стен Флаа заберет с собой драгоценную собственность и улетит домой. Гнев уходил, убаюканный воспоминаниями.

— Хорошо, ты не врешь. Никогда не врал мне, — на выдохе пор проговорил Ирт. — Но кому ты нужен здесь на твоей мертвой Земле?

Тим отвернулся и долго молчал.

— У меня есть Сэм…

Что за тварь этот Сэм?! Ирт с трудом удержал закипавший внутри гнев.

— И где этот Сэм? Я не видел его рядом с тобой. А я — рядом.

Чага окаменел на мгновение, потом руки дернулись вверх. Хотел закрыть глаза, как часто делал на Орфорте? Но на полпути опустил. Помедлил, поднялся на ноги. Стоял какое-то время не шевелясь. И Ирт затаился. Нутро Охотника чуяло, что добыча совсем рядом, через секунду сама шагнет в сплетение ветвей.

Раздался протяжный звук, словно плотные воды под Просторами выдохнули шар веселящего газа, и он прокатился по пустым переходам корабля. Через мгновение крейсер наполнился светом. Кора Ирта завибрировала от торжества.

***

Тим не мог унять мелкую дрожь, пробегающую по телу снова и снова. На Луне сок Ирта бродил в крови, как дрожжи в теплом тесте. Только Тим собирался с мыслями и силами, как его выбрасывало в сознание Чаги. А тот более всего желал содрать с себя скафандр и отдаться жажде Хозяина и боли.

Он близости Чаги чувство реальности искажалось. И в самом деле, кому он нужен на Земле? У Сэма семья, у Алекса служба и непонятные игры. У Рея — смерть. А у него… Старый транспортник и вечно новая команда. И так будет вечность жизни. А рядом с Хозяином тепло. Не нужно ни о чем думать. Достаточно забраться по черным режущим камням на первые уступы Стен, устроиться на сером мху и ждать. Хозяин всегда возвращается с Просторов и делает Чагу частью себя.

Когда Ирт спросил про Сэма, правильный выбор стал очевидным. Морок иллюзий о самом себе, о способности кому-то что-то доказать и с чем-то справиться рассеивался, оставляя голую больную правду.

'Активировать корабль'

Центральная часть межпланетного крейсера оживала, готовила пространство для капитана и команды. Пустая консервная банка превращалась в корабль. Силовая консоль над атриумом управления строила пространство: плоскости, возвышения, проемы, кресла для офицеров ключевых служб. Справа — арсенал, слева — артиллерия, напротив — техподдержка и служба сохранения плавучести. Только места для них останутся пустыми. Но крейсеру без разницы, он ждет решений своего командира. Все здесь напоминало другой корабль — крейсер 'Сияющий' и самовлюбленного контр-адмирала Тимоти Граува.

Тим смотрел на графическую реконструкцию окружающего их ближайшего космоса, на фрагмент общей галактической карты справа. В голове стоял гул, тело потряхивало.

'Бой ведется в одной минуте крейсерского хода, в одном миллионе километров от противника'.

Слова пришли будто сквозь толщу воды. Чага тяжело дышал, ему неуютно от толкающегося в сознании капитана Граува. От голограмм, ожидающих чьих-то команд. От того, что Хозяин бросил его одного на командном мостике.

— Я не могу… — всхлипнул он беспомощно.

— Командуй немедленно! — взревел Ирт.

'Штабу союзных войск, флотов и соединений, и отдельных кораблей, смежным спасательным службам, включая добровольческую гвардию — огонь!'

Голос Ирт смешался с всплывшими в памяти боевыми командами, и в голове взорвался тягучий пузырь. Воздух хлынул в легкие Тима.

— Нет, — проговорил он с трудом. — Корабль никуда не полетит.

Голограмма космоса погасла. И Ирт прыгнул, сбивая с ног.

В ту же секунду мир вокруг капитана Граува исчез вслед за сознанием.

В десяти шагах полыхала красным трехликая венецианская маска — вход в Забытый Театр. Ларский притормозил и взялся стряхивать с подола сюртука невидимую пыль. Он натянул его специально, чтобы провести вечер прилично, без загулов по арткафе. Их посещение заканчивалось ванной и тремя девицами, по большей части прекрасными китаянками. Чья смешливая стеснительность после часа знакомства оборачивалась безудержной порочностью. И Пьянила лучше любого шампанского. На это он и собирался потратить вечер после полета на Луну. Но планы улетели в пределы. Сначала белый от ужаса Граув и самодовольный изоморф. Потом Марра с его сигарами и упреками. Совершенно сбили с настроя покутить. Будто Ларский всем морально задолжал и не имел права чувственно развлекаться, пока другие страдают.

И черт с ними со всеми. У него пылился годовой абонемент в Забытый Театр, — развлечение для любителей истории. Почувствовать, что больше тысячи лет назад жизнь была шершавой на вкус, а иллюзии не способны никого обмануть. Забытый Театр предлагал древние и античные спектакли, поставленные практически без декораций. Ими назывались тряпки, железные трубы, подпорки, диваны и всполохи света. Все это Никиту забавляло. Он чувствовал себя гурманом, вкушающим прошлое из растрескавшегося от времени блюда. Хотя это тоже самообман. Знания о древности и античности были неполными: растерялись, стерлись и додумывались на каждом шагу.

Сюртук должен настроить на достойное проведение вечера, чем и раздражал. Ларский еще раз прошелся ладонью по подолу. Стоит приблизиться к маске-входу, как рот распахнется в комической радости и обнаружит за собой темный, с золотистыми всполохами проход. Зайдешь и пропал в культуре. Никита кинул взгляд через плечо. Радуга движущейся дороги делала крутой поворот и уходила за угол здания. Не каменного, а бархатного по впечатлению. Ларский почесал кончик носа, развернулся и отправился в обратный путь. Под ногами поплыла дорога, окруженная флоотирами развлекательного комплекса. Постройки ближайшего к побережью лепестка Макао. С высоты полета этот лепесток казался выпуклым, разросшимся драгоценными слоями. Бледными, нежными, даже хрупкими. Когда-то Макао выглядел совсем иначе, но за долгую историю контуры и ландшафт полуострова полностью перекроили.