Просмотр кровавого триллера проходил на отлично. Они сидели, угнездившись в одеяло. На удобном уровне плавали бокалы вина, на блюде лежали нарезанные зеленые яблоки, твердый белый с черными трюфелями сыр и горка крамбов. Пространство перед кроватью прям сейчас трансформировалось в подводную лабораторию, странный, скрюченный от носа до колен соцдан дымил трубкой и смеялся в лицо высоченному чернокожему полицейскому:

— Человечество сделало все, на что было способно! А дальше? Ему не хватает смелости. Оно отказалось от наркотиков, запретило эмотиконы, отвернулось от горизонтов разума. Оно боится перерождаться. Единственное, что может сделать — это умереть, не заметив этого!

Соцдан в фильме мешал все в одну кучу. Горизонты разума и наркотики — какой-то бред. К эмотиконам Майкл относился сложно, хотя их запретили задолго до его рождения. Эти вещества сначала избавляли человека от депрессий, улучшали настроение, а потом необратимо меняли его картину мира, личность, характер. Бросив прием эмотиконов, человек до смерти оставался активным и неисправимым оптимистом, находящим свои плюсы даже в смерти и страдании.

— И вы решили пинками загнать трусливых людишек на правильную дорогу?

— Так всегда поступают с овцами. Сами они не могут оторваться от сочной травки.

И в этот момент интерком Майкла издал звук, от которого сердце подскочило к горлу. Он никогда не отключался от этого канала, но еще ни разу не получал сигналов тревоги с сектора «Венера». Этот звук мог означать, что все летело к чертям или почти летело. Майкл Стэнли схватил интерком, надеясь на это «почти».

Тим отдал приказ на максимальное ускорение. Ионизированная плазма хлестнула в двигатели, и тяжелый агрегат с четырехкратной защитой от метеоритов взмыл вверх. Тело вдавило в ставшую вязкой поверхность ложемента. В глазах потемнело. Перегрузка досуха выжала отравленные изоморфом внутренности. Что страдать, сам нажрался наркоты, по собственной воле.

Авиетка от прокуратуры с утра припарковалась к верхней секции флоотира гостиницы. Ларский даже предварительно связался, спросил доброжелательным голосом, нужна ли помощь и готов ли капитан Граув, как было договорено, сопровождать изоморфа на Луну. Тим произнес решительное "да". В детали решимости следователь предпочел не вдаваться, коротко хмыкнул и отключился.

Вечером изоморф не перешел границу переносимости боли, не нанес серьезного вреда. Но придя в себя, Тим едва дополз до ионного душа. Следовало подлатать тело и очистить форму от потеков крови у ворота. На угловой полке лежал гостиничный эмергентный пакет, там же нашелся микрогенератор, чтобы запаять надрывы, и пластырный шприц с комплексом кроветворных препаратов.

Тим долго сидел в углу душевой, положив руки на согнутые колени и опустив голову. По телу волна за волной проходила дрожь. Стоило открыть глаза, как тростниковые стены дробились на просвеченные солнцем фрагменты, лезли в глаза и мозг. Настырные черви… Мира становилось слишком много, невыносимо. Жутко хотелось добраться до Ирта и уткнуться в него. Это желание рождало отвращение к самому себе. В крови ходила и говорила отрава.

Выхлестав почти литр воды, он все же вышел из душевого отсека. Ирт развалился на кресле точно напротив двери. Длинные ноги в высоких метроботах, растянулись чуть не на полкомнаты.

— Подойди ко мне, Чага.

Тим помотал головой, но слабые ноги шагали сами.

Ускорение авиетки нарастало, и ложемент, запрограммированный на защиту, плотнее обтягивал тело. Изоморф выдрался из своего и навис над Тимом. Его все еще человеческое лицо приобрело жуткий темно-багровый цвет.

— Что за гнилой медергом! — взвыл он.

— Немного ускорились, доберемся за пару минут, — прохрипел в ответ Тим.

Меньше всего хотелось пыхтеть до Луны бесконечные двадцать минут под сторожащим взглядом личного монстра. Когда-то давно он гонялся с приятелями на легких истребителях от Земли до колец Сатурна.

— Прекрати это!

Ирт взревел, выбросил ветви и стал рвать наросшую вокруг Тима упругую защитную массу. Конечности мелькали, трещала искусственная плоть, но не сдавалась, затягивала повреждения снова и снова. Багровое пятно на месте лица Ирта плыло перед глазами, пузырилось. То ли это глюки, то ли изоморф сам с трудом выдерживал перегрузку.

— Это защита, убери лапы, — бормотал Тим.

— Чага! Верни все обратно!

Обратно на Землю? Или его бесит ложемент, обжимающий собственность? Буквально впал в ярость.

Массивное туловище рвануло в сторону, и внезапно полет изменился. Вместо ровного движения их завертело, — авиетка теряла направление и сбрасывала скорость.

'Управление на меня'

Тим отдал мыслеприказ почти неосознанно, на доведенном до автоматизма навыке капитана.

Ложемент сразу поднялся вертикально. Ирт высился напротив, упираясь в купол широкими глыбами ног, и не сводил бешенного взгляда. Панель управления с голографическими данными автопилота погасла, видимо, он сумел ее отключить, вывел из строя без раздумий.

За прозрачным куполом кувыркалась чернота, а с ней и звезды. Свободные, гордые, скрывающие в своей тени далекие миры. Тим вздохнул. Под руками на ложементе проступили планки управления. Он легким движением выровнял машину, еще больше сбавляя скорость.

Звездная карта за бортом и над уже близкой поверхностью Луны говорила, что они существенно отклонились от курса, приблизились к темной стороне спутника. Их ждали на военной базе, где разместились инсектоиды, а вовсе не здесь, где на десятки тысяч миль вокруг не заводов, не космодромов. Только бесконечный реголит и фрагменты базальтовых морей.

Подчиняясь мыслям и движениям капитана, авиетка легко развернулась и опустила нос.

— Спускайся вниз, землянин, сейчас же!

Тим качнул головой, открыл рот, чтобы объяснить, что они сбили маршрут автопилота и должны вернуться. Но Ирт бросился на него. Тело изоморфа сразу обвилось вокруг, проникло под ремни между спиной и поверхностью ложемента. Рвал Чагу на себя, жадно и бездумно.

'Аварийный спуск', — отдал мыслеприказ Тим, не в силах сопротивляться натиску и снова нахлынувшей жажде боли.

Удар аварийного приземления придавил их обоих. Авиетка скользила еще какое-то время. Разбрасывала по сторонам серые обломки породы, зарывалась носом в липкую серебристую пыль. Вот и прилунились.

*****

Он должен порвать эту скользкую тварь. Думал об этом с момента, как выбрался из его мокрых внутренностей в уродливой Нише с названием гостиница. Местечко для гостей, которых встречали не Пиром, как это положено на Орфорте, а норами для червей. Гнилой медергом! Отец прав, — существа, рожденные в таком застывшем месте, не способны одарить трансформацией и жизнью Просторы. Связь с одним из них превратит даже потомка Флаа в безмозглого голубата.

Ирт вернул сбежавшую зверушку, она снова в его власти, подчиняется требованиям. Честь охотника восстановлена. Чагу оставалось только порвать. Но не получалось. Разрушительную энергию ростков что-то душило, стоило только прикоснуться оказаться внутри и ощутить ток крови.

Он бросился на пытавшегося вновь сбежать — врасти в космическую машину и исчезнуть. Должен был изорвать уродца в лоскуты за одну попытку спрятаться. Но мысль о том, что зверушка больше не будет жить, спазмом стянула ростки. Не желали его рвать! Только жить в его теле, питаться соками каждый день. Моча пещерных червей! Охотник Просторов должен поглотить жертву. Но землянин не поддавался, и это только подстегивало жажду. А еще тайна удивительных глаз Чаги.

Раз не получается убить, нужно забрать с собой. Что бы там ни шипел Ру о Великой Трансформации и мощи дома Флаа. В варево рауда грядущую трансформацию! Если она не дает делать то, что Ирт желает получить. Итак служит во благо Стен, ему положена маленькая награда.

— Послушай, Ирт. Мы не туда прилетели.