Пот заливал Кену глаза. Его руки были в царапинах и в сосновой смоле. А от рукоятки топора на ладонях вздулись пузыри.

Очистив ствол от ветвей, Кен и Поль взваливали его себе на плечи и относили к причалу. Кен был поражен: как легко индейский мальчик поднимал свой конец ствола к себе на плечо, как легко шагал он по валежнику и камням к озеру, сверкавшему в просвете между деревьев. Грубая сосновая кора больно натирала Кену плечо, и он напрягал все силы, чтобы не споткнуться о какую-нибудь сухую корягу. Ему было досадно, что юный оджибуэй словно играючи справлялся со своей работой, хотя Кен и понимал, что досадовать глупо.

Когда они вынесли из леса и сложили у лодочного сарая последний на этот день сосновый ствол, Кен уже не помнил себя от усталости. Вскоре мать позвала его обедать, и он обрадовался этому, как никогда. Правда, он сомневался, хватит ли у него сил втащиться по тропинке вверх, к дому. А вот Поль Онаман и его отец, судя по всему, ничуть не устали после долгого трудового дня. У обоих был такой же бодрый вид, как утром, когда они приплыли сюда на своей лодке.

Как только мать позвала Кена обедать, оба индейца тотчас направились к своей лодке и молча отчалили, ни разу не оглянувшись. Быстро работая веслами, они обогнули мыс и скрылись из виду.

Кен посидел еще немного на ступеньках лодочного сарая: все тело нещадно ныло, и он собирался с силами. Затем он вздохнул, заставил себя встать и начал медленно взбираться по крутой тропинке, которая вела к дому.

Кен был очень голоден. По счастью, мать приготовила сытный обед — ростбиф, картофель в мундире, морковь, салат и пирог с малиной. Кен съел первую тарелку за один присест. Затем, положив себе добавки, стал прислушиваться к разговору за столом.

— …Им нельзя доверять ни на столечко! — говорила тетушка Мэрион. — Я не удивлюсь, если завтра они вообще не явятся. Правда, я упустила из виду — наверно, ты им еще не заплатил?

— Нет. Я думаю заплатить им, как только причал будет готов, — ответил отец.

— Тогда они, конечно, опять явятся, — уверенно проговорила тетушка. — Но стоит только дать им хоть немного денег, и больше ты их не увидишь!

— Ты об индейцах говоришь? — спросил Кен.

— А о ком же еще? — отозвалась тетушка. — Все они на один лад. Работают, пока не получат денег на водку, а потом поминай как звали! И не оставляйте свои вещи без присмотра — того и гляди, стащат!

— Знаешь, это у тебя просто предрассудки, — возразила мать Кена. — По-моему, нельзя всех стричь под одну гребенку. Может быть, попадаются ленивые и нечестные индейцы, но не все же они такие.

— Да ты что! — воскликнула тетушка. — Они ведь и на людей-то не похожи. Они больше сродни животным. И никогда не знаешь, что у них за душой. Не доверяйте им ни на грош — тогда не ошибетесь!

— Не знаю, — сказал Кен. — Ясно одно: работают они здорово. Ни один из этих двух индейцев за весь день ни разу даже не присел.

— Это верно. Они куда выносливее меня! — сказал отец Кена. — Мне за ними не угнаться.

Кен вспомнил, как худой сутулый Джейк Онаман ворочал тяжелые бревна. И еще он вспомнил широкие плечи Поля, вспомнил, как легко подпирал он ими стволы, которые они вдвоем весь вечер носили из леса. Кен чувствовал, что в душе его растет невольное уважение к тем двум индейцам. Что-то особенное таилось в их простом и ясном подходе к жизни. Индейцы были совершенно непринужденны. Кен понимал, что вообще-то нет ничего удивительного в их молчаливой, манере, в их хватке — просто они держались не так, как другие знакомые Кена. Если бы он работал со своими городскими друзьями, весь день, почти не прерываясь, тянулась бы пустая болтовня.

Кен представил себе индейский поселок на другой стороне озера.

«Интересно, — подумал он, — что у Поля и его отца на обед? Ощутили ли они прилив свежих сил? Или они и в самом деле никогда не устают, как можно вообразить по их виду?»

На другой день было воскресенье, и работы на причале не предвиделось.

Кен проснулся довольно рано. Он слышал, что мать уже на кухне: растапливает плиту и начинает готовить завтрак. Он с большим удовольствием потянулся, следя за мерцающими бликами солнечного света, падавшего сквозь листву на стену комнаты.

Левое плечо по-прежнему ныло, но сон снял почти всю усталость и боль в руках и ногах. Пузыри на ладонях от рукоятки топора и следы комариных укусов, конечно, еще оставались.

Все утро он возился с разного рода мелкой работой у лодочного сарая, стараясь по возможности держаться в тени. Вскоре после полудня на западе начали появляться грозовые облака.

— Наверно, будет хороший ливень, — сказал отец, стоя в дверях столовой и глядя на озеро. — Посмотрите, какие стягиваются тучи!

— Слава богу! — отозвалась тетушка Мэрион. — Может, после этого хоть жара спадет. Просто нет больше сил терпеть.

Кен подошел и встал рядом с отцом. Черные грозовые тучи зловеще нависли над озером, но расползались по небу очень медленно.

— Пожалуй, я еще успею наловить рыбешки на ужин, прежде чем начнется гроза, — сказал Кен. Он знал, что после долгой гнетущей жары и перед самым дождем рыба очень часто хорошо клюет. Хотя тут же с огорчением подумал: бывает и так, что она вовсе не клюет.

— А стоит ли отправляться на рыбалку, когда вот-вот хлынет дождь? — сказала тетушка Мэрион.

— Конечно, стоит. Я буду осторожен и вернусь загодя.

Кен заметил, что тетушка с укором взглянула на его отца и очень недовольно покачала головой. Но отец промолчал, и Кен сбежал вниз по тропинке к лодочному сараю.

Через несколько секунд он уже схватил свою удочку и коробку с рыболовными принадлежностями, прыгнул в лодку и поплыл навстречу грозовым тучам. Он широко открыл дроссельный клапан на подвесном моторе, увидел, как приподнялся нос лодки, и погнал ее к широкой ленте водорослей в большом заливе на той стороне озера.

«Об эту пору, — думал он, — когда вода под облаками темная, словно налитая мраком, большая щука часто всплывает на поверхность. Перед бурей, наверно, налетит ветер, и это тоже щукам по вкусу».

Несколько минут спустя Кен обогнул скалистый мыс, за которым начинался залив, и сбавил скорость. С мыса над водой нависала поваленная сосна, и, когда Кен ехал мимо, из-за нее выплыла дикая утка со своим выводком.

Он взял двойную блесну с красными и белыми перьями вокруг тройника и прикрепил ее к карабинчику в конце лески. Он забросил блесну в воду далеко за кормой и подождал, пока от движения лодки вперед размотается еще пара метров лески, а затем прижал большим пальцем бобину катушки и ощутил, как дрожит блесна.

Совершая еще первый круг по заливу, Кен понял, что сегодня, наверно, вообще не будет клева. Оглянувшись, он увидел, что тучи, которые совсем недавно, казалось, готовы были разразиться грозой, начали перемещаться к северу. Спустя две-три секунды снова вышло солнце, и озеро опять заблистало как зеркало.

Весь опыт Кена подсказывал ему, что в этих условиях нечего и надеяться на успешную ловлю рыбы. Он уже хотел смотать леску и повернуть назад, как вдруг увидел у полосы водорослей другую лодку.

Это была старая красная лодка, почти недвижно покоившаяся на тихой воде. На средней скамье виднелась чья-то одинокая фигура; подъехав ближе, Кен увидел, что это не кто иной, как Поль Онаман.

Кен резко повернул моторку и направил ее в сторону лодки, на ходу втаскивая леску. Когда он выключил мотор, кругом сразу же воцарилась тишина. Правда, теперь еще больше донимала жара.

Индейский мальчик даже не поднял глаз. Он держал в руках прут, метров четырех в длину. Похоже, это был молодой побег или, может, ветка, срезанная с какого-нибудь дерева в лесу.

Кена немного смущало затянувшееся молчание, и он даже пожалел, что подплыл к лодке Поля Онамана. Хоть бы Поль поднял голову и что-нибудь сказал! Кен подумал уже завести мотор и отъехать, но это было бы как-то глупо. В конце концов он решил сам сделать первый шаг.