Отец уже спешил навстречу Кену. Он шел в толпе других людей, которых тоже ожидали родственники и друзья.

— Здравствуй, папа! — закричал Кен. — Дай я понесу что-нибудь!

— Привет, Кен! Нет, спасибо, мне совсем не тяжело. Чемодан на этот раз легкий. Ну, как вы тут поживаете?

Кен ответил, что все поживают отлично и новый причал уже готов.

— Как он получился? — спросил отец. — Ты с Онаманами хорошо поработал?

— Да. Думаю, ты будешь доволен, — сказал Кен. — Кстати, удалось тебе купить новый мотор?

— Удалось, — ответил отец. — Он в ящике, в багажном вагоне.

Кену не терпелось рассказать отцу об угрозе, нависшей над Полем Онаманом и всеми оджибуэями, но сейчас было не время начинать такой разговор. Они сели в лодку и понеслись к даче. От станции во все концы сейчас мчались по озеру такие же лодки. Солнце уже садилось за верхушки деревьев, и поднимался легкий вечерний ветерок.

После ужина Кен рассказал отцу все, что узнал от Поля, да еще кое-какие подробности, которые ему сообщил мистер Симпсон. Рассказывая, он вдруг понял, что, в сущности, почти ничего не знает, кроме самого факта: оджибуэев хотят прогнать с их родной земли.

Отец слушал его внимательно, изредка прерывая сына вопросами.

— Ума не приложу, почему Кен принимает все это так близко к сердцу, — сказала тетушка Мэрион. — Так или иначе, эти индейцы — голь перекатная, вечно они кочуют с места на место. Одним переселением больше или меньше — какая разница?

— Нет, — сказал отец. — Я понимаю, что для индейцев это большой удар. Они пускают глубокие корни в родных местах, как и все люди. К тому же мистер Симпсон для них — надежный друг. Только мне вот не ясно, может ли кто-нибудь помочь. Ведь такие дела решают власти, верно ведь, Кен?

— Ясно одно, — заявила тетушка Мэрион. — Что бы там ни было, нас это не касается!

— Может, беда как раз в том, что все говорят: «Нас это не касается», — ответил Кен. — Может, все закрывают глаза и не хотят видеть, что происходит. И поэтому никто не понимает, как индейцам плохо. Никто, кроме самих индейцев, разумеется.

Уоррен внимательно посмотрел на сына.

— Что ж, — сказал он, — наверно, ты прав. И все же это очень сложное и трудное дело для рядовых людей вроде нас. Надеюсь, власти проследят за тем, чтобы все было по справедливости.

Ответ отца совсем не удовлетворил Кена. Более того, он был даже немного разочарован. Кен не знал в точности, на что именно он рассчитывал, но во всяком случае не на такой ответ он надеялся, ожидая с нетерпением разговора с отцом. Он понял, что сегодня говорить об индейцах уже бесполезно.

Пытаясь скрыть свое разочарование — хоть он и сам чувствовал, что ему это не вполне удается, — Кен вышел из гостиной и отправился к себе спать.

У большинства дачников складывается привычка к определенным затеям, которые повторяются каждое лето и становятся чем-то вроде ритуала: прогулка по такой-то реке, пикник на таком-то мысе, поход по такой-то тропе, сбор черники на таком-то пригорке.

Уоррены не составляли исключения. Так, например, каждое лето они совершали прогулку на озеро Клаудз. Сначала переплывали на другой берег Кинниваби, а затем шли пешком километра четыре извилистой тропой по скалистым холмам. Этим летом было решено отправиться на озеро Клаудз в день рождения Кена.

Рано утром Кен с отцом съездили на станцию за новым мотором. Начальник станции ни единым словом не упомянул о том, что произошло между ним и Джоном Онаманом. Любезно и быстро он оформил выдачу багажа. В десять часов утра мотор уже был доставлен на дачу, и Кен вместе с отцом прикрепил его к лодке. Еда в дорогу была уже к этому времени приготовлена…

Вскоре Уоррены вытащили лодку на песок у начала тропинки, ведущей на озеро Клаудз.

Небо было чистое, солнце припекало жарко, и все радовались свежему западному ветерку, пробираясь по каменистой тропке. Петляя между скалами и кустами сумаха, тонкими березками и зарослями малины, тропинка медленно, но верно поднималась в гору.

Там, где кончалась тропинка, в тени высоких сосен, была великолепная лужайка, очень подходящая для пикника, а рядом — маленькое озерцо с белым песчаным дном. Оно было такой безукоризненной прямоугольной формы, что напоминало искусственный бассейн. Вся семья искупалась, а потом принялась за еду. После завтрака старшие расположились на отдых, а Кен решил прогуляться и обследовать дальний берег озерца. Он шел не торопясь — то останавливался, чтобы бросить в воду пригоршню камушков, то застывал на месте, разглядывая жилище бобров, то собирал пригоршнями и ел малину.

«Что ж, вот мне исполнилось пятнадцать, — думал Кен, — а вчера я еще был четырнадцатилетним мальчишкой. Но особой разницы я что-то не чувствую. Интересно, когда Полю будет пятнадцать?»

Кое в чем индейский мальчик казался много старше Кена, а в чем-то был простодушен, как маленький.

Кен добрался до плоского скалистого мыса на дальнем берегу озерца. Он пристроился в расселине скалы, в тени кедра с искривленным стволом, и стал думать о подарках, которые сегодня полупит. От плотного завтрака и солнечного тепла его клонило ко сну. Довольный и умиротворенный, он немного откинулся назад. Его пальцы лениво подхватили горстку маленьких камушков, и он начал кидать их в прозрачную воду.

У одного из камушков края были острые, с зазубринами; осмотрев его, Кен увидел, что он похож на тонкую, серую и очень жесткую пластинку.

«Да ведь это кремень!» — подумал он. Оглядев землю у себя под ногами, Кен заметил другой такой же камушек, потом еще и еще один. Да их здесь полно! А там, подальше, между высокими скалами, кучка таких же серых осколков — высотой сантиметров в тридцать, а то и больше. Странное дело… Кен встал и подошел ближе, чтобы получше разглядеть кучку. Захватив пригоршню, он слегка разжал пальцы, и камушки посыпались на землю. Это были кусочки кремня. Внимательно осмотрев их, он увидел, что некоторые из них обточены по краям. Было совершенно очевидно, что это сделала рука человека. Кен набрел на место, где много лет назад индейцы выделывали из кремня разные инструменты, наконечники для стрел и другое оружие. Эту горстку осколков оставил какой-то безвестный мастер давно минувших времен — так плотник оставляет после работы кучку стружек.

«Что ж, значит, когда-то в далеком прошлом индейцы подолгу бывали здесь, — подумал Кен. — Наверно, около этого озера можно обнаружить и другие следы их присутствия. Если индейцы приезжали сюда на лодках, то где они высаживались на берег? Их лодки были сделаны из березовой коры, и чтобы камни не пробили днище, приходилось выискивать такое место, где берег отлого спускался к воде.

«Я бы причаливал вон к тому каменистому берегу за мысом, — подумал Кен. Он стоял, напряженно разглядывая сквозь прозрачную воду отлогое дно. — Смешно! — подумал он. — Что я здесь ищу?»

Он уже было повернулся, чтобы уйти, как вдруг увидел в воде какую-то странную штуку. Что это? На дне, среди разноцветных камушков, выделялся своими мягкими очертаниями какой-то светло-коричневый предмет. С волнением вошел Кен в неглубокую воду. Опустив руку на дно, он нащупал что-то гладкое, непохожее на камень. Спустя секунду он уже разглядывал свою находку: это была трубка, выделанная из глины и украшенная узором из кружочков и черточек. Судя по всему, этот узор нанесли остроконечной палочкой, когда глина еще была сырая. Трубка прекрасно сохранилась.

Кен взобрался на скалу и снова присел в тени. Его волнение сменилось теперь любопытством. Сколько лет пролежала эта трубка в воде? Кто ее изготовил? Как выглядел человек, который ее курил? Странное чувство близости с этим неведомым индейцем, жившим много-много лет назад, охватило Кена — у него было такое ощущение, словно он связан с хозяином трубки какими-то тесными узами. Может, никто другой не прикасался к ней все эти годы.

«А ведь эта трубка, — подумал Кен, — наверно, принадлежала кому-то из предков Поля, обитавших здесь за много веков до того, как первый белый человек ступил на берег озера Клаудз…» И тут, в день своего пятнадцатилетия, стоя на берегу маленького озерца, Кен вдруг с необоримой силой осознал нескончаемость человеческого бытия. Он долго сидел, разглядывая трубку, и лишь временами поднимал голову, чтобы полюбоваться серебристым озерцом, холмами и деревьями на другом берегу.