Несколько громких аккордов, после чего музыка немного стихла, и Грим запел спокойную веселую песню. Я с удивлением заметила, как хорошо играют его одноклассники, и только внимательно приглядевшись и прислушавшись, поняла, что мелодия очень простая, и этого не заметить неискушенному слушателю.

Примерно полминуты они играли, как тут вдруг все по очереди кроме барабанщика, который не прерывал своего мотива, быстро стянули верхнюю одежду, и вмиг преобразившись, заиграли другую, более веселую и быструю мелодию. Те, кто сидел на покрывалах внизу сцены, повскакивали со своих мест и закружились в веселом танце. Двое музыкантов с маленькими инструментами соскочили на землю и дополнили общую картину маракасами и губной гармошкой. По отдельности они играли одну и ту же двухсекундную мелодию, но вместе сливались в поток развеселой музыки, дополняемой пением нескольких голосов.

Зрители захлопали, несколько учеников других классов тоже повставали и начали по-детски плясать, взявшись за руки.

Люди, что стояли в стороне у ворот школы или просто бродили по двору, все подошли к сцене.

И вновь меньше чем через минуту музыканты и танцовщики сняли что-то из одежды, что-то развязали, где-то потянули, и приняли совершенно иной внешний вид. Третья песня имела фолк-мотив. Заиграли дудки, лютни, ручные гармошки. Танцующие бойко затанцевали, ученики из выступающего класса, потянули других учеников и некоторых зрителей в центр. Все танцевали, веселились, пели, кричали и свистели как на фестивале. Эту песню играли дольше остальных.

Я настолько сильно была поглощена зрелищем, что не сразу заметила руку Криса, которая уже несколько секунд тормошит мое плечо.

— Мио! — крикнул он прямо мне в ухо, но во всеобщем шуме это звучало как шепот.

— А? Что?

Я повернулась к недовольному Крису.

— Чего это ты так улыбаешься по-идиотски? — воскликнул (а по другому никак) он, насупив брови.

Мои руки потянулись к лицу, под пальцами проступили напряженные от широкой улыбки мышцы. Я даже не заметила, как начала улыбаться, глядя на беззаботно танцующих людей. А когда вытащили в центр нашего тучного директора и самую сварливую учительницу, что смущенно отнекивалась, то половина учеников ухохоталась до болей в животе. Как тут не веселиться?

— Да просто поддалась всеобщей атмосфере, — виновато пожала плечами я.

— У нас тут дело важное, а она атмосфере поддается!

При этом Крис то и дело нехорошо поглядывал на резвившегося на сцене Грима, и бурчал под нос явно не ласковые речи. Да еще и намеренно стал так, чтобы сцены я вообще не видела.

Я страдальски закатила глаза и хотела уже прочитать Крису целую лекцию о бессмысленности его ревности, как услышала рядом с собой чью-то возню и пыхтение. Это Роуз пыталась слезть с колен сидящей Мелори, а женщина не очень то и хотела её пускать.

— Но мам, Роуз хочет потанцевать! — захныкала девочка.

— Прости, дорогая, но это слишком опасно, — ответила Мелори, расстроенная тем, что должна отказывать ребенку в веселье.

— Ну почему опасно? — не унималась Роуз. — Тогда идем вместе! Давай!

Мелори умоляюще посмотрела на Данте. Мужчина сурово сжал губы и отрицательно покачал головой. Это заметила Роуз и, громко шмыгнув, задрожала от накатывающих слез. Она честно пыталась сдержать себя, но от грозного взгляда Данте лишь сильнее расстраивалась.

— Послушай, — заговорила Мелори, которая не могла без болезненной гримасы смотреть на хныкающую Роуз. Женщина что-то придумала, но явно была сама от этого не в восторге, так как через силу выдавила, — послушай, а что Блэки говорит?

Мы удивленно уставились на блондинку, а Роуз села смирно, опустила глаза и прислушалась. Через некоторое время напряженная морщинка между её бровей разгладилась, слезы в глазах высохли, губы сжались в вынужденной покорности. Она откинулась назад и прижалась щекой к груди Мелори.

— Хорошо, — произнесла она, но голос утонул в громкой музыке.

Мелори, чувствовавшая себя как никогда паршиво, больше не смотрела на представление и молча уставилась на окутанную вечерней темью школу. Даже Крис перестал злиться. А мне уже не было так весело.

Происходящее уже не вызывало у нас такого интереса, и я с удовольствием ушла бы домой, лишь бы не находиться здесь, отделенной от веселья и танцующих.

Через пять минут после начала концерта к нам вдруг подбежала маленькая девочка в черно-белом платье и с интересом уставилась на Роуз.

— Привет! — выкрикнула она, ничуть не смущаясь внимательных взглядов Мелори и Данте. — Тебя как зовут?

Роуз бросила безразличный взгляд на девочку и, увидев её, вдруг подпрыгнула на месте и просияла в лице.

— Роуз! А тебя?

— Бабетта. Хочешь потанцевать?

Радостная Роуз тут же приуныла.

— Мне нельзя.

— А мы чуть-чуть, — улыбнулась Бабетта. — Вот тут, рядышком. — И топнула лакированной туфелькой рядом с собой.

Роуз резко развернулась к Мелори, от чего золотистые кудри высоко подпрыгнули.

— Мам, можно? Мы прямо здесь будем, где девочка стоит! Ну пожалуйста!

Мелори опять обернулась к Данте и смотрела уже не умоляюще, а строго выжидающе. Даже незнакомая девочка уставилась на него своими ярко-карими глазами. Мужчина нахмурился, дотронулся до виска и скривился, как от головной боли.

— Ладно, — произнес он, потирая голову, — но здесь, и только минуту.

Роуз радостно визгнула и спрыгнула с колен Мелори. Она взяла Баббету за руки, и они закружились и запрыгали под громкую музыку. Их кудряшки переплетались между собой: золотые и рыжие, как утро и вечер.

Но я больше поглядывала на Данте, который не отнял руку от головы и болезненно хмурился. Он почувствовал мой внимательный взгляд и шепнул так, чтобы Мелори, которая с восхищением глядела на двух девочек, не услышала:

— Её сила Владыки будто намерено давит мне на мозги. Совершенно ничего не соображаю.

Мы втроем, вместе с Крисом, стояли позади стула на котором сидела Мелори. Данте держал руку на спинке стула, которая вскоре треснула от давления, но Мелори даже не заметила этого.

Вдруг танцующие девочки остановились. Бабетта приблизилась к Роуз и что-то шепнула ей на ухо. Девочка пожала плечами и глянула на Мелори.

— Мама, можно мы с ним…  — Бабетта дернула Роуз за рукав, — то есть с ней пойдем, поиграем?

Мы с Крисом переглянулись. Мелори, все еще в прострации от радостной Роуз, ответила:

— Играйте, веселитесь.

Губы Бабетты искривились в странной улыбке. Я вздрогнула и чуть придвинулась вперед, чтобы лучше разглядеть ребенка. Она сжала руку Роуз и развернулась, чтобы уйти. И тут на её лицо упал свет от прожекторов на сцене. Я узнала девочку. Вечерний сумрак ввел нас всех в заблуждение. От темноты зрачок расширяется, и красная радужка может показаться коричневой. Но от воздействия света её зрачки зловеще сузились в вертикальную полоску.

От неожиданности из моего горла вырвался вскрик, всполошивший всех. Мелори тут же очнулась от забвения и вскочила с места.

— Стой! — крикнула я, но Бабетта уже уволокла удивленную Роуз в толпу танцующих. Я на эмоциях схватила Данте и Мелори за одежду. — Она! Я видела её рядом с Аланом!

Данте тут же схватил бедный стул и отшвырнул его назад, освобождая место для прохода. Мы вчетвером погнались за убежавшими детьми, расталкивая ни в чем неповинных танцующих.

— А теперь поиграем в игру, — вдруг донесся до моих ушей голос Грима. — Массовые обнимания! Все вместе, на центр, жмитесь друг ко другу! Кто не хочет обниматься, того мы заставим!

Люди вокруг радостно закричали и рынулись в центр, разделяя нашу четверку друг с другом. Нас зажало в одном огромном комке из тел. Попробуешь вырваться, тебя тут же заталкивают обратно. Я не на шутку запаниковала и стала звать остальным. Но вот кто-то схватил меня за руку и сильно потянул. Меня вышвырнуло из круга как пробку от шампанского. Спасителем оказался Крис, глаза которого угрожающе поблескивали алым. Теперь мне пришлось его тащить, так как был шанс, что обнимания закончатся кровопролитием.