— Это верно, — согласился Данте. — И не прийти на выступление мы тоже не можем. Поэтому, единственное, что нам остается, это просто услышать песню.

Мы все кивнули, соглашаясь. Тут со стороны Криса послышался негромкий смешок.

— Знаете, — начал он, усмехаясь, — я тут подумал, может мы предаем всему этому слишком большое значение. Я имею в виду, что маленькая девочка просто захотела спеть какую-то песенку, а мы восприняли это, будто она сообщила, что планирует убить всех в монастыре. Может это просто детская забава, а?

Мысль Криса заставила меня задуматься. А ведь он прав. Мы сразу же устроили такой переполох, и даже не подумали о том, что Роуз, возможно, просто захотелось выступить на сцене. Но ведь она упомянула Блеки… . Хотя, что опасного может быть в простой песне? Ну споет она о чем-то таком адском, ну попугает этим немного монахинь, что еще может произойти? Теоретически, ничего. Значит, и волноваться не о чем. Наверное…

— Думаю, Крис прав, — начала я, все еще неуверенна в своих мыслях, — возможно, это действительно ложная тревога?

— Да черт его знает, — бросила Мелори устало и слегка раздраженно. Ей уже надоела эта неопределенность.

— Черт его знает, — повторил Рейн, запрокинув голову за подлокотник дивана, — но он нам не скажет.

— По-видимому, скажет, и очень скоро, — хмыкнул Крис и взглянул на циферблат больших старинных часов, — Время поджимает. Ну что, мы едем?

Примерно четверть минуты Мелори стояла, нахмуренная, сложив руки на груди, и что-то обдумывала. Наконец она медленно кивнула, все еще погруженная в мысли, после чего взглянула на нас и серьезно произнесла:

— Выбора нет — мы едем на выступление Люси-Роуз. И если Крис окажется прав, а я на это очень надеюсь, то все, что нас ждет, — это простая песня без любых возможных последствий. В этом случае мы, как и было запланировано, заберем Роуз из приюта. Но если выступление Роуз окажется опасным для окружающих, то…  — Мелори бросила мимолетный болезненный взгляд на Данте, — так и быть, мы убьем её. В любом другом случае мы девочку не тронем. А теперь, — она повернулась к выходу, скрыв тем самым свое выражение лица, но я успела заметить ту безысходную отрешенность, которую можно увидеть в глазах отчаявшегося смертника, — я хочу, чтобы вы поняли, что то, что мы сейчас пытаемся сделать, это лишь попытки муравья остановить бегущего льва. Мы не ставим себе за цель спасение мира, или уничтожение демонов — у нас нет даже сотой доли силы, которая для этого нужна. Поэтому единственный благоприятный исход, на который вы можете надеяться, это не быть затоптанным огромными львиными лапами. В противном случае вас убьют. Другого выхода нет, ибо вы уже стоите на пути у льва, и он несется с чудовищно большой скоростью.

Отголоски молитв, доносившиеся из монастыря, заставляли недовольно морщиться, но мысли о том, что моему демону от этих звуков так же плохо (а может и хуже), как и мне, невольно заставляли забыть о дискомфорте. Плюс, зная об эффекте святой воды, эта «пытка» казалась мне сущим пустяком.

— Ты в порядке? — донесся до ушей тихий голос Криса.

Мы с ним стояли у главного входа в монастырь, не решаясь зайти внутрь. Выступление должно начаться уже через десять минут, а я все никак не решалась войти. Лилит молчала, но чем ближе я подходила к двери, тем отчетливее в голове слышались приглушенные рыки и шипение. Идея переждать снаружи выступление хора и войти, когда начнет петь Роуз, сразу же отпала, когда темно-серое небо обдало неслабым громом, а от ветра волосы сбились в один спутанный комок. Так что рано или поздно, но мне придется зайти, и лучше это сделать сейчас, чем когда в этом мне поможет ливень и гроза.

Сам Крис не выглядел слишком недовольным, но небольшая морщинка между бровей выдавала его настоящее состояние.

— Все нормально, — заверила я, в очередной раз убрав с лица лезущие от ветра волосы. — Ладно, идем уже, толку тут стоять.

— Идем, — уныло кивнул парень, и мы таки зашли внутрь.

Массивные двери закрылись за нами, оставив надоедающий ветер снаружи, и в нос тут же ударил знакомый и настораживающий запах. Один из тех запахов, которые я безошибочно могу узнать из тысячи других, таких похожих между собой из-за моего обоняния умершего. Это был ладан. Хотя, теоретически, это растение было мне безвредно, но первое знакомство с особыми свойствами святой воды, что мне так «любезно» продемонстрировала Вайлет Вернализ, оставило в мозгу странный отпечаток, благодаря чему я всегда чувствовала некую опаску и волнение, лишь учуяв его.

Но все это сразу же отошло на второй план, как только я обратила свое внимание непосредственно на зал монастыря.

Вот чем мне нравятся католические монастыри, так это свойственным лишь им скромным изяществом. Светлые тона бежевого делали помещение уютным и «теплым». В этом старом монастыре не было той благоговейной строгости, которая есть у других, где думаешь лишь о своих грехах и о возможной каре божьей. Нет. Здесь ты не просишь прощения, а ищешь ответы. Ты осмысливаешь свою жизнь, свои поступки, думаешь о будущем. И уверенность в том, что вера поможет тебе выбрать правильно, придает силы, и пути не кажутся такими запутанными, а жизнь неясной. В этом монастыре прихожане не относились друг к другу как к постороннему, а улыбались, здоровались рукопожатиями и прощались объятиями.

В памяти всплыл давно забытый случай из глубокого детства, когда родители первый раз взяли меня с собой в монастырь. Я хорошо запомнила то восхищение, которое почувствовала, когда увидела все его великолепие, услышала завораживающее пение хора, отдающиеся в груди странным покалыванием, и прихожан, поющих с хором в голос, как один, с легкой улыбкой на лице. Лишь однажды довелось мне увидеть такое, а потом, когда я подросла, то больше не видела улыбок, не слышала слаженных молитв, не замечала восхищения в глазах детей, не чувствовала того святого величия в святых отцах, читающих молитвенники. Либо это я изменилась, либо религия постепенно отошла для людей на второй план — мне не было известно. Но сейчас, в этом отдаленном маленьком монастыре я вновь почувствовала тот детский восторг, перебиваемый лишь мимолетными вспышками раздражения из-за влияния молитв на демоническую силу.

Все передние лавки были заняты, и мы с Крисом нашил место примерно в середине рядов.

— А где Рейн, — поинтересовалась я, когда мы сели.

Крис завертел головой, попутно отвечая:

— Не знаю. Он говорил, что пойдет вместе с Мелори и Данте к матери-настоятельнице, чтобы не торчать здесь в толпе людей, но, думаю, он просто свалил осматривать свой приют…  О! Вот, идет!

Парень замахал рукой Рейну, привлекая его внимание. А тот даже не скрывал злости и раздраженно распихивал всех на своем пути, продвигаясь в нашу сторону.

— Поскорее бы это все кончилось, — буркнул он, плюхнувшись на свободное место возле меня, — да я после первой дозы себя так фигово не чувствовал!

— Тихо ты! — шикнула я, заметив, что люди, сидящие перед нами, замолчали и слегка повернули голову в нашу сторону.

Рейн отмахнулся от меня, но все же замолчал.

— Мелори и Данте все еще у Сестры Марии? — спросил у него Крис, когда все люди расселись по местам и спокойно ждали начала представления.

— Они сели впереди, — ответил Рейн, отыскав глазами две знакомые белобрысые макушки в первом ряду перед нами. — Роуз увидела их у Сестры Марии и выпросила, чтобы те сели впереди, чтобы лучше её видеть. Им эта идея не сильно понравилась, но отказать Роуз они не смели. Меня она тоже хотела заставить, но я вовремя слинял. Странный ребенок.

— Да уж, не спорю, — тихо произнесла я, услышав, что пение невидимого хора прекратилось (все это время сцена была пуста, а пение доносилось из небольших колонок на стенах — современные технологии, которые нашли свое отражение даже в монастырях).

Тишина заставила всех присутствующих замолчать и обратить свое внимание на сцену. Спустя несколько мгновений на неё вышла Сестра Мария. Когда последние голоса утихли, и она удостоверилась, что все внимание теперь приковано к ней, мать-настоятельница заговорила: