Сейчас, отыгрывая сцену вожделеющего, Хог понял, почему Юля предпочла его, а не Эса. И дело даже не в том, что Лимит мог опознать Печенега: Корт сие тоже способен сделать за счёт нюха. Ответ крылся в самой игре, частично предполагающей реальные действия актёра. Уж если Хог периодически терялся, соприкасаясь взорами с актрисой, полностью вжившейся в роль — то как бы себя повёл на месте неспособный противостоять женскому обаянию Эс? А всё просто: увлёкся происходящим — и претворил в реальность. И это ещё притом, что пару раз волонтёры изволили на танцпол выйти, чтобы отжечь. Не по максимуму — но всё же.

Доля благоволила Хогу. В очередной, как ни странно, раз.

Печенег действительно был здесь. Через какое-то время показался у барной стойки, на которую чуть не упал. Он был страшно пьяным, почему-то мокрым и тоскливым, будто случилось у него что-то. Пробовал заговорить с сидящими рядом дамами, но те, испугавшись его отвратительного облика, предпочли соскочить с разговора и уйти.

Хог почувствовал нарастающую ярость. В одночасье вспомнились ему последние минуты его контакта с бандитом, что избивал волонтёра больше всех, нагло в лицо смеялся и вообще был тем, кто предложил закопать парня живым. Лимит оскалился, сверкнул злобой во мрачных глазах и рывком вскочил из-за стола, намеренный идти к Печенегу, чтобы выносить ему хлебало. Ничто бы в сей час не остановило разгневанного волонтёра.

Ничто — кроме одного.

Это произошло случайно, ненамеренно. Всего-то и хотела Юля — просто потянуть на себя Хога, чтобы не позволить ему осуществить задуманное им. Она это сделала. Схватила за воротник куртки и к себе дёрнула, открывая рот с желанием выругать его за неспособность сдерживаться. Однако Сахарова в попытках спасти ситуацию немного переборщила с силой, потому что Лимит вместо того, чтобы просто наклониться, полетел вперёд с распахнутыми устами и…

Тук-тук!

Хог остыл моментально. В одночасье забыл про Печенега он и о том, как секундой ранее целенаправленно шёл за его головой. Перестал обращать внимание на музыку, гул, людей. Не мог ни о чём больше думать, по крайней мере, в ближайшие минуты две-три. Только — чувствовать под собой тело миниатюрной девушки, приятную упругость в левой руке и сладковато-горький из-за выпитого алкоголя вкус девичьих губ. Голова отключилась моментально. Хог вздрогнул. В попытке что-то сказать просто соприкоснулся языками с Юлей, тоже, видно, собирающейся заговорить.

Тук-тук! Тук-тук!

А музыка играет. Её присутствие рождает атмосферу, идеально дополняющую действия пары, где парень лежит на девушке и упирается в неё по воле проказливой случайности, ибо та оголённую ножку в колено согнула да в сторону отвела. Никаких баррикад, никакого сопротивления. Они слишком близко. Настолько, что дышат друг на друга горячо, прерывисто, в рот. И ежели до сего часа им приходилось просто играть, создавать видимость взаимной очарованности, то сейчас всё было иначе. Более чем.

Хог не знал, что в этот момент чувствует Юля. Мог лишь предполагать обоюдный шок, глядя в её расширившиеся глаза рубинового цвета, немного поблёскивающие из-за ранее выпитых трёх коктейлей. Однако Лимит хорошо понимает, что чувствует сейчас он сам, в особенности — его левая рука. Так уж получилось, что при падении ею парень ухватился за правый упругий холмик Сахаровой. Он очень мягкий и охотно поддаётся сжиманию пальцев, частично форму свою меняя. Юля потрясающе пахнет. Как и одеяние, духи она тоже специально подбирала такие, чтобы уж наверняка влиться в образ распутной девки — а сейчас лежит под своим другом, который вдыхает их с неосознанным наслаждением. На это ли рассчитывала Сахарова? Конечно же, нет. Как и Хог, росскийка страшно происходящего чуралась, клубному разврату предпочтя с превеликим удовольствием рейды по тёмным лесам. Но… сейчас это уже мало что меняет. Они просто смотрели друг на друга и ничего не предпринимали.

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Хог вдруг осознал, что видит в Юле девушку. Не в смысле персонажа противоположного пола, отличающегося от него физиологически, а человека, которого он неожиданно возжелал супротив воли своей. От неё исходило невероятно притягательное и успокаивающее тепло, прежде непознанного потомком Лимитеры. Соблазнительность зрелого тела подчёркивалась прекрасно подобранными одеждами, дополнялась чудесным характером и взывала к инстинктам парня своей хрупкой беззащитной женственностью. Хотелось обнять её, к себе прижать покрепче и перестать резонировать их поцелуй, который так-то и поцелуем сложно назвать. Просто робкое да неумелое соприкосновение губ.

Но ведь в этом всё и дело — в случайном, но в то же время волшебном поцелуе. Магия его проста, как копеечная монета: он — первый. Для него. Для неё. О нём не могло быть и речи, ведь ни Хог, ни Юля не собирались настолько живо «играть», покуда того, что они воплощали до сего момента, было достаточно, чтобы редких окружающих убедить в своей мнимой любви друг к другу. Однако сейчас это уже не важно. Теперь, зайдя так далеко, как только можно, Хог больше не мог не думать о Юле, как о женщине. Она очень обворожительная и привлекательная, а её попытки свою очаровательность скрыть ввиду стеснительности не могут не умилять. Всё это напоминает Лимиту о сказочной виле, которая себя истинную крылами прячет и открывается только тогда, когда интуитивно понимает, что её не обидят.

И прежде чем Хог понял, в каком направлении идут его шаловливые мысли, их поцелуй завершился. Теперь Лимит мог полностью видеть красивое личико Юли, чьи щёки пылали румянцем. Она тяжело дышала, отчего её грудь то поднималась вверх, упираясь в шею парня, то опускалась вниз. Было очень жарко, несмотря на то, что волонтёры фактически ничего для этого не сделали.

Хог сглотнул. Еле смог побороть хрипоту в голосе, чтобы вымолвить:

— П-перебор…!

— У… гу… — в той же манере ответила ему Юля.

Потом Сахарова обязательно отчитает Лимита за его неспособность контролировать свою злость. Выскажет ему по первое число, лекцию унылую прочитает и, быть может, ущипнёт даже от негодования. Она, разумеется, помягче себя вести будет, не станет воплощением суровой Элли, но этого хватит вполне, дабы волонтёр опосля себя виноватым почувствовал. Но всё это будет потом. А сейчас им необходимо было отдышаться, привести в мысли в порядок и, наконец, вспомнить о том, за чем они вообще пришли в этот клуб.

— Значит, это он?

— Да.

— Ясно.

Юля ещё раз сглотнула, после чего посмотрела Хогу в глаза. Пусть и несильно, но сейчас она выглядела собранной.

— Хог, я говорила, что ты будешь бездействовать, помнишь? Так вот — бездействуй. Сейчас мы поставим точку в нашем с тобой вечере. Просто сделай вид, будто тебе супер обидно стало. Можешь даже выпить на эмоциях. Ну, типа.

— Погоди, а…?

— Я тебе позвоню, когда всё будет готово. А пока сиди здесь и грусти. И… держи себя в руках… пожалуйста.

С этими словами Сахарова легонько толкнула Лимита, и тот плюхнулся на мягкий диван, ноги от изумления растопырив. Сама же девушка рывком вернула себя из горизонтального положения в вертикальное, выпрямляясь в полный рост. Демонстративно поправила причёску, надменно нахмурила брови, поджала губы — и закричала:

— Ну и вали к своей шлюхе, кобелина проклятая! Ненавижу тебя!

…после чего развернулась и нервным шагом двинулась к барной стойке.

Хог быстро смекнул, чего от него хотела Юля, и «злобно» схватился за бутыль, наполняя бокал горьковато-сладким пойлом. Первый раунд. Второй. Третий в ход не пошёл, ибо Лимит и так захмелел из-за предыдущих партий (и после поцелуя). Просто вцепился пальцами в свои блондинистые волосы, свешивая уныло голову со своих плеч.

Сцена данного действа: Джульетта бросает Ромео ради Париса.

Юля действовала согласно поговорке: «На ловца и зверь бежит». В данном случае просто подсела к Печенегу как бы невзначай, а тот ожидаемо обратил внимание на такую миловидную красотку. О чём они разговаривали, Хог не слышал, но понимал прекрасно: Сахарова изящно компонует свой флирт с предысторией о неразделённой любви, которую ищет в ком-то другом. Так, шаг за шагом, мало-помалу подводила омерзительного бандита к идее бросить всё к чёрту и уединиться где-нибудь подальше от клуба. Она, как богатая иностранка, прибывшая из далёких далей, имеет личного шофёра и шикарный домик на берегу моря, что находится за пределами города. Ей несвойственно отдаваться в комнатах особых условий, а уж тем паче — в туалете.