- Тогда что тебя беспокоит сейчас?

- Не беспокоит, - отказался он, - просто… Это большая ответственность, Маша.

Я приблизилась к нему, очень медленно, коснулась рукой его груди, заглянула в глаза. Задала коварный вопрос:

- Ты боишься ответственности, Марат? Или меня? – Улыбнулась. – Или моего отца?

Оценив мою соблазняющую улыбку, Давыдов усмехнулся.

- Ничего и никого я не боюсь.

- Тогда докажи, - шепнула я ему.

Я потянулась к нему, обняла за крепкие плечи, прижалась к нему всем телом. Марат спорить не стал, его губы накрыли мои, и я, как обычно, потерялась в его поцелуе. Хотя, про «потерялась в поцелуе» я обычно читала в любовных романах с самой юности. И всегда думала, что именно это буду испытывать при поцелуе с любимым человеком. Теплоту, нежность, страсть. Никто и никогда не рассказывал мне про дрожь в ногах, про тяжесть в животе и затуманенное предстоящей близостью, сознание. Про то, как сбивается дыхание от его близости, от понимания его возбуждения, от желания прикасаться и дарить удовольствие. Да и с кем мне было об этом говорить? Не с папой же и не с Шурой, в конце концов. Впервые такой откровенный разговор у меня с Маратом и случился. Даже не с подружками. С подружками был смех, веселье, таинственный шепот или закатывание глаз при пересказе интимных подробностей. С Маратом мне хотелось быть взрослой, смелой, откровенной. Немного распутной. Потому что ему это нравилось. Когда мы оставались наедине, ему нравились мои вольности, мои смелые прикосновения и необдуманные слова.

- Ты всегда разная для меня, - говорил он мне время от времени.

- Запрешь дверь? – шепнула я ему на ухо.

Давыдов отстранился, глянул на меня, заинтересованно, но в то же время, в сомнении.

- Здесь?

Я окинула взглядом его маленький кабинет. В то время Давыдов работал в брокерской компании, активно шел на повышение, и несколько месяцев назад ему выделили личный кабинет. Если честно, кабинет был маленький, зато отдельный и с окном. Окно в кабинете в мире бизнеса означало серьёзное продвижение по службе. Это тебе не какая-то кладовка со столом.

Я покрепче обняла Марата за шею, призывно глянула ему в глаза.

- У тебя же обеденный перерыв, - намекнула я ему.

Мы смотрели друг другу в глаза, Давыдов ухмылялся, после чего хмыкнул. Что, без сомнения, означало согласие. Отошёл от меня, повернул ключ в дверном замке, и вернулся. Я к тому моменту уже устроилась на крае его стола, поддернула наверх подол платья. Протянула к любимому руки, продолжая ему улыбаться. Вся ситуация здорово мне нравилась и щекотала нервы. Даже через запертую дверь я отлично слышала шаги сотрудников компании по коридору. Они сновали мимо кабинета Марата, каждый по своим делам, о чем-то переговаривались, и даже не догадывались, что вот-вот произойдёт в кабинете начальника финансовой службы.

Марат подошёл, подхватил меня под бёдра, поудобнее устраиваясь между них, дернул пряжку ремня на своем ремне. Его брюки поползли вниз. А я откинулась назад, упираясь руками в край стола. Давыдов склонился к моей груди, прижался губами к вырезу на платье. И шепнул:

- Твой отец порвёт меня на части, если узнает, что я делаю с его дочерью. И где.

Я закрыла глаза, уже чувствуя давление его члена в своей промежности. Пара моих коротких вздохов, одно его настойчивое движение, и вот он уже во мне. Я облизала губы, затем прикусила нижнюю, заставляя себя молчать. Знала, что в эти моменты, когда я вся сосредоточена на себе, на удовольствии, которое ощущаю, Марат смотрит на меня. Ловит каждую эмоцию, каждый сдерживаемый стон и вздох.

Стол под нами немного поскрипывал и покачивался. Я обхватила Марата ногами, прижимаясь бёдрами к бёдрам мужчины, подалась ему навстречу, встретилась губами с его губами. Чувствовала его пальцы над кружевной резинкой чулок, Марат буквально держал меня на своих руках. Потом резко отпрянул, развернул меня, я упала животом на стол, и вот тут уже не сдержала стона, когда он снова вошёл в меня и быстро задвигался. Я даже вцепилась в пальцами в край стола. Последняя минута, наверное, была самой страстной и самой безобразной в нашей спонтанной близости, когда уже ни он, ни я себя не контролировали, ни движений, ни звуков, что издавали, ни силы своих чувств. Я выгнулась, как кошка, ловя последние отклики полученного наслаждения, потом Марат на меня навалился, зарылся носом в мои волосы, с хрипом выдохнул, ещё один сильный толчок, и он отстранился. А я на несколько долгих секунд так и осталась, распластанная на столе. Потом выпрямилась и потянула на бедра кружевные трусики. На Давыдова посмотрела. Он сидел в своём рабочем кресле и смотрел на меня. На мою раскрасневшуюся физиономию, на растрепанную прическу. Смотрел без всяких ухмылок и насмешки. Я одернула платье, разгладила его ладонью на бедрах, а своему страстному любовнику скромно улыбнулась.

- Как думаешь, нас никто не слышал? – задала я лукавый вопрос.

- Понятия не имею, - выдохнул Давыдов с видом библейского грешника.

- Я плохая? – задала я ещё один вопрос.

После него Марат всё-таки рассмеялся. И вроде как похвалил:

- Плохая, плохая. Но мы никому об этом не скажем. А теперь мне нужно работать.

Я подошла, провела ладонью по его груди, застегнула расстёгнутые в порыве страсти пуговки на рубашке, поправила узел галстука. Наклонилась и поцеловала его вполне целомудренно в уголок рта.

- Конечно, любимый. На ужин приедешь? Я предупрежу папу.

Мне показалось, что Марат задумался, но всего на секунду. После чего кивнул.

- Приеду, - сказал он.

А я радостно улыбнулась.

- Я буду ждать.

Мне так хотелось, чтобы отец и Марат друг другу нравились. Или, по крайней мере, нашли общий язык, чтобы мы, в конце концов, стали настоящей семьей. Ведь два человека плюс экономка и охранник – семья так себе, согласитесь. Мне всегда хотелось больше близких людей, больше родственников, к которым можно обратиться в любой момент, за помощью и поддержкой.

Вот у Марата была именно такая семья. Большая, шумная, переполненная традициями и собственными понятиями. Они постоянно перезванивались, решали какие-то семейные вопросы, спрашивали друг у друга совета. Хранили какие-то маленькие секретики от строгих родителей, обменивались фотографиями и видеороликами. По крайней мере, с сестрами у Марата были именно такие отношения. Мне казалось, что он на связи с ними двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Признаюсь, что мне было завидно. Марат был от семьи далеко, за тысячи километров, и в столице вёл совсем другой образ жизни, что скрывать, но участвовал во всём, что происходило дома, каждый день, без исключения.

- У тебя замечательная семья, - сказала я ему как-то, на фоне присутствуя при его утреннем разговоре с сестрами по скайпу. В видимость камеры я старалась не попадать, но не прислушаться не могла.

- Мы дружны, - согласился Марат. – Нас так воспитали.

- У тебя строгий папа?

- У нас традиционная семья, - туманно ответил Давыдов.

Я присела рядом с ним, хмыкнула в задумчивости. Решила уточнить:

- Более строгий, чем мой?

Марат посмотрел на меня, улыбнулся.

- У тебя не строгий отец.

- Да? – удивилась я.

- Он беспокойный. Он очень тебя любит, поэтому старается отследить каждый твой шаг. При этом никогда ничего не запрещает. Неужели ты не замечала?

- Замечала только то, что за мной всегда наблюдают.

Марат обнял меня за талию, притянул ближе к себе.

- Это и называется – беспокоиться. Но ты же здесь, со мной. В восемь утра, заметь. И за тобой не следят.

- Конечно, - проговорила я со вздохом. – Потому что отлично знают, где я.

- Это так. Но в моей семье подобное, в принципе, было бы невозможно.

Я опустила взгляд к его лицу. Хмыкнула.

- То есть, твои родители посчитали бы меня распущенной?

Мой вопрос Марату не слишком понравился, я заметила, как недовольно он сдвинул брови. Но врать не стал, правда, осторожничал со словами.