Давыдов на меня посмотрел, растеряно моргнул. И сказал:

- Он меня не искал.

- Как это?

Всем в кабинете было неловко, а я чувствовала себя дура дурой.

- Маш, я всё это время был в Калининграде. Занимался приисками.

- Какими приисками?

- По янтарной разработке. Ты, правда, не знала?

- О чем? Что у нас есть янтарные прииски или о том, что ты все эти годы работал в отцовской компании?

- Ну, судя по всему, и о том, и о том.

- Нет, не знала, - огрызнулась я. И отвернулась от него, посмотрела на Кирилла Борисовича. – Что ещё мне нужно знать?

- Я выдам вам копию завещания, Марьяна Александровна, - поспешил заговорить тот, - вы сами внимательно ознакомитесь. С теми моментами, которые касаются лично вас. Мы их сегодня обсуждать не будем, но вы всегда можете мне позвонить, в любое время, что-то уточнить. Но впереди у нас Совет директоров, где будет официально озвучена воля Александра Григорьевича в отношении будущего его компании. Будет оглашено имя его преемника. Вы, наверное, не в курсе, но по регламенту компании, выбор и решение Александра Григорьевича является основополагающим. Он вправе назначить законного представителя, как своей воли, так и вашей, как его наследницы. И в этом случае голосования Совета директоров по кандидатуре не потребуется.

- Они могут сослаться на кончину руководителя, - заметил Лысовский.

Но адвокат качнул головой.

- Нет, не смогут. Так как свои полномочия Александр Григорьевич документально передал ещё в прошлом месяце. А ровно за десять дней до его смерти Марат Назимович подписал документы, и они вступили в силу. Поэтому кончина Александра Григорьевича юридический аспект никак не меняет. Марат Назимович – его законный представитель. Его и Марьяны Александровны, так как она, на данный момент, главный держатель акций концерна. У неё сорок девять процентов акций.

- А что ты получишь за свои жертвы? – спросила я у Давыдова.

Он мне улыбнулся.

- Не будем сгущать краски, не такая уж и жертва. А если отвечать на твой вопрос, то я получаю хорошую работу, баснословную зарплату. Карьеру, о которой даже не мечтал. Быть управляющим концерна «Астракт», знаешь ли, это сродни руководству довольно немаленькой страной.

Я его выслушала, после чего кивнула, соглашаясь.

И сказала:

- Что ж, поздравляю тебя. Ты выиграл президентскую гонку, даже не участвуя в ней. Отличный ход.

Дальше был Совет директоров, который я отсидела практически в полном молчании. Наблюдала, слушала. От кого-то глаза прятала, например, от Абакумова, на кого-то, наоборот, смотрела. На Давыдова смотрела. Тот тоже больше молчал, по крайней мере, до поры до времени, пока ему слово не передали, и я поймала себя на том, что очень внимательно вслушиваюсь в его интонации, наблюдаю за каждым его движением и жестом. Я будто намерено пыталась увидеть в нём довольство происходящим, заметить искорку победы во взгляде, некую вальяжность и размеренность, присущую победителям в момент их славы. Но, признаться, ничего компрометирующего я не увидела и не услышала. Марат был спокоен, как обычно, немного резок и хладнокровен. Всё в его характере. Он как будто готовился, репетировал, и речь и манеру держаться, преподносил свершившийся факт своего назначения и дальнейший план совместной работы с такой уверенностью, словно до этого успел поруководить, как минимум, финансовым комитетом страны. Оставалось только позавидовать его уверенности в себе.

Я слушала Марата, наблюдала за ним, и головой, трезво оценивая ситуацию, понимала, что для меня это, наверное, самый лучший исход. Как бы мы с Давыдовым друг к другу не относились, я знаю, что Марат меня в обиду не даст, при любом раскладе. Не тот он человек, чтобы мелко мстить или отыгрываться за прошлые обиды. И он, на самом деле, отлично подходит в качестве преемника отца. Такой же трудоголик, радетель за справедливость, целеустремлённый, как бронепоезд, ничего не боящийся. Мне кажется, в своё время, я потому в Марата Давыдова и влюбилась, что он напоминал мне моего отца. Но всё равно, всё равно… сидя в зале заседаний, глядя на него, слушая его, наблюдая за людьми в зале, многие из которых казались ошарашенными переменами, меня точил червячок обиды и неприятия. Почему отец не доверился мне вовремя? Почему всё скрыл?

И почему подумал именно о Марате? Уверена, он вполне мог доверить будущее компании, да и моё, кому-то ещё. Например, Лысовскому. Но выбрал всё же Марата.

Ездил к нему сам, разговаривал, наверное, просил… И не раз просил…

Плохо представляю их встречу и разговор.

- Марьяна Александровна, - обратились ко мне. Я не в первую секунду среагировала, моргнула, возвращаясь от своих мыслей к реальности, повернула голову к обратившемуся. А у меня спросили: - У вас нет возражений?

Вопрос чисто риторический, я знала. Потому что мне уже доходчиво объяснили, что мои согласия и несогласия ничего, собственно, не значат. Поэтому всё, что мне оставалось, формально улыбнуться и качнуть головой.

- Нет, возражений у меня нет. – Мы с Давыдовым встретились взглядами, и я произнесла хорошо поставленным голосом: - Добро пожаловать, Марат Назимович. Поздравляю вас с новой должностью.

Давыдов мне в ответ деловито кивнул.

- Спасибо. – И улыбнулся, с душой так улыбнулся.

После таких новостей, обсуждать какие-то мелкие рабочие вопросы, настроения ни у кого не было, поэтому люди начали потихоньку расходиться. Я тоже воспользовалась первой же возможностью, чтобы откланяться. С Маратом я решила не прощаться, его окружили сотрудники, но я заметила, что он проводил меня взглядом. Я из зала вышла, направилась к лифту. Ко мне будто сам собой пристроился Дмитрий Алексеевич. Шёл со мной шаг в шаг, поначалу молчал, потом я услышала его характерное хмыканье.

- Вот так номер, - проговорил он негромко.

Я якобы равнодушно пожала плечами. И сказала, чтобы он оставил меня в покое со своими бессмысленными размышлениями на тему загадочной личности Давыдова:

- Папа так решил. Значит, так правильно.

Я остановилась у дверей лифта в ожидании, откуда-то взялся Пал Палыч, и теперь стоял в пяти шагах от нас с Абакумовым, отчаянно делая вид, что ничего из нашего разговора не слышит.

Димка же смотрел только на меня. Прямо в глаза, очень сосредоточенно и настойчиво, словно пытался что-то высмотреть, мои сокровенные мысли подсмотреть.

- Просто странно… Из ниоткуда берется непонятный тип, которого никто не знает, и садится в кресло твоего отца. Тебя это не настораживает?

Я аккуратно качнула головой.

- Нет. Это для тебя он тип непонятный и незнакомый. Так далеко не для всех.

Двери лифта за моей спиной открылись, и Дмитрий Алексеевич обернулся к Рыкову, попросил:

- Пал Палыч, спустись по лестнице.

Пал Палыч вначале удивленно вздернул брови, после чего посмотрел на меня. Я едва заметно кивнула. Понятно, что от Димкиных расспросов никуда не деться. Уж лучше сразу отмучиться, так сказать, и забыть об этом.

Мы вошли с Димкой в лифт, он нажал кнопку, двери закрылись, и мы остались одни.

- Так кто он такой? – спросил Дмитрий Алексеевич.

Я привалилась спиной к прохладной стенке лифта, крепко держала в руках свою сумочку, первые пять секунд пыталась от Димки глаза свои спрятать, но куда спрячешься, если вы в лифте, а справа еще и зеркало во всю стену? Ощущение, что я в аппарате мрт-диагностики.

- Дим, - я подняла голову, посмотрела ему в глаза, - я скажу тебе, как есть, потому что ты и сам очень быстро всё узнаешь. Поэтому скажу, как есть.

- Будь любезна, - согласился он, и ткнул пальцем кнопку остановки лифта. Вот этого маневра я терпеть не могла, и всегда его боялась, но сейчас не время было возмущаться из-за подобных мелочей. Да и где ещё мы останемся с ним с глазу на глаз? Всё огромное офисное здание, все этажи гудят, как улей.

- Несколько лет назад мы с Маратом… - Я вздохнула. – Собирались пожениться. Всерьёз собирались.