Кто хотел стать богатой наследницей? Жить во дворце, с прислугой и охраной? Могу вам сказать откровенно, ничего завидного в этой доле нет. Последние три дня у меня чёткое ощущение, что я больше никому в этом мире и не нужна, только домработнице и охраннику. Богатая девочка и две её тени. Даже при мысли об этом становится одиноко до чертиков, а я так живу.

- Хочешь, значит, уйдут, - проговорил Рыков басом. Мужчиной он был роста невысокого, но зато комплекции выдающейся, и бас имел завидный, с рокочущими, опасными нотками.

Я сделала несколько шагов в сад, затем обернулась. И у меня неожиданно вырвалось:

- Пал Палыч, не пускай ко мне никого. Я не хочу… Слышать больше не могу всех этих сочувствующих речей.

Рыков внимательно смотрел на меня. Уточнил:

- Никого?

Я сомневалась всего секунду, затем повторила:

- Никого.

Пал Палыч вошёл в дом через те же стеклянные двери, прикрыл их за собой, и я знала, что через них в сад больше никто не выйдет, при всём желании.

Я долго сидела в саду, в беседке. Дождь прекратился, я дышала влажным, наполненным ароматом цветов, воздухом, теребила золотой кулончик на шее, и наблюдала за тем, как разъезжаются гости. Деревья мешали видеть полную картину, но отъезжающие практически один за одним, автомобили, я видела. И мне становилось легче. Легче, легче, до какого-то момента. Люди в доме мне мешали, раздражали своим сочувствием, искренним или нет, я хотела остаться одна, в тишине, а потом… потом мне пришло в голову, что одиночество и тишина – это теперь надолго. Люди разъедутся с похорон по своим домам, по своим жизням, в которых ничего не изменилось, а я останусь в этом огромном доме, не зная, что предпринять, чтобы вернуть хоть крупинку прежнего счастья, прежнего спокойствия. Отлично понимая, что ничего уже не вернуть.

- Выпей. – Когда я вернулась в дом, дождавшись, когда всё окончательно стихнет, и, успев немного замерзнуть на прохладном после дождя ветре, ко мне тут же подошла Шура. Поставила на столик передо мной чашку с горячим чаем. Поставила, вздохнула и присела рядом. Сказала: - Ромашку тебе заварила. Чтобы уснуть спокойно.

В гостиной был заметен беспорядок. Нанятые специально на этот вечер официанты, успели прибрать со столов грязную посуду, но в гостиной, обычно идеально прибранной, чувствовалось совсем недавнее присутствие большого количества людей. Я неспешно обводила взглядом комнату. Конечно же, взгляд сам собой остановился на портрете отца. Сердце болезненно сжалось. Сжалось, и мне тут же захотелось плакать. Это происходило уже третий день. На какие-то минуты, мгновения я отвлекалась, забывала, до сих пор не верила в свою потерю, а потом меня в одну секунду накрывало осознание, и к горлу подступал болезненный комок. Я до сих пор не могла понять, как же мне жить дальше. Без отца. Без человека, который всю жизнь был рядом со мной, каждый день, любил, заботился и оберегал. Несправедливо. Несправедливо оставлять человека одиноким, одного в целом мире.

Словно подслушав мои мысли, Шура сказала:

- И ведь никаких родственников рядом… - Протянула руку, и сжала мою ладонь, в знак поддержки.

Я на домработницу посмотрела, и решила не показывать ей, насколько сильно меня саму эта мысль тревожит. Даже губы в улыбке растянула.

- У меня ты есть. И Пал Палыч.

- Я же не об этом, Марьяна.

У меня вырвался вздох.

- Знаю. – А потом довольно бодро добавила: - У папы двоюродные брат с сестрой есть. Где-то в Краснодаре. Он мне рассказывал. Так что, теоретически, родня у меня есть. У них, наверняка, есть семьи, дети. Мои братья и сестры.

- Ну да, - скептически заметила Шура, - не хватало нам бедных родственников при оглашении завещания.

- Знаешь ли, - решила возмутиться я, - на тебя не угодишь.

Шура махнула на меня рукой.

- Ты знаешь, о чем я говорю. Тебе поддержка нужна, опора. Близкий человек рядом. А не незнакомые люди, которые начнут тянуть из тебя деньги.

Я всё-таки выпила ромашковый чай. А Шуре серьезным тоном сообщила:

- Чего нет, того нет. Будем исходить из реалий сложившихся обстоятельств. – Я с дивана поднялась. – Пойду спать. Завтра меня ждут в главном офисе. На обсуждении ситуации. – Я дошла до распахнутых в холл дверей, и негромко призналась: - Понятия не имею, что мне делать, Шура.

- А ты возьми с собой Пал Палыча, - неожиданно предложила она.

Я удивилась.

- Зачем?

У Шуры, судя по всему, ответа на этот вопрос не было, и она лишь развела руками.

- Для моральной поддержки.

Замечательный выход из ситуации. Пал Палыч, с его широкими плечами и суровой физиономией. Но спорить я не стала, Шуре сказала:

- Я завтра об этом подумаю. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, дорогая.

Шура смотрела мне в спину печальным взглядом. Я не оборачивалась, но знала, что это так. И от этого её взгляда мне хотелось поскорее скрыться.

Наверное, от накопившегося за последние дни стресса, организм всё же решил за себя побороться, и спала я этой ночью на удивление крепко. Без снов, без пробуждений. А когда проснулась, поняла, что комнату заливает солнечный свет. Я зажмурилась, сладко потянулась, подумала о том, что выспалась, а потом всё вспомнила. И настроение тут же пропало. Даже солнечный день после дождливого, совсем не радовал.

В столовой, куда я спустилась к завтраку, хотя, голода совершенно не чувствовала, бубнил телевизор.

- Финансово-промышленная группа компаний под управлением Александра Дегтярева много лет успешно преумножала свои капиталы. Совет директоров концерна «Астракт», основанного в 2000-м году, ежегодно голосовал за кандидатуру Александра Гавриловича на пост генерального директора. И сейчас всех очень интересует, кто займёт его кабинет, а, самое главное, сможет ли достойно заменить Александра Дегтярёва на его месте. Напоминаем, что этим утром, после открытия Московской биржи, на фоне новостей о смерти отца-основателя, цена акций концерна «Астракт» упала на пять пунктов. И, скорее всего, продолжит падать, в ожидании новостей о появлении кандидата на должность управляющего.

Я недовольно покосилась на экран телевизора, на молодого диктора в модном костюме, который с нейтральным выражением лица рассказывал о том, какие не радужные перспективы маячат впереди у отцовского бизнеса. Все ждали оглашения завещания, ждали назначения нового генерального директора, гадали, оставил ли Александр Дегтярев какие-то прямые указания на случай своей кончины. У меня же клокотало всё внутри, когда я слышала эти досужие разговоры. У меня отец умер, а, кажется, что вся страна обсуждает только стоимость акций компании.

Шура пила какао, Шура обожала какао, и очень внимательно слушала диктора. Вид имела встревоженный. Я обошла обеденный стол, села на своё привычное место, по правую руку от стула, на котором всегда сидел отец. Потянулась за кофейником. Не выдержала и поинтересовалась у домработницы:

- Ты что-то поняла из того, что услышала?

- Поняла, - вздохнула та. На меня посмотрела. – Что дела наши не очень.

Я якобы равнодушно пожала плечами.

- Нормальные у нас дела. Даже если меня вынудят продать свою часть акций, денег хватит на три жизни. А то и больше. Так что…

- Жалко же, Марьяна. Отец всю жизнь на этот бизнес положил. А они захапают, не постесняются. Всё, что смогут, то и захапают. И подсказать тебе некому.

Я усмехнулась и напомнила ей:

- А как же Пал Палыч?

Шура махнула на меня рукой.

- Ладно смеяться-то. Я же за тебя переживаю.

Усмехаться я, на самом деле, прекратила. Согласно кивнула.

- Я знаю, Шура. – Решила её немного успокоить: - Не надо тебе обо всё этом думать. Что бы ни случилось с бизнесом, уверена, о нас папа подумал. Какой-нибудь секретный план… Наставление, пункт в завещании… Что-нибудь точно есть.

- Будем надеяться.

Я пила кофе маленькими глотками, время от времени мой взгляд возвращался к пустующему стулу папы-медведя. Прошло всего три дня, а мне ужасно его не хватало.